Университетское преподавание: классические формы против современных технологий

Июньский выпуск Academic Forum продолжает дискуссию о новых образовательных практиках. О преимуществах и недостатках онлайн-образования в сравнении с классическими формами университетского преподавания рассуждают эксперты Денис Конанчук и Павел Уваров.

Руководитель Центра образовательных разработок бизнес-школы «Сколково» Денис Конанчук

Как меняется система университетского образования с развитием онлайн-обучения?

Изменения начались уже в девяностые — с появлением массовых открытых онлайн-курсов (MOOC). Эта система довольно новая, и пока она существует параллельно с традиционным, привычным нам университетским образованием. Однако определённые тенденции указывают на то, что в течение ближайших пяти лет могут произойти серьёзные изменения, которые будут следствием влияния онлайн-образования.

Во-первых, всё больше мировых вузов включается в эту игру. Например, на международной онлайн-платформе Coursera более ста приличных университетов предлагают свои курсы бесплатно.

Во-вторых, в этом процессе участвует всё больше студентов. Скажем, аудитория Coursera удваивается каждые полгода: ещё в мае она составляла 3 миллиона пользователей, а в декабре их было уже 6 миллионов. Если такие темпы сохранятся, можно прогнозировать, сколько студентов будут получать образование онлайн через пять–десять лет. И лидирующие университеты делают на это ставку. Если у университета есть курс на онлайн-платформе, на который записываются сотни тысяч, значит, это приличный университет, хороший преподаватель и интересный контент. В будущем многие вузы станут, я думаю, работать со своей онлайн-аудиторией более активно: приглашать лучших выпускников онлайн-курсов на учёбу по PhD-программам, а затем и трудоустраивать их либо предлагать им платные образовательные программы, — в общем, капитализировать ту онлайн-аудиторию, которая будет формироваться вокруг вузов.

Что касается взаимодействия онлайн-образования и традиционного очного обучения, то здесь процесс только-только начал разворачиваться. Есть ряд университетов, которые стали засчитывать результаты прохождения онлайн-курсов в дипломе, то есть предоставлять образовательные кредиты. Это находит поддержку на государственном уровне. Например, в США Совет по образованию рекомендует университетам засчитывать, если не ошибаюсь, тринадцать онлайн-курсов. Но не всё идёт гладко. Последний пример, обсуждавшийся в прессе, — Университет Сан-Хосе, заменивший один из очных курсов аналогичным онлайн-курсом Гарвардского университета.  Профессора, читавшие этот курс ранее, не согласились с такой заменой и написали письмо гарвардскому разработчику курса. И это положило начало дискуссии о месте и роли MOOC и онлайн-форматов вообще в традиционном образовании.

Некоторые вузы пытаются переводить в онлайн не отдельные учебные курсы, а целые магистерские программы. Пока такой проект, насколько мне известно, до конца не реализован ни одним университетом. У этого новшества будет одно преимущество: очное прохождение курса стоит 18 тысяч долларов, а тот же курс онлайн обойдётся гораздо дешевле. Такая модель взаимодействия онлайн- и офлайн-обучения сейчас отрабатывается.

Для российских вузов ключевой вопрос сейчас, участвовать в этом процессе или нет. Хорошо это или плохо, или насколько хорошо, а насколько плохо — уже другой вопрос, и точного ответа пока ни у кого нет. В любом случае — это возможность, и нужно определиться, используем мы её или нет.

 

Есть какие-то показатели эффективности и какие-то ещё преимущества онлайн-курсов, помимо их доступности?

Сейчас ведутся исследования, сравнивающие эффективность обучения в очном режиме и в режиме онлайн. Полноценные результаты будут получены только к 2015 году. Пока таких результатов нет; есть сравнения, сделанные на относительно небольшой выборке, и данные противоречивы. По каким-то курсам, в том же Сан-Хосе например, студенты в онлайне показывали более высокие результаты, чем в офлайне. Но я видел и публикации, доказывавшие обратное, также подготовленные на небольшой выборке — по 100 человек. То есть выводы пока делать рано.

 

Как российская действительность отзывается на эти тенденции? Как происходит их рецепция?

Я могу сравнить отношение ректоров российских университетов сейчас и год назад. Руководство многих российских вузов, в том числе региональных, знает о том, что появился феномен массовых открытых онлайн-курсов, что их аудитория растёт. Соответственно, дальше следует тот самый момент самоопределения: участвуем мы в этом или нет. К сожалению, бóльшая часть университетов — примерно 90% — положительного решения пока не приняла. Но несколько российских университетов (по-моему, их всего три, в том числе и Вышка) включились в этот процесс и сейчас разрабатывают курсы для Coursera — международной онлайн-платформы, включаясь таким образом в международную конкуренцию и глобальный процесс образования. Есть университеты, которые разрабатывают онлайн-курсы для технических платформ — аналогов Uniweb или Универсариума. Но их тоже десятки, а не сотни и не тысячи. То есть в развитии онлайн-обучения мы движемся в том же направлении, что и весь мир, но опаздываем немножко.

 

О том, как новые образовательные практики вписываются в историю университетского преподавания, рассказывает заведующий кафедрой социальной истории НИУ ВШЭ, профессор Павел Уваров.

Расскажите, пожалуйста, как вообще возникло и развивалось университетское преподавание.

Я больше люблю термин «университетская культура» и настаиваю на том, что эта культура обладает удивительной устойчивостью. При этом она, конечно, меняется, и меняется очень быстро.

В становлении университетского образования решающую роль сыграла схоластика, которая, пожалуй, создала современную европейскую цивилизацию. А что такое схоластика? Это «школьная наука», предусматривавшая применение формальной логики Аристотеля при постановке вопросов в таких науках, как теология, юриспруденция и даже медицина. С другой стороны, сам термин «схоластика» указывает на то, что наука родилась в школах; то есть знание генерируется в процессе преподавательской деятельности. Как строился тогда учебный процесс? Первой формой преподавания было lectio, чтение — чтение книги. Лектор зачитывал вслух текст (например, Аристотеля, отцов Церкви, пассажи их «Дигест»  или же из «Сентенций» Петра Ломбардского — главной книги средневековых теологов),  и после этого начинались рассуждения, комментарии с сопоставлением авторитетных мнений по данному вопросу. Преподавание было связано в первую очередь с книгой. Большое внимание уделялось quaestio — умению ставить вопросы и отвечать на них, а также determinatio — умению выстраивать определения. Кроме того, ученика учили подразделять проблему на более мелкие, частные проблемы (distinctio).

Много внимания уделялось искусству ведения дискуссии. Студент обязан был принимать участие в диспутах либо в качестве ассистента, задающего вопросы, либо в качестве главного диспутанта. Важно было уметь вести диспут на свободную тему, отвечать на неожиданные вопросы, импровизировать. В результате на выходе из университета человек профессионально владел искусством мышления и обоснования мысли.

Средневековое образование ругали за непрактичность. Человек, изучавший право в университете, блистательно знал римское право, но средневековые суды руководствовались не римским правом, а местными обычаями, поэтому выпускник университета ещё несколько лет должен был набираться практического опыта. Но главное, он умел мыслить, умел решать проблемы разной степени сложности. Вот это искомое качество, которое в идеале требуется от студента и сегодня: не только и не столько обладать большим количеством информации, сколько уметь мыслить, уметь добывать знания, а затем применять их.

Что касается форм преподавания, то господствовала, конечно, лекционная  система. Но при этом была и обратная связь, которая осуществлялась в диспутах. В целом мы мало знаем о структуре занятий в то время. Мы достаточно хорошо представляем себе ординарные лекции, потому что их программы фиксировались в уставах. Кроме них были и экстраординарные лекции, как правило послеобеденные, которые читали те, кого в  университетах императорской России называли приват-доцентами: молодые преподаватели, ещё не получившие кафедры; они, по-видимому, занимались более приближенными к практике сюжетами. Но у нас почти нет сведений об этой форме занятий.

