Поколение ВШЭ: история в лицах

Праздник – это воспоминание. Поэтому в основу этого, праздничного выпуска «Окон роста» легла идея рассказать историю Вышки через биографии её преподавателей. В сущности, «поколение ВШЭ» – это не одно, а несколько поколений. Кому-то повезло с учителями больше, кому-то меньше. Одни были в оппозиции власти, другие встраивались в систему без напряжения, третьи начали свою преподавательскую деятельность уже в эпоху реформ. Но всех этих людей объединяет принадлежность к Вышке. На страницах сегодняшнего выпуска – фрагменты книги «Поколение ВШЭ: Учителя об учителях».

Прошлое: начало

Интерес к математике возник у меня довольно рано. Где-то в начальной школе у меня уже получалось находить ошибки у учителя, придумывать нестандартные решения задач. Наша учительница в начальной школе всегда знала только одно решение, а я придумывал еще одно: иногда в стандартном решении получалось четыре действия, а я решал задачу в три действия, и это производило впе­чатление.

Виктор Васильев

 

В школьные годы меня больше тянуло к экономической истории, к анализу экономической ситуации в стране. Для меня основной проблемой было, почему так пло­хо живут вокруг меня люди, в том числе и я сам, и мой отец – потомственный рабочий, а жили мы практически как нищие, у нас ничего не было. Все время приходи­лось одалживать деньги, думать, как их добывать… Тогда это было массовым явлени­ем. Страна, делавшая ракеты, атомные бомбы и опере­дившая большую часть мира в создании современного вооружения, позволяла себе такую вещь, как массовая нищета основной части населения.

Овсей Шкаратан

 

Мне трудно назвать какого-то одного человека, который был моим учителем. Но я очень ценю то, что учился на экономическом факультете МГУ: там была атмосфера… в которой нельзя было просто учить и зубрить, приходилось думать, спорить, ис­кать аргументы. <…>

Потом я пытался понять, что же такое там происходило, что вызвало во мне такие перемены. Думаю, что глав­ную роль играла некая атмосфера свободы.

Олег Ананьин

 

Наш рек­тор был на первый взгляд ригидный коммунист, но, когда одна партийная начальница попыталась заставить меня проводить линейки с подъемом флага, то он нас прикрыл, заявив, что для славы страны решение задач по физике важнее, чем строевая выправка. Пожалуй, в тот момент я глянул на него как на возможного учителя.

Исак Фрумин

 

После окончания мехмата я хотел поступать в аспиран­туру, но меня туда не взяли... Тогда существовали две инстанции, которые решали, кому идти в аспирантуру, а кому нет, сразу по­сле окончания мехмата – комитет комсомола и партком. Они как-то разделяли между собой эти обязанности – кто кого не пропускает. Мне достался комитет комсо­мола, он не дал мне рекомендации, и в аспирантуре я не остался.

Сергей Ландо

…В 1980 году мой товарищ… предложил мне перейти в НИИ по ценообразованию. <…> Первый ученый совет, на который я пришел в НИИ цен, произвел на меня шокирующее впечатление. Диалог был примерно такой: «Вот это то-то и то-то, по­тому что Маркс в третьем томе “Капитала” сказал так-то и так-то». – «Да, но вот в четвертом томе он сказал следующее…» И это было всерьез. А я все-таки защи­щался в Физтехе, и для меня это было полным безуми­ем.

Григорий Канторович

 

…Я преподавал странную дисциплину, которая называлась экономической кибернетикой. Это была своего рода уступка советской системы здравому смыслу – академическому экономическому образованию. Читать просто микроэкономику или макроэкономику по определённым причинам было не принято, таких курсов нигде не было. <…> Несколько позже я понял, что читал, по сути дела, элементы курса микроэкономики, и, поняв это, пустился во все тяжкие и просто начал читать студентам микроэкономику под странной вывеской экономической кибернетики.

Леонид Полищук

 

Мы по­нимали, что у нас нет или очень мало подлинной инфор­мации, которая позволила бы направить нашу энергию в сторону практических усилий. Для нас в значительной степени была закрыта реальная статистика, а опублико­ванная не давала представления о том, в каком состоянии находится экономика. Но было стойкое неприятие того, что мы видим вокруг.

Александр Чепуренко

 

…На самом деле советская систе­ма одну вещь строго запрещала – это реальное создание гуманитарной научной школы. По моим наблюдениям, это отслеживалось и тут же пресекалось, потому что это уже был бы субъект, не вписывающийся в систему. Раз­решали только каким-то кружкам существовать – на­пример, методологическим. Это не очень было опасно. Поэтому многие мои сверстники прошли через кружки типа кружка Щедровицкого. И таких кружков было не­мало. …В них люди… получали альтерна­тивное образование.

Александр Доброхотов

 

Дмитрий Алексеевич Ольдерогге, патриарх отече­ственной африканистики, говорил мне: «Надо делать не только то, что начальство приказывает, но и то, что оно категорически запрещает, – потому что именно это зав­тра и будет самым важным».

