Международные рейтинги университетов: pro et contra

В этом выпуске мы продолжаем дискуссию о международных рейтингах как новом вызове для российских университетов. Своим мнением о возможных стратегиях вхождения в рейтинги и плюсах и минусах такой постановки задачи делятся эксперты: Саймон Марджинсон, Григорий Андрущак и Игорь Чириков.

Каково ваше отношение к международным рейтингам университетов? Насколько они отражают реальное положение вещей?

Профессор Института образования Лондонского университета Саймон Марджинсон

Эти рейтинги ориентированы на некую идеальную модель англо-американского исследовательского университета: во всех институтах они оценивают степень их приближенности к реализации именно этой модели. Один из моих мексиканских коллег называет такой способ оценки гарвардометром. Такие рейтинги, как QS и Times Higher Education, с их многочисленными индикаторами, не являются правильными «гарвардометрами». Они тоже смещены в пользу англо-американской модели, но при этом методологически непоследовательны, поскольку используют произвольные весовые коэффициенты для различных индикаторов и оперируют плохой методологией социальных исследований. Другие рейтинги, такие как ARWU, а также рейтинги, оценивающие научные публикации и цитируемость научных сотрудников (Leiden, SCImago и т.д.), являются более правильными «гарвардометрами».

Ключевой вопрос, отражает ли «гарвардометр» реальное положение вещей. Отражает, но частично. Важным фактором являются сильные, международно признаваемые исследования, потому что большинство инноваций в науке и технологиях сейчас появляется скорее в области взаимодействия с мировой наукой, нежели в дискуссиях и проектах национального масштаба. И «гарвардометры» устанавливают единый эталон международно признаваемых исследований в области науки и технологий, поскольку сами англо-американские университеты производят различные образцы подобных исследований, по крайней мере на сегодняшний день (возможно, так будет не всегда).

Кроме того, такие рейтингине отражают результатов исследований в дисциплинах, развиваемых только в отдельных странах и географических точках, а также ничего не сообщают нам о качестве университетского преподавания и социальных услуг, об уровне локального и регионального развития, социального равенства и т.д. Таким образом, «гарвардометр» измеряет лишь небольшой сегмент деятельности университета. Хотя надо признать, что этот сегмент стратегически важен с точки зрения развития науки и технологий, национальной политики и всемирных общественных благ в области образования и науки.

 

Старший научный сотрудник научно-учебной лаборатории анализа и моделирования институциональной динамики НИУ ВШЭ Григорий Андрущак

Рейтинги всегда отражают только то, что в них заложено. Можно говорить о том, насколько адекватны конкретные методики, насколько объективно они ранжируют вузы и т.д. Если мы говорим про проект «5-100», тут рейтинги принципиально важны для того, чтобы сравнивать себя с другими вузами, находящимися в России и других странах. Они просто ставят нас в ту систему координат, в которой оценивается репутация вуза, наличие и качество образовательных программ, наличие и уровень научных исследований.

 

Заместитель первого проректора, научный сотрудник Института образования НИУ ВШЭ Игорь Чириков

Глобальные рейтинги в последнее время приобретают всё большую известность, и сфера их применения стремительно расширяется. Изначально некоторые из них создавались для решения довольно конкретных задач. К примеру, Шанхайский рейтинг составлялся в Китае для внутреннего пользования: с его помощью хотели определить, в какие вузы лучше всего отправлять китайских студентов для обучения.

У рейтингов есть большое количество ограничений. Во-первых, ядро рейтингов составляют показатели, которые относятся не к настоящему, а к прошлому вуза. Например, в том же Шанхайском рейтинге одним из показателей качества образования в университете является количество лауреатов Нобелевской и Филдсовской премий среди его выпускников. Но ведь понятно, что на момент выпуска будущих лауреатов образовательные программы в вузе были другими. Во-вторых, индикаторы рейтингов в основном ориентированы на качество научной работы: они практически не оценивают качество образования в том или ином университете. В-третьих, исходя из рейтингов вузам крайне сложно определить, что именно им нужно менять, корректировать, в какую сторону двигаться. В этом плане рейтинги предоставляют университетам мало информации. Очень часто бывает так, что, несмотря на все усилия вуза по интернационализации, развитию науки, его место в рейтинге всё равно снижается, например из-за изменений в коэффициентах отдельных показателей.

