- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
Профессор факультета социальных наук
Андрей Медушевский, профессор департамента политической науки факультета социальных наук НИУ ВШЭ
В отличие от ряда традиционных фундаментальных дисциплин гуманитарного образования (право, социология, история), политическая наука находится на стадии становления: продолжаются активные интернациональные дебаты о ее предмете, методах, границах, разделяющих ее с другими дисциплинами. Политология, в сущности, остается в настоящее время скорее областью знания, а не наукой в строгом смысле слова: она не выработала собственного наукоучения, являющегося признаком любой «зрелой» науки, заимствует методы и объясняющие подходы из других дисциплин (права, психологии, социологии, лингвистики, статистики), научные школы находятся на стадии формирования, смена парадигм в ней определяется не столько имманентным развитием самой дисциплины, сколько их привнесением из других областей знаний, добившихся больших результатов в доказательности результатов, причем при активном участии их представителей. Это, конечно, создает большие трудности, но одновременно это вызов научному сообществу, поскольку данная область знаний – зона эксперимента и активного поиска, а строгие теоретические выводы проходят немедленную проверку в практике повседневной политической борьбы, окрашенной конфликтом интересов, эмоциями и завышенными ожиданиями.
Это создает особую ситуацию в решении вопроса смены поколений. Прежде всего в политической науке особенно важно различать профессию и призвание. Профессиональная институционализация этой области знаний формально осуществлена (в виде создания факультетов, кафедр, научных направлений, журналов, учебных курсов). Однако в качестве направления научной специализации данная дисциплина еще находится в поиске своей идентичности, а участники этого поиска руководствуются различным набором мотиваций, включающих как собственно научный, так и пассионарный политический интерес – стремление к реформированию существующего общественного и политического устройства с позиций общественного идеала, либо, напротив, стремление приспособиться к нему. В отличие от других, более стабильных общественных наук, смена поколений в политологии четко отражает эти составляющие, представленные соответственно «профессионалами», «идеалистами», а также прагматиками (в основном ориентированными на политическую или бюрократическую карьеру).
Другая сторона вопроса – расширение информационного обмена (как непосредственного, так и опосредованного) в связи с глобализацией, информатизацией и ростом социальной мобильности. В процессе смены поколений эти тенденции ведут к отказу от замкнутости, расширению коммуникаций российской и мировой науки, преодолению традиционных стереотипов с позиций компаративистики и междисциплинарной кооперации – в частности, путем интеграции в политическую науку идей и представителей других областей гуманитарного познания. Этот процесс, несомненно объективный, имеет для молодого поколения исследователей не только очевидную позитивную сторону, но и негативную составляющую: выводы более «престижных» научных школ принимаются на веру без необходимой верификации, тенденция к механическому накоплению данных часто не сопровождается их критическим осмыслением, отмечается растущий методологический релятивизм, заменяющий собственную работу мысли.
Третья составляющая процесса смены поколений – конструирование профессиональной этики научного сообщества. Образ любой науки в общественном сознании определяется тем, как она сама позиционирует свои методы, цели и задачи. Негативный образ политической науки как дисциплины, обслуживающей власть, связан прежде всего с недооценкой профессионализма и доказательных методов анализа политического процесса. Формирование этики научного сообщества политических аналитиков новейшего времени определяется прежде всего профессионализмом и беспристрастностью анализа, свободой от идеологических оценок, апелляцией к доказательным методам добывания точного знания. Этика политических аналитиков по своему значению сопоставима с медицинской этикой – со сходными последствиями для общества.
Смена поколений в науке есть естественный процесс, один из инструментов преодоления стереотипов – принятия новых научных концепций, институтов и стандартов поведения. Однако содержательное наполнение этих изменений зависит от состояния научного сообщества и в целом степени его адекватности запросу общества на подлинное доказательное знание (или, что не менее важно, отсутствию такого запроса). Если это инструмент, то его использование может иметь как позитивный, так и негативный эффект. Насколько смена поколений позволит приблизиться к достижению идеала политической науки – покажет время.