Аполлон Давидсон

 

Настоящее: Вышка

Каков был главный урок моих учителей? В первую оче­редь, это университетская научная этика – честность, бескомпромиссность науки, жизнь в ее мировом мейн­стриме. Именно университетский этос стал первым и главным достижением ВШЭ с момента ее создания. Собственно, первая составляющая бренда Вышки с са­мого начала – это университетский этос во всех обла­стях деятельности нашего Университета.

Лев Любимов

…Когда [мне предложили] поучаствовать в создании совершенно нового учебного заведения, в котором все образование будет вестись на русском языке, но по западным методикам, я к этому отнесся с удивлением. Начало 90-х – вокруг все разру­шается и сыплется, и тут вдруг – создавать новый го­сударственный университет. Это выглядело довольно авантюрно. <…>

Это был потрясающий набор. К нам пришли люди, имеющие хо­рошее образование, часто техническое, оставшиеся в начале 90-х годов из-за распада советской научно-тех­нической сферы совершенно без денег, не способные прокормить семью и остро нуждавшиеся в новой – востребованной – профессии. Придя с такой мотивацией, они учились как звери. К ним в аудиторию нужно было входить, как в клетку с тиграми, – так они из тебя вытя­гивали знания.

Игорь Липсиц

 

Сейчас ведь даже трудно представить, с чего мы начинали. Например, я впервые стал знакомиться с таким предметом, как эконометрика. В России никогда такого предмета не было, нигде его не преподавали. <…> Приходилось быть учеником и учителем одновременно. <…> Это было удивительное ощущение – на работу ходил как на праздник. Весь первый год работы в Вышке – замечательное время. Нам было так интересно сюда ез­дить, общаться друг с другом, и студенты были такие интересные и очень мотивированные. Они искали себя. Мы мало что знали в экономике – и они мало что знали в экономике. И мы, и они впитывали всё.

Григорий Канторович

 

…Идеология… призы­вать людей из математики и физики – сыграла свою роль, потому что у нас были нормальные критерии на­учности. Мы понимали, что необходимо дать место ис­следованию. А вся советская педагогика базировалась вовсе не на исследованиях, она была нормативная: про то, как должно быть, а не про то, как жизнь устроена. А ведь устроена она по своим законам.

Исак Фрумин

…Я перешел на работу в ВШЭ, и начался новый курс учебы, который продолжается и поныне. Здесь есть у кого учиться не только студентам, но и про­фессорам. <…>  Сегодня у нас есть свои ученики, которых мы учим, но и сами учимся у них. В частности, приобретаем те знания, которые в наши студенческие годы были не­доступны, а сейчас являются частью образовательного стандарта.

Владимир Гимпельсон

 

Мы – те, кто учил студентов в то время, – на самом деле уже устарели. Уро­вень подготовки у наших студентов гораздо более вы­сокий. Я бы сказал, что в Вышке это близко к уровню лучших западных университетов.

Евгений Ясин

 

...Появилась заинтересованная молодежь. Мо­жет быть, я буду противоречить общему тону, но мне кажется, что она лучше стала в последнее время. Я вижу, какие ребята приходят на первый курс: они более моти­вированные, более заинтересованные. И еще есть такой параметр, как соотношение лучшей части с балластом группы. Сейчас заметно растет активная часть студен­ческой группы, которая сразу тянет за собой какую-то часть пассивной. К тому же подросло поколение препо­давателей, которым сейчас около тридцати, выросших в условиях свободы. Им тоже интересно работать со студентами.

Александр Доброхотов

 

Я сейчас уже не могу точно вспомнить, ка­кие были рациональные основания для выбора именно Вышки. Ведь тогда о Вышке мало кто знал, многие спра­шивали: «Высшая школа экономики? А что это такое?» Это теперь бренд, это теперь мы конкурируем с МГУ, а тогда это была небольшая магистратура, три факульте­та, все друг друга знали и существовала политика от­крытых дверей – ты в любой момент мог войти в каби­нет ректора. Я ни минуты не жалею, что пришел именно сюда, потому что здесь можно сделать то, чего нельзя сделать больше нигде в России. У нас не было ни одного случая, чтобы кто-то из крупных бизнесменов отказал­ся прочитать лекцию для наших студентов. Ни одного!

Сергей Филонович

 

…В Вышке я работаю уже двадцать лет. Существует теория, что человек каждые семь лет дол­жен менять место работы, чтобы не останавливаться в своем развитии. Мне кажется, что это не относится к работникам нашего университета. Вышка сама посто­янно меняется (даже чаще, чем раз в семь лет), и опять надо учиться, чтобы соответствовать новым требовани­ям. При этом в НИУ ВШЭ работают очень интересные люди – конечно, они не учителя, а коллеги, но и у коллег можно многому научиться.

Николай Берзон

Будущее: чему и как учить?

