О том, почему молодые люди выбирают академическую карьеру, кто и что подталкивает к этому выбору, какую роль играет научный руководитель, рассказывает Кирилл Чмель, младший научный сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследований имени Рональда Франклина Инглхарта, преподаватель Департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций, медиа и дизайна.
Признаться честно, последнее, о чем я думал, когда выбирал профессию еще в школе, так это перспектива стать ученым. В том социальном окружении, где происходило становление меня как личности, что-либо о существовании социальных наук мало кто вообще знал. Несмотря на то что, по выражению моей школьной учительницы по математике, я сегодня занимаюсь «профессиональной болтологией», уже поступая на «Политологию», я знал, что буду не предпринимателем, не дипломатом, не политиком и уж тем более не болтологом. В этом смысле выбор академической карьеры для меня был схож с покупкой кота в мешке, но за одним исключением: в его ценности я был абсолютно уверен, хоть и не представлял, как выглядит жизнь ученого.
Переезд из Самары в Москву круто изменил мою жизнь, и это, наверное, самое первое обстоятельство, подтолкнувшее меня к выбору академической карьеры. Именно в Вышке у меня сложился образ той академии, в которой мне захотелось не только задержаться на время обучения, но и стать полноправным членом.
Во-первых, я увидел, что в университете работают молодые научные сотрудники и преподаватели, академические успехи которых до сих пор остаются моим ориентиром. Их преподавательское мастерство было наглядной демонстрацией того, что лекции и семинары могут быть организованы не только по методичкам и учебникам, и меня это очень увлекло. Во-вторых, Вышка, несмотря на отсутствие у меня какого-либо опыта, предлагала одни возможности для интеграции в жизнь академического сообщества за другими, и не воспользоваться ими было бы просто глупо. На втором курсе Андрей Юрьевич Мельвиль в рамках проектной работы организовал такