«Принятое на каждом этапе решение было наиболее правильным»

Махалова Ирина Андреевна

старший научный сотрудник Института советской и постсоветской истории

О том, почему молодые люди выбирают академическую карьеру, кто и что подталкивает к этому выбору, какую роль играет научный руководитель, рассказывает Ирина Махалова, старший научный сотрудник Института советской и постсоветской истории.

Я родилась и выросла в небольшом городе Нижегородской области и в старших классах мечтала стать синхронным переводчиком с немецкого языка. В моей школе хорошо преподавали немецкий, и я готовилась к поступлению в нижегородский лингвистический университет. Чтобы наверняка получить бюджетное место, я участвовала во всевозможных олимпиадах для школьников, в том числе в Москве. Так вышло, что я заняла призовое место на олимпиаде по истории в Высшей школе экономики, и это давало мне как бюджетное место в этом университете, так и ряд привилегий в других. Выбор был не самый легкий, но он был сделан в пользу Москвы и истории. Поступая на исторический факультет ВШЭ в 2010 году, я, конечно, не думала о том, что буду в дальнейшем заниматься наукой. Выбор образовательной программы «История» именно в этом университете был несколько рискованным, поскольку это был первый набор, и мы совсем не знали, что нас ждет. Когда тебе 17–18 лет, сложно рефлексировать о том, обладаешь ли ты способностями для проведения научных исследований. Единственное, о чем я тогда думала, – что мне нравится история и нравится читать и мне будет по крайней мере интересно эти четыре года.

По-настоящему тяжелый выбор мне пришлось сделать весной 2014 года, когда я оканчивала бакалавриат. Еще на третьем курсе я начала готовиться к поступлению в магистратуру и рассматривала ряд европейских университетов. В апреле мне пришел положительный ответ из университета в Будапеште – я получила стипендию для обучения на двухлетней магистерской программе. Отказаться или принять это предложение нужно было до конца апреля, а ответ из Университета им. Гумбольдта (Берлин, Германия) должен был прийти позже. И я отказалась от Будапешта. Положительный ответ из Берлина – о том, что я получила стипендию также на два года, – пришел буквально на следующий день.

О своем выборе я никогда не жалею – ни в том, что касается академической деятельности, ни в других областях. И я редко задумываюсь о том, что могло бы произойти, если бы я тогда поступила иначе. Сейчас я думаю о том, что принятое на каждом этапе решение было наиболее правильным именно в тот момент. И моя способность к изучению иностранных языков, любовь к немецкому нашли свое применение в моих научных исследованиях, связав их и мою жизнь в целом с Германией. Во время своего пребывания в Берлине я поняла, что хочу заниматься наукой и дальше. Обучение в Германии сильно отличается от того, что было у меня в бакалавриате Вышки. Прежде всего я изучала то, что хочу, имея право неограниченного выбора – как по тематике, так и по периоду. Немаловажным фактором было наличие свободного времени, которое я проводила либо в библиотеке, либо путешествуя по Европе, что сильно расширило мой кругозор. Наконец, в Берлине я могла учить несколько иностранных языков, потому что студентам предоставляются большие скидки на языковые курсы, и дальше все зависит от твоего энтузиазма. Помимо углубленного немецкого, я в разные периоды учила и совершенствовала английский, французский и чешский языки. Стоит отметить, что в Вышке мне дали отличную базу английского и французского – такую, что я смогла сдать языковые экзамены и поступить в магистратуру. За это я всегда буду благодарна Валентине Аристовой и Александре Ривлиной, с которыми я начала учить оба языка с нуля (!). На мой взгляд, именно языковая подготовка является одним из факторов успешной научно-исследовательской деятельности, поскольку позволяет грамотно встраивать свое собственное исследование в международное историографическое поле по изучаемой теме.