 

Как вы оцениваете инициативу «5-100», потенциал этой программы и план её реализации?

Саймон Марджинсон

Такая программа нуждается в поддержке определённого набора задач национального масштаба и чётком понимании условий, необходимых для их достижения.Например, каким должен быть баланс между исследованиями, проводимыми на международном уровне в области фундаментальной науки, и другими задачами высшего образования? Какие элементы системы высшего образования должны быть ориентированы на развитие научной деятельности мирового уровня? Какие инвестиции необходимы для достижения высоких результатов в мировом рейтинге по науке, и какие сроки для этого должны быть установлены? Какие стратегии нужно использовать для развития науки мирового уровня? Можно привести примеры таких стратегий из мировой практики, особенно в Восточной Азии и Сингапуре. Однако политика и стратегия развития должны быть разработаны с учётом национальной специфики российского высшего образования. Хотя макрозадача российского правительства поднять российскую науку и технологии до уровня мирового лидерства, несомненно, является искренней, тем не менее я пока не вижу никаких признаков такого мышления и планирования в России. Меня беспокоит то, что эта программа может вызвать повышенные ожидания без чёткого понимания (не говоря уже о консенсусе в этом вопросе) шагов, необходимых для их реализации. В этой ситуации университеты цинично отнесутся к целям программы и будут вести себя так, чтобы максимально улучшить собственную позицию, в то время как правительство будет раздавать ресурсы, руководствуясь политическими факторами, а не рационально-техническими аргументами, касающимися качества планов выстраивания эффективной системы высшего образования. Если нет чёткой связи между ресурсами, целями, средствами, стратегиями и результатами, то цель программы не может быть достигнута.

Перспективы российских вузов попасть в топ-100 пока не очень хорошие, несмотря на наличие в России исторически заложенных внутренних интеллектуальных сил, особенно в области математики, физических и прикладных наук. В принципе, меня беспокоят две вещи. Во-первых, те суммы денег, которые выделяются российским государством для продвижения университетов в топ-100, выглядят сильно заниженными. Китай начал свой проект «985» по развитию девяти (позднее — 39) университетов пятнадцать лет назад. При этом ежегодно его инвестиции в НИОКР росли на 0,1% ВВП в течение десяти лет, и только теперь некоторые из этих университетов попали в топ-200 (хотя их число в топ-500 за этот период времени заметно выросло). Развитие университетов мирового класса — долгий процесс. Всегда есть определённая задержка между инвестициями и увеличением научных результатов, между научными результатами и увеличением объёма цитирований, между увеличением цитируемости и повышением места в рейтинге.

Во-вторых, стратегии развития российских университетов плохо согласуются друг с другом, если сравнивать их с университетами Китая, Гонконга, Тайваня, Сингапура и Южной Кореи.

 

Григорий Андрущак

Рейтингов много, и всё зависит от того, на какие рейтинги мы ориентируемся. Традиционно мы ориентируемся на три самых известных: Шанхайский рейтинг, Times Higher Education и QS. Пробиться в первую сотню этих рейтингов — крайне амбициозная задача. Существуют примеры того, как вузы при огромных, немыслимых усилиях в течение десяти-двенадцати лет продвигались в этих рейтингах примерно на восемьдесят позиций.

Есть рейтинги, которые характеризуют не университеты в целом, а только отдельные направления их деятельности — особенности реализуемых ими образовательных программ либо исследовательскую активность. Вот если мы декомпозируем задачу вхождения в рейтинги аналогичным образом, мы с высокой вероятностью эту задачу выполним. Пока рано утверждать, что некоторые наши инженерно-технические и естественнонаучные вузы смогут занять лидирующие позиции в соответствующих рейтингах. Но в принципе эта задача выполнима.