Заведующий Отделением востоковедения
Алексей Маслов, профессор, руководитель Школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ
Да, безусловно, проблема существует и стоит достаточно остро. Основная проблема заключается в том, что, чтобы стать профессиональным востоковедом, требуется не только профильное образование с надписью в дипломе «Востоковедение», но как минимум пять-семь лет работы по профессии, чтобы начать понимать саму логику восточной культуры, политики или менталитета. К сожалению, в 90-е годы много людей, получивших востоковедческое образование, ушли из профессии, не закрепив свои навыки, или покинули Россию, и сегодня мы видим чрезвычайную нехватку специалистов во многих областях. Существуют целые пласты незакрытых тем в востоковедении – от изучения ряда исторических периодов до, например, анализа правоприменения, бизнеса, предпринимательства или национального менталитета в странах Востока. Мы видим очевидный провал в области 35-50-летних востоковедов.
Традиционно востоковедение было штучным и в известной степени элитным производством кадров, требующим очень тесной связи наставника со студентом, на чем и базировались отечественные научные и аналитические школы. Сегодня из-за гонки за коэффициентами эффективности и показателями «число студентов на одного преподавателя» эта традиция утрачена.
Безусловно, новому поколению востоковедов доступна самая широчайшая информационная база, начиная от оцифрованных древних текстов в 3D-проекции (т.е. не надо ехать в арабские или китайские библиотеки, чтобы просто посмотреть трактат) до статистических, библиотечных и иных баз данных, что заметно повышает и охват решаемых проблем, и уровень исследований. Другая позитивная сторона – максимальная простота стажировок в странах Востока или в ведущих научно-аналитических центрах Запада. И в этом плане важнейшим позитивным моментом можно считать то, что российское востоковедение постепенно становится частью мирового востоковедческого сообщества, и это вскоре должно отразиться и на уровне исследований, и на поднимаемых темах.
Многие новые востоковеды говорят на вполне сносном разговорном восточном языке, в то время как у старшего поколения язык был в основном «письменным».
Но это и создает иллюзию простоты ответа на серьезные вопросы и торопливость в выводах. Уходит фундаментализм работ и глубина осмысления проблемы. Ведь востоковедение – это серьезная научно-аналитическая область со своей методологией и логикой исследования. Для овладения этим требуется время.
Размывается и содержательная часть востоковедения в сознании нового поколения. Ряд молодых востоковедов просто дезориентирован. Они не понимают то, чем вообще занимается востоковедение и какие методы использует. А поэтому работы по востоковедению подменяются политологией, экономикой или международными отношениями и написаны абстрактно, без учета национально-культурной специфики. Как следствие, заметно повысилось число откровенно мусорных работ по Востоку или представляющих далекую от востоковедческого исследования или аналитики беллетристику.
Школа культурологии: Профессор
Галина Зверева, профессор, заведующая кафедрой истории и теории культуры, руководитель отделения социокультурных исследований РГГУ, профессор Школы культурологии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ
Смена поколений в российской культурологии – явление общее для всех областей российской науки 1990-х – начала 2000-х годов. Однако в культурологии есть свои особенности в динамике поколений и свои проблемы. Они связаны прежде всего с тем, что культурология как область специализированного социально-гуманитарного знания возникла в условиях распада СССР, создания постсоветского общества и новых социальных институтов.
Первое поколение собственно культурологов формировалось на протяжении 1990-х годов в условиях становления университетских профессиональных образовательных программ по специальности (а позже и направлению) «культурология». Тогда же в научном поле культурологии складывался корпус базовой аналитической литературы (новой, переводной, переиздаваемой после долгих десятилетий забвения), а также словарей, энциклопедий, учебников. 1990-е – это время налаживания профессиональных научных коммуникаций. Тогда появились первые научные журналы по культурологии, открылись культурологические рубрики в многоотраслевых научных периодических изданиях, стали проводиться специализированные научные конференции по проблемам культурологии. Процесс институционализации научной и академической культурологии – это труд и дело поколения 1960-1980-х годов, профессионалов, представлявших разные отрасли специализированного знания. Культурологию обустраивали философы, филологи, историки, искусствоведы, которые по большей части уже состоялись в своих профессиях к началу 1990-х годов. Они обладали различным научным и академическим статусом, имели разные идейные установки, методологические ориентиры и научные языки. В российской культурологии тех лет элементы научной открытости и проективности причудливо сочетались с рудиментами советской обществоведческой архаики.