Что принесла с собой эпоха Ренессанса? Систему, в большей степени ориентированную на личность ученика. Это заслуга даже не самого Ренессанса (просто так совпало по времени), а так называемого «парижского стиля». В XV-XVI веках придумали вещь, которая сейчас кажется естественной, — делить учащихся на классы по возрасту и уровню подготовки. Казалось бы, чего проще, но ведь долгое время этого не было. Такое разделение проводилось в университетской среде на подготовительном уровне — в коллегиумах. Позже эту систему до совершенства довели иезуиты. У них были очень сложные отношения с университетом. С одной стороны, университеты, как правило, их недолюбливали, с другой — многие университеты развились именно на базе иезуитских  коллегиумов. Иезуиты взяли ренессансную педагогическую программу, в основе которой было изучение классических языков, добавили к ней основы естественно-научных знаний, логику и риторику, новые языки; поощряли театральные постановки, в которых обязательно должны были участвовать все школяры. Ученика учили критически мыслить, предлагать свои идеи.

Эпоха Просвещения — «век разума», который, казалось бы, должен был стать золотым веком для университетов, — как ни странно, не принесла в этом плане ничего нового. Люди больше занимались самообразованием, университеты за редким исключением  случаев оставались в тени (не случайно в это время Лейбниц формулирует идею академии наук как своеобразной альтернативы закосневшим университетским корпорациям). Следующая волна изменений в университетских формах преподавания приходится на рубеж XVIII-XIX веков. Образцом нового университета как научного центра становится Берлинский университет, основанный по проекту В. фон Гумбольдта. Среди прочего в Университете Гумбольдта возник принцип семинаров, или просеминариев, когда люди не просто слушают прекрасного лектора, но и занимаются сами: составляют исследовательскую программу, докладывают о результатах своего исследования, коллективно их обсуждают. Эта ориентация на исследование произвела революцию в университетском образовании. Под влиянием Университета Гумбольдта во Франции эпохи Второй империи, при Наполеоне III, была создана Практическая школа высших исследований. В России императорские университеты активно начали заимствовать принцип семинарских занятий в николаевскую эпоху.

 

Как вы оцениваете изменения, которые начали происходить в университетском образовании с появлением новых технологий обучения?

Важно, что до сих пор сохраняется прямой контакт ученика и учителя. Этот контакт очень ценен. Его не раз пытались минимизировать: та информационная революция, которую мы сейчас переживаем, не первая и не последняя. Ещё в первой половине XVI века передовые умы стали задаваться вопросом, а нельзя ли сократить обучение: зачем пять лет изучать свободное искусство, как это было двести-триста лет назад? Ведь есть тексты, учиться в университете больше необязательно, а освободившееся время можно использовать для получения каких-то новых знаний. Однако эта программа преобразований, известная нам по гуманистическим трактатам, встретила жёсткий отпор со стороны большинства университетских деятелей. Они боялись, что сокращение программы приведёт к распространению невежества.

Университетская система очень консервативна. Плохо это или хорошо — я воздержусь от оценки. Эта косность — часть университетской культуры, придающая ей стабильность. Ведь новации приходят и уходят, а система остаётся. Но эта же черта мешает применять успешные новации, которые применяют конкурирующие с университетами институции (те же иезуитские коллегиумы, например). Нужно понимать, что сама по себе университетская система, как правило, неохотно, с большим трудом идёт на радикальные преобразования и использование новых технологий.

Как правило, такие технологии приходят извне, под давлением суровой действительности.  Тот же Берлинский университет (Университет Гумбольдта) был создан на пустом месте после позорного поражения, которое потерпела Пруссии от Наполеона I Бонапарта, когда стала очевидна необходимость нового подхода к образованию.

Попытка Наполеона III изменить университетские программы на уровне всей страны провалилась. Пришлось создавать Практическую школу, из которой потом постепенно стали выходить кадры, преобразовавшие университетскую систему. Но само преобразование стало возможным только после поражения во Франко-русской войне.