 

Игорь Чириков

Программа, безусловно, полезная. Аналогичные программы есть и в других странах. Очевидно, разработчики ориентировались на китайский опыт селективной поддержки лучших вузов (программы «211» и «985»), французский опыт реструктуризации и создания центров превосходства, а также немецкий опыт развития институтов поддержки фундаментальной науки. В этом отношении проект вобрал в себя черты различных программ.

Для Вышки, равно как и для других вузов, участие в этом проекте — хороший шанс для рывка вперёд и ускорения темпов развития.

При этом у программы есть и определённые ограничения, главное из которых — недостаточное ресурсное обеспечение. Если сравнивать «5-100» с аналогичными программами других стран, то, например, китайские вузы для своего развития получали несколько дополнительных годовых бюджетов, а вузы-участники «5-100» получают гораздо меньшие ресурсы, не только финансовые, но и в плане развития инфраструктуры, кампусов.

На мой взгляд, пять вузов в топ-100 к 2020 году — это своего рода яркая упаковка проекта, реально же речь идёт о более активной интернационализации и развитии научного потенциала вузов. И если даже по итогам проекта ни один из вузов не войдёт в топ-100, но мы будем иметь десять-пятнадцать университетов, признаваемых в мире, это тоже будет хорошим результатом.

Если методология составления рейтингов существенно не изменится, шансы наших вузов попасть в первую сотню невелики. В настоящее время ни один из вузов-участников проекта не входит даже в топ-300, а за семь лет существования рейтинга QS не было прецедента попадания в первую сотню тех вузов, которые до этого находились ниже третьей сотни. Таким образом, попасть в топ-100 крайне проблематично.

Однако у российских вузов есть хорошие шансы продвинуться в отраслевых рейтингах. Здесь вузы могут сосредоточить свои усилия на развитии отдельных исследовательских направлений. Помимо этого у Вышки есть шанс улучшить свои позиции в рейтинге молодых университетов, основанных менее пятидесяти лет назад. Вообще, для вуза продолжительность его существования крайне важна. Накопленная репутация, ресурсы, история университетов играют большую роль в основных рейтингах. Поэтому быстро продвинуться в основных рейтингах Вышке будет чрезвычайно сложно, а попасть в первую сотню молодых вузов к 2020-му — вполне реальная задача.

 

Каковы возможные стратегии достижения поставленной цели?

Саймон Марджинсон

Ключом к «восточноазиатскому чуду» развития университетов является использование стратегий, направленных на достижение подлинной открытости, международной мобильности талантов и особенно глобального бенчмаркинга — с тем чтобы цели и стандарты определялись мировой, а не национальной системой. Со времён пятидесятых-семидесятых годов, когда технологическое соревнование проходило в рамках отдельных систем, за закрытыми дверями, всё изменилось. В частности, изменился смысл мирового лидерства в науке и технологиях. Возможно, многие в России по-прежнему стремятся к мировому лидерству в том понимании, какое господствовало в советскую эпоху, поэтому и задачу повышения места в рейтингах понимают в том же ключе. Однако с тех пор правила изменились. Теперь смена курса означает переход к коммуникационной глобализации, которая началась с появлением интернета. Сегодня развитие науки и технологий — это мировая система, и страны, которые пытаются выстраивать закрытые или полузакрытые научные системы, обречены на провал как в национальном, так и в мировом масштабе.

Заметное изменение в Китае произошло в 1978 году, когда Дэн Сяопин признал необходимость открытости и ориентации на мировые стандарты. Это создало некоторую напряжённость в решении национальных задач, но привело к невероятным культурным изменениям и явилось основой изменений в китайских университетах, начавшихся в 1990-х годах. Учитывая направленность реформ постсоветской эпохи, удивительно, что Россия до сих пор не претерпела таких же изменений, не пришла к той же открытости, к расширенному международному бенчмаркингу и более эффективному участию в системе мировой науки. При отсутствии духа реформ в университетах, с одной только интернационализацией в активе программа подъёма российской науки на самый верхний уровень имеет ограниченные шансы на успех. Простое усвоение американских рыночных моделей, встраивание их в полузакрытую систему является признаком политиканства старого стиля, а не стратегией интернационализации.

