К слову о дискуссиях: бить или не бить

Щур Владимир Львович

заведующий международной лабораторией статистической и вычислительной геномики

В 2009 году я уехал во Францию в аспирантуру, и там на меня произвели большое впечатление научные семинары. В студенчестве я воспитывался на научных семинарах Владимира Игоревича Арнольда в МГУ и Якова Григорьевича Синая в ИППИ, где царила очень жесткая и прямая манера выражать свое мнение о представляемых результатах (и часто о самом докладчике). Докладчик должен был приложить все усилия, чтобы убедить слушателей в важности задачи и в правильности своих результатов. В противном случае доклад могли просто прервать.

Во Франции любого докладчика дослушивали до конца и как минимум два раза аплодировали (непосредственно после окончания выступления и второй раз после секции вопросов), благодарили за интересное выступление. Однажды, после одного не самого увлекательного доклада, я упомянул о таком разительном отличии своему научному руководителю профессору Пьеру Пансю, заметив, что в Москве подобное выступление оборвалось бы через 10-15 минут. Он ответил, что знаком с этой русской манерой семинаров. И добавил, что жалеет, что иногда нельзя поступить как в России: прервать доклад и не тратить время, досиживая до конца мероприятия.

В знаменитом Институте теоретической физики имени Л.Д. Ландау тоже был принят очень жесткий стиль общения (два месяца назад, 9 января, в возрасте 101 года умер его основатель и первый директор академик Исаак Маркович Халатников, с которым мне посчастливилось быть знакомым с раннего детства). Такой стиль выдерживали только самые сильные – и в научном, и в психологическом плане. Но и результаты коллектива были выдающимися. По словам проректора Гарвардского университета Пола Мартина, с этим институтом могла бы соперничать только «сборная команда теоретиков, собранная из всех университетов Восточного побережья» США.

По собственному опыту знаю, что пережить в качестве докладчика подобную жесткую встречу научной аудитории – своего рода экстремальный вид спорта. Но если ты успешно дошел до конца, то получаешь глубокое удовлетворение, а мероприятие приятно вспоминать спустя годы: твою работу испытывали, проверяли на прочность, но она выстояла – и это показатель успеха.

В то же время от выступлений на западных семинарах у меня таких сильных впечатлений не оставалось, так как хорошие слова и аплодисменты – более или менее стандартная условность. В итоге успешность своих выступлений я оцениваю по количеству вопросов, которые были заданы. Мало вопросов – доклад не удался (и надо искать причину: может, сложно рассказал, может, результаты не очень интересные). Много вопросов – это успех работы.

При этом я не считаю, что нужно постоянно работать в подобных стрессовых условиях. Тут есть очевидные минусы: не каждый человек выдержит такое давление или согласится продолжать конструктивное сотрудничество. Мне как научному руководителю, например, гораздо важнее мотивировать своих студентов, хвалить их, иногда авансом. Но я всегда напоминаю себе, что далеко уходить в эту крайность опасно и вредно. Если постоянно говорить человеку, который сделал свою работу плохо или неправильно, “good job” и “very exciting”, то как он узнает о своих ошибках? И вместо того, чтобы дать ему ценный шанс исправиться, мы позволим продолжать в том же духе? Как он получит стимул развиваться? Даже если он сам в какой-то момент осознает проблему, сколько времени и сил будет потеряно, каково будет разочарование? Есть и проблема справедливости по отношению к тому, кто действительно хорошо делает свое дело: он получает похожую оценку, как и тот, кто работал плохо.

Конечно, я описал две крайности, и существует еще множество нюансов и оттенков. Безусловно, надо балансировать между силой давления «естественного отбора» и комфортом рабочего и учебного процесса. Не все талантливые люди эмоционально готовы к жесткому прессингу, но в то же время нужно помнить и про опасность дурмана постоянного одобрения.

Автор текста: Щур Владимир Львович, 2 марта, 2021 г.