Со временем французские университеты снова начинают «топтаться на месте». Тот переворот в гуманитарных науках, который принято связывать с французской школой анналов, с большими трудностями пробивал себе дорогу. И не случайно этот переворот произошёл в университете, который был создан с нуля в Страсбурге, отошедшем к Франции после Первой мировой войны.

Тем не менее, было бы неверным приписывать университетской культуре самолюбование. Сколько существует университет, в нём всегда раздавались утверждения о том, что он находится в кризисе. С первых лет существования Парижского университета его канцлер Филипп Гревский писал, что раньше была наука, а сейчас, когда возник университет, наука кончилась: преподаватели плетут интриги и враждуют друг с другом. Такая риторика — это не хорошо и не плохо, это свойство университетской жизни.

 

Многие университеты сегодня переходят на дистанционную форму обучения. Насколько эффективным кажется вам это направление?

В девяностые годы у нас было открыто огромное количество факультетов дистанционного образования. И где сейчас эти выпускники? Где все эти люди? Эта так называемая передовая форма преподавания подразумевает сокращение часов, то есть учёный совет университета, ректор, декан и факультет должны сократить половину преподавательского состава, а оставшихся перевести на дистанционную форму работы с бóльшим количеством студентов и более высоким уровнем оплаты. На это никто не пойдёт.

Возьмём американские университеты Лиги плюща. Там компьютеры появились уже сорок лет назад и есть прекрасная система дистанционного образования. Но когда в департамент по работе с кадрами приходит человек, закончивший Гарвард по программе дистанционного обучения, и человек, реально отучившийся в Гарвардской школе бизнеса, то предпочтение отдают второму. Этот нематериальный аспект престижа особенно важен в такой прагматичной системе, как американский университет. Новые технологии хороши тем, что делают систему образования мобильной, позволяя получать образование без отрыва от производства.

Сейчас университеты заняты поиском новых форм деятельности. Однако, даже те университеты, которые с момента своего основания заявляли о своей инновационности, исторически всё равно подражали старым академическим формам, включая атрибутику. И до сих пор существует представление о том, что университет — это нечто старое, проверенное временем, предполагающее лектора, аудиторию слушателей, солидную библиотеку, мантии и головные уборы выпускников и т.д.

 

Насколько новые формы обучения действительно являются новыми?

Новыми, неклассическими подходами к преподаванию активно пользовалась американская психологическая школа в 1920–30-е годы (прагматическая психология, бихевиористы). Определённые новации пытались ввести и в Советском Союзе. Во второй половине 1920-х — первой половине 1930-х годов в школах вводились так называемые дальтон-планы. Аналогичные методы обучения — такие, например, как создание проблемных групп — вводились и в университетах, но после 1935 года они сошли на нет. Интересно, почему? Казалось бы, всё было хорошо. И идея развития учебных бригад, и метод проблемных групп считались перспективными. Но они не сработали, потому что плохо согласовывались с классической университетской системой. В них слишком силён субъективный фактор. Талантливый руководитель может организовать учебный процесс, но такую идею тяжело тиражировать, любая бюрократизация её уничтожает, и образование вырождается в имитацию. Классическая система более устойчива и вместе с тем способна вбирать в себя новые достижения.

Есть ещё фактор новых технологий. Этнолог Маргарет Мид в своих  работах говорила о дофигуративных, префигуративных и постфигуративных обществах. Нормальная ситуация — это когда взрослые учат детей. Бывают ситуации, когда дети получают знания друг от друга. А бывает и так, что к изменениям окружающей среды дети приспосабливаются быстрее взрослых, и тогда уже они обучают старшее поколение. Сейчас мы всё чаще сталкиваемся именно с последним случаем. Сегодня студент сплошь и рядом помогает преподавателю освоить новые формы получения знаний. Интересно, как университетская система приспособится к этой ситуации. Уверен, она что-нибудь придумает. Она вполне способна сама себя отрегулировать.

 

Материал подготовил Владимир Селивёрстов.

26 июня, 2014 г.