Именно в такой слоистой противоречивой среде выросло поколение профессионалов-культурологов, которые заявили о себе в российской науке в первое десятилетие 2000-х годов. Тогда же обнаружились признаки методологического и конкретно-научного разрыва между поколением российских гуманитариев и обществоведов, которые создавали культурологию, и поколением тридцати- и сорокалетних, которые не только ее осваивали, но и критически перерабатывали, активно включаясь в мировые научные коммуникации. «Молодые» обозначили своими научными работами разрыв с универсалистским метадисциплинарным пониманием культурологии. Для них научная работа в области культурологии неразрывно связана с процессом овладения современными теориями, концепциями, языками и поиском возможностей их практического применения в конкретных социокультурных исследованиях. По крайней мере две идеи стали определять содержание и направления профессиональной научной деятельности «молодых» культурологов в начале 2000-х годов. Одна из них: теория должна «работать». Другая: любой объект умопостигаемого мира может представлять научный интерес для исследователя-культуролога, если попытаться провести его «культурное измерение», то есть рассматривать из перспективы производства культурных значений, их продвижения в разных средах и контекстах и освоения в разных системах социальных коммуникаций.
Вместе с тем в научной работе поколения культурологов начала 2000-х можно заметить черты поверхностного схватывания привлекательных теоретико-методологических установок и схлопывания разновременных интеллектуальных опытов, которые вырабатывались в мировом научном знании на протяжении ХХ века. Если же попытаться определить наиболее уязвимую сторону научной деятельности поколения начала 2000-х годов, то ее можно охарактеризовать как воспроизводство частью «молодых» профессионалов так называемой серой зоны (наукообразие, непонимание отличия области культурологии от других областей социально-гуманитарного знания, нерефлексивное использование базовых понятий, неумение работать с вербальными, визуальными и другими текстами и проч.). Большие проблемы имеются и в самом качестве подготовки научных кадров российских культурологов. В академической системе (в университетах и институтах культуры и искусства) сохраняются заметные противоречия в понимании самих результатов современного культурологического образования, содержания и направлений социокультурных исследований (фундаментальных и прикладных).
Сейчас, в середине второго десятилетия 2000-х годов, уже стоит говорить о формировании следующего поколения профессионалов-культурологов, которые выходят в пространство научных коммуникаций с первыми серьезными результатами своей исследовательской деятельности. Их учителя и научные наставники – «молодые» культурологи начала 2000-х. Между этими двумя поколениями гораздо больше профессиональных связей и научного взаимопонимания, чем это было в культурологических сообществах на рубеже 1990-2000-х.
Профессор Кафедры организационной психологии
Надежда Лебедева, профессор департамента психологии факультета социальных наук НИУ ВШЭ, заведующая Международной научно-учебной лабораторией социокультурных исследований
Смена поколений в отечественной психологии, как и в любой другой сфере жизни, неизбежна и естественна. Современная наука зачастую развивается малыми научными группами, в которые входят люди разных поколений, сначала дополняющие, а потом и сменяющие друг друга. Смена поколений заключается и в том, что психологи молодого и среднего возраста все чаще занимают ключевые позиции не только в науке и образовании, но и в управлении и администрировании. И это замечательно. Востребованными становятся такие качества, как стремление быть на острие новых теорий и методологии исследования, умение смотреть на образование глазами студентов, добавлять новое, свежее, спорное в устоявшуюся академическую среду. Это мне как раз больше всего импонирует в молодых. Хотя это не всегда прерогатива возраста, встречаются и молодые «старички», предпочитающие идти проторенными дорогами.
Причины смены поколений в науке обусловлены в том числе и сравнительно недавней открытостью российской науки, необходимостью преодолевать разрыв между отечественной и зарубежной психологией, образовавшийся в советский период нашей истории. Для того чтобы работать на международном уровне, публиковаться в ведущих зарубежных журналах, нужно знать все, что было сделано в твоей области до тебя. Для этого нужен свободный английский язык, хорошее базовое образование и владение современными методами исследования и обработки данных. Молодые психологи, особенно в нашем университете, стартуют с других позиций, нежели психологи моего поколения. У них есть возможность раннего погружения в науку в НУЛах и НУГах, получения образования за рубежом и стажировок в ведущих университетах мира. Правда, это нередко приводит к тому, что для продолжения своей академической карьеры они уезжают за рубеж, где становятся вполне конкурентными и часто опережают зарубежных сверстников в своем академическом развитии.