Российская наука и технологии сильнее, чем это фиксирует «гарвардометр». Но есть потолок достижений, на которые способна полузакрытая система. Российская национальная политика должна разобраться: во-первых, является ли её целью только усиление национальной гордости, улучшение репутационных показателей или реальное улучшение науки и технологий, как должно быть. Во-вторых, какие глобальные и национальные задачи перед ней стоят и как их решить.В-третьих, разобраться с напряжённостью в отношении национальных и локальных целей к целям, определяемым международными рейтингами. Необходимо понимать, что та картинка, которую показывает «гарвардометр», это, с одной стороны, ещё не вся правда, а с другой — нечто релевантное и важное для измерения научного потенциала с точки зрения мировой системы науки и технологий, являющейся на сегодняшний день источником большинства инноваций.

Опять же, восточноазиатские страны хорошо продвинулись в решении всех трёх задач, и многое можно понять, просто анализируя эти системы, людей, принимающих соответствующие решения, и способы преодоления различных затруднительных ситуаций. Особенно поражает то, что политические задачи рассматриваются азиатскими университетами как реальные, а задачи развития являются значимыми. Правительства стран ставят перед вузами жёсткие задачи и совместно с ними разрабатывают стратегии их решения. По мере решения текущих задач правительство снова поднимает планку, и при значительном и возрастающем инвестировании в такой подход достигается быстрый и ощутимый прогресс. Улучшение репутации следует там за повышением результативности, а не тянет его за собой.

 

Григорий Андрущак

Есть две принципиальных стратегии, которые мы обсуждали и в министерстве, и с ректорским корпусом, и с международными экспертами.

Во-первых, нужно научить наши вузы понимать, что происходит за рубежом, и ориентироваться на эти процессы. Это важно, потому что речь идёт всё-таки о международных рейтингах, и мы должны научиться оценивать себя в международной системе координат. Соответственно, в первую очередь нужно предусмотреть такие мероприятия, которые позволят сравнивать нас с зарубежными вузами. Это комплексная задача, но её легко разложить на более простые.

Вторая стратегия — это собственно продвижение в рейтингах. Тут возможны два направления. Один из вузов-участников «5-100» в своей «дорожной карте» заявил, что он за семь лет в десять раз увеличит уровень цитируемости своих работников. При этом они не собираются нанимать ни одного международного преподавателя, притом что доля научных сотрудников и иностранных студентов у них близка к нулю. Это анекдотический пример, потому что очень у нас сложно найти людей, которые позволят такие амбициозные планы реализовать. Что в таком случае мешало крупному вузу с очень хорошей родословной сделать это раньше? И что принципиально изменится, если дать такому вузу дополнительные деньги? Соответственно, первое направление — это международная активность и привлечение иностранцев не для того, чтобы они приехали и уехали, а для того, чтобы они здесь реально работали: создавали лаборатории, читали учебные курсы и так далее.

С другой стороны, на совещании ректоров вузов-участников проекта «5-100» обсуждалось возможное взаимодействие университетов с институтами Российской академии наук. Если мы посмотрим на цитируемость российских учёных, то окажется, что большинство цитируемых учёных работает в Академии наук. Соответственно, второй путь — это взаимодействие с РАН, с институтами и научными центрами.

 

Игорь Чириков

Стратегии достижения международной конкурентоспособности российских вузов только начинают складываться. Можно выделить три ключевых направления. Во-первых, это кадровое обновление вузов и изменение ситуации, при которой работа в данном вузе недостаточно привлекательна. Во-вторых, это интернационализация и включение университета в глобальные потоки студентов, ресурсов, преподавателей и исследователей. В-третьих, это инвестиции в научные исследования, реализация проектов, которые интересны не только в России, но и международному сообществу.

При этом движение российских вузов по этим трём этим направлениям невозможно без кооперации: слишком много накопленных проблем и новых вызовов, которые не решить поодиночке.

27 февраля, 2014 г.