Вне всяких сомнений, моим главным учителем является Олег Будницкий, с которым я работаю уже более десяти лет. Осенью 2011 года я пришла на научно-учебный семинар, который был посвящен новым источникам по истории Второй мировой войны. Среди студентов нашего факультета он считался, пожалуй, самым строгим преподавателем, все его боялись. Я навсегда запомнила, как на презентации своего семинара он сказал: «Всё прочитать невозможно, но необходимо». И это в полной мере характеризует, как мне кажется, жизнь любого историка. Олег Витальевич действительно очень требовательный учитель, но именно это и пригодилось мне больше всего в научной жизни: я научилась быть требовательной к себе. На семинаре он ставил перед нами, казалось бы, невыполнимые задачи (я имею в виду объемы текстов, которые нужно было освоить), но мы каким-то чудесным образом с ними справлялись. Более того, было невероятно интересно. Олег Витальевич заражает и восхищает своим энтузиазмом: после каждого разговора с ним мне хочется скорее идти и писать. И ему нравилось с нами работать, это было видно – настолько, что под его руководством были проведены студенческие выездные школы в Польшу, Германию, Израиль. Помимо высокого уровня профессионализма, он обладает невероятными душевными качествами, оказывая простую человеческую поддержку тогда, когда случаются непростые жизненные ситуации.

Если говорить об обучении в бакалавриате, то на меня сильное влияние оказал также Евгений Акельев, преподававший источниковедение (это одна их ключевых дисциплин на историческом факультете). Он научил меня базовым навыкам работы с информацией, которую мы получаем из разных источников. Даже несмотря на то, что мы занимаемся разными периодами, он всегда дает полезные комментарии и заставляет посмотреть на мои исследовательские вопросы и документы, с которыми я работаю, с новой перспективы. Уже будучи в аспирантуре и презентуя промежуточные результаты своего диссертационного исследования, я получала от него ценные советы, которые помогли мне иначе выстроить некоторые аргументы в работе.

На меня как на исследователя большое влияние оказал Сет Бернстейн. В 2013 году он приехал к нам в качестве постдока и остался в Москве на целых шесть лет. По его предложению мы создали научно-учебную группу, которая была посвящена составлению и анализу больших баз данных с помощью методов Digital Humanities. Сет научил меня работать с case studies, вписывая истории обычных людей в большой исторический контекст. Благодаря ему я расширила сеть научно-исследовательских контактов, стала смелее и амбициознее. Наше сотрудничество – один из лучших и наиболее продуктивных периодов моего пребывания в НИУ ВШЭ. Два года назад он получил позицию в Университете Флориды, но мы продолжаем общаться и обмениваться результатами своих научных изысканий.

Уже в аспирантуре я начала ближе общаться с зарубежными коллегами, которые занимаются изучением закрытых процессов над советскими гражданами, обвиненными в сотрудничестве с нацистским оккупационным режимом. Наибольшее влияние на мою методологию оказали советы Тани Пентер (Гейдельбергский университет, Германия) и Дианы Думитру (Кишиневский государственный педагогический университет им. Ион Крянгэ, Молдова). Наше сотрудничество с Таней Пентер дало мне возможность провести месяц в архиве Людвигсбурга в ноябре – декабре 2021 года и подумать о расширении рамок моего исследования, чем я сейчас и занимаюсь.