Сильные стороны молодых ученых-психологов – в их умении использовать все предоставляемые (в частности, Вышкой) ресурсы для своего развития: гранты, мобильность, участие в международных проектах и т.д. Они более технологичны, т.е. владеют самыми современными методами исследования и обработки данных, средствами презентации, лучше знают английский язык. Они свободнее в общении, их меньше сковывают социальные и культурные нормы, они прагматики. Вместе с тем, в отличие от психологов моего поколения, они меньшие универсалисты: у некоторых из них менее широкий кругозор, они не так хорошо знают литературу, музыку, живопись, менее склонны философствовать… Возможно, просто в силу возраста. Они не так глубоко знают и понимают отечественную историю, не столь патриотичны, что ли. Родиться в России для некоторых из них – «досадное недоразумение», которое нужно постараться поскорее исправить, поэтому многие из них нацелены уехать за границу в поисках счастья и благополучия. Думаю, это период поиска себя, и взгляды могут меняться с возрастом и опытом.
Но при этом всех нас объединяет любовь к науке – к поиску причин и следствий – и счастье открытий, больших и малых. Этот дух науки не зависит от возраста и поколения, либо он есть, либо его нет. Меня радует, что он есть у всех, кто остался в науке и приходит в нее с каждым новым выпуском.
Кафедра организационной психологии: Профессор
Владимир Штроо, профессор, заведующий кафедрой организационной психологии департамента психологии факультета социальных наук НИУ ВШЭ
Проблема обычно возникает тогда, когда мы обнаруживаем, что реальность не соответствует нашим ожиданиям. Мои ожидания по отношению к «новому поколению» российских психологов можно выразить коротко: хотелось бы, чтобы они превзошли нас, – чтобы знали больше нас, чтобы умели лучше нас, чтобы были смелее нас, чтобы были добрее нас, чтобы были мудрее нас. А вот судить о том, каковы они, нынешние молодые российские психологи, мне довольно сложно. Они очень разные.
Предположу, что проблема смены поколений в науке сегодня, если она есть, порождается прежде всего возрастающей прямо на наших глазах скоростью этой самой смены.
Передо мной как преподавателем высшей школы за четверть века прошло несколько поколений студентов, избравших психологию своей вузовской специальностью. Далеко не все из них стали профессиональными психологами, многие ушли из этой профессии по различным причинам. Тех же, кто избрал научную стезю (я сознательно не употребляю здесь расхожего выражения «научная карьера»), и вовсе единицы. Это нормально. Такая картина характерна и для моего поколения выпускников факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова 1980-х годов. Сегодня меня радует, что такие ребята все-таки есть – те, кому научная деятельность доставляет удовольствие, кто не утратил детской способности удивляться!
Понимая, что рискую воспроизвести здесь межпоколенные стереотипы, которые существовали всегда и мало чем отличаются от поколения к поколению на протяжении всей истории человечества, попробую тем не менее сформулировать свои впечатления о новой генерации ученых-психологов. Они менее ориентированы на авторитеты – и в смысле персоналий, включая их собственных учителей, и в смысле научных идей. По этой причине, как мне кажется, уходит в прошлое такой социальный институт, как научная школа. Они довольно уверены в себе и своей правоте, что порой выражается в безапелляционности их суждений. Они, возможно, менее романтичны, чем мы, – психология утратила в их глазах ореол таинственности и непостижимости. Они весьма прагматичны, что выражается в легкой смене научных интересов. Их привлекают (но ненадолго), как правило, только те научные темы, которые имеют высокую степень вероятности получения исследовательского гранта и возможность публикаций. Пожалуй, это основное для меня. В моих суждениях нет упрека в адрес молодых, такова нынешняя действительность, к которой они, конечно же, приспособлены гораздо лучше, чем мы. Желаю им лишь одного: чтобы они сумели обратить новые знания о человеке во благо ему.