Сегодня у нас нередко образовательные услуги уподобляют услугам в салоне красоты или массажном салоне: я плачу деньги, а вы сделайте из меня, даже если я неуч и лентяй, образованного и успешного человека. Очевид­но, что, в отличие от названных учреждений, универси­тет предполагает напряженный труд и сотрудничество обеих сторон: тех, кто оказывает, и тех, кому оказывают услуги. …Плохого ученика, не мотивированного к учебе, без подобающей трудовой этики и, конечно, без соответствующих способностей, даже самый лучший преподаватель ничему научить не сможет, а хороший ученик не очень-то и нуждается в учителях. Но для того, кто хочет и может учиться, зна­чение тех, кто учит, прямо или косвенно, огромно.

Александр Гофман

Поразительный успех той уникальной и не имеющей мировых аналогов системы математического образо­вания, что сложилась сейчас в ведущих математиче­ских школах России, во многом основан на традиции личного, индивидуального общения учителя с учени­ком – беседе один на один, с глазу на глаз. Ученикам дают задачи. Ученики их обдумывают и решают или не решают – сами или в компании с однокашниками. А после этого происходит занятие с преподавателем, которое состоит в обсуждении данных задач. Это об­суждение никоим образом не является «контрольным мероприятием» по проверке домашнего задания. Оно, собственно, и есть процесс обучения. <…>

И ведь точно так же, по сути своей, обстоят дела в об­учении живописи, музыке, актерскому искусству. Ин­дивидуальное мастерство в любом виде творчества всегда передается из рук в руки, от мастера к ученику.

Алексей Городенцев

 

Я сейчас думаю, что надо бы поменьше поточных лек­ций читать, но побольше маленьких групп создавать, которые работают на определенную задачу. Тут важно, чтобы учеников был какой-то кворум – «не меньше числа граций, не больше числа муз». Это было бы опти­мально.

Александр Доброхотов

 

Я часто вспоминаю слова Хосе Ортеги-и-Гассета о том, что либерализм – это самый благородный призыв, когда-либо прозвучавший на земле. Это право, которое сильный уступает слабому и даже своему врагу. Я признаю либерализм именно в таком понимании. И я против либерализма технокра­тического, у которого один божок – эффективность, когда воспринимаются только успешные, а «лузеры, аутсайдеры» становятся лишними. <…> Тот же Чи­черин говорил, что человек не может быть средством для государства. Он всегда цель. <…> В этом контексте я делю людей на две части. Одни счи­тают, что самое главное – гордиться своей державой. То есть я для государства, а не государство для меня. Другие исходят из того, что государство должно существовать для меня, для нас. Я – личность. Я испо­ведую второй взгляд. И мне кажется, что мне удается передать эту идею своим студентам.

Михаил Краснов

 

Своих студентов я прежде всего учу задавать вопросы. Когда студенты только приходят к нам, они живут в мире готовых ответов. А я им пытаюсь демонстрировать, что если эти от­веты и адекватны, то только в очень ограниченной области, и к нашей реальности они малоприменимы. Это ответы из других миров. Таковы, например, практически все ответы, которые навязывают студентам дурно понятые переводные работы по экономической теории. Поэтому я их учу форму­лировать и задавать вопросы. Они сдают экзамен, задавая вопросы мне, а не наоборот. Задать вопрос гораздо сложнее, чем выдать заученный наспех ответ, – не спишешь.

Симон Кордонский

 

Применительно к экономическому образо­ванию я вижу на данный момент две главные проблемы. Первая – это…  что студент осваивает науку как набор неких истин, готовых алгоритмов, а не как сферу научного поиска, спектр нерешенных задач. И он не приучается вдумываться в то, почему ученые спорят, почему есть разногласия. Конечно, не студенты в этом виноваты, это мы их так настраиваем, это пробелы в наших учебных планах и программах. Вторая проблема экономистов в том, что мы мало учим реальной жизни, реальной экономике. И это не только российская про­блема. Для условного «Гарварда» она не менее актуальна. Студенты учат абстрактные модели, и у них часто не остается времени на то, чтобы понять, как применять эти модели в жизни.

Олег Ананьин

 

Знание предметной области – достаточное условие успеха, а необходимое – умение понимать клиента. На мой взгляд, на первом курсе должна быть практика, связанная с обслуживанием клиентов. Не важно, «Мак­доналдс» это будет или банк. <…> На втором курсе нужно понять, как движутся товары. Ну, может быть, самая понятная вещь – это на складе поработать: прием, отправление, передача груза, продвижение то­вара. А уже после этих двух видов практики можно заниматься бумажной работой. Если такой практики у студентов нет, то они не могут различать оттенков. А профессионализм – это способность воспринимать оттенки. Мне на фабрике «Большевичка» объясняли, что закройщик различает 72 оттенка черного цвета. Я запомнил эту цифру на всю жизнь.

Владимир Коссов

21 ноября, 2013 г.