Историей Второй мировой войны я начала заниматься на втором курсе бакалавриата. Сначала меня интересовала пропаганда, и я написала работу о том, как использовался образ Наполеона в советской, немецкой, британской, американской и французской периодической печати в годы Второй мировой войны. Уже в магистратуре я обратилась к истории коллаборационизма на советских оккупированных территориях по ряду причин. Прежде всего это было связано с тематикой курсов, которые я изучала в Берлине. Немецкие университеты предлагают своим студентам разнообразные курсы по истории Холокоста, и я прослушала в общей сложности около пяти; каждый из них был посвящен какому-то одному аспекту этой темы (гендер, память и пр.). В определенный момент в дисциплинарном поле Holocaust Studies обозначилось такое направление, как Perpetrators Studies, то есть изучение преступников. И я задумалась о том, как можно изучать историю оккупации сквозь призму тех, кто сотрудничал с немцами и участвовал в организации и осуществлении репрессий против гражданского населения. В маленьких населенных пунктах эти люди и вовсе применяли насилие в отношении соседей или знакомых. Мне было интересно понять их мотивацию и зависимость поведения в годы оккупации от ряда факторов: довоенное прошлое, социальное положение, возраст, пол и пр. Эти вопросы изучались на примере других стран, здесь я вовсе не являюсь новатором. Однако история оккупации советских территорий представлена в современной историографии преимущественно сквозь перспективу жертв либо сквозь призму официальных немецких и советских документов. В советское время превалирующим являлся героический нарратив о войне, она рассматривалась в черно-белых тонах, многие темы оставались табуированными (история коллаборационизма, Холокост, сексуальное насилие и пр.).

Вторая причина кроется в наличии доступных исследователю источников. Занимающиеся историей Второй мировой войны прекрасно знают, что огромный массив материалов остается до сих пор засекреченным в российских архивах. Это в особенности касается материалов закрытых процессов над теми, кто сотрудничал с оккупантами. Однако во время своих стажировок в Музее Холокоста в Вашингтоне в 2012 и 2017 годах я работала с копиями этих материалов, которые были сделаны с оригиналов документов, хранящихся в архиве Службы безопасности Украины в Киеве. Это были материалы процессов, организованных в Украинской ССР и в Крыму, и на этот фонд мне впервые указал историк Мартин Дин, под чьим руководством я работала в архиве музея летом 2012 года. Конечно, говоря о том, что материалы судебных процессов позволяют посмотреть на историю оккупации глазами преступников, нужно учитывать специфику этого источника. В какой-то степени это и взгляд следователя, который занимался фиксацией допросов обвиняемых и свидетелей. Я все еще много размышляю над методологией и наилучшими подходами для работы с этими материалами.

В своем исследовании я решила сфокусироваться на территории Крыма по причине многонационального состава населения. Этот фактор позволяет посмотреть, во-первых, на вопрос мотивации к сотрудничеству представителей различных национальностей. Во-вторых, я анализировала советскую юстицию и методы проведения судов над крымскими татарами, русскими, украинцами и др., чтобы понять, насколько следователи были предвзяты в отношении тех или иных подсудимых. В отличие от историков, которые занимаются изучением военного коллаборационизма, я работаю с сотрудничавшими на локальном уровне, то есть с историями тех советских граждан, которые занимали должности в административном аппарате (включая сельскую местность, то есть старост и их помощников), которые пошли служить в полицию или немецкую службу безопасности. Их мотивация и паттерны поведения далеко не так однозначны, как можно подумать. И речь в моем исследовании идет не только о мужчинах – с немцами сотрудничали и женщины. И хотя количество доступных сегодня дел по Крыму не так велико, все же они позволяют проанализировать и гендерный аспект.

Работая с материалами процессов, я поняла, что это истории обычных, в общем-то, людей, которым довелось жить в необычное время. Решения, которые они принимали, были обусловлены чаще всего той ситуацией, в которой они оказывались в тот или иной момент. Наиболее яркой иллюстрацией являются истории осужденных в послевоенный период за сотрудничество с немецким оккупационным режимом мужчин, которые получили в заключительный период войны (до проведения судебного процесса) советские награды за участие в боевых действиях. Понимая, что фронт движется на запад, некоторые бывшие полицейские или старосты вступали в Красную армию и воевали уже за советскую власть. В какой-то период войны они были преступниками и осуществляли репрессии против гражданского населения, но затем становились героями, участвуя в освобождении европейских городов. Подобные истории заставляют нас иначе взглянуть на поведение человека на войне, позволяя отойти от некогда традиционного представления о том, что на войне есть либо предатели, либо герои.

 

31 января 2022 года

 

31 января, 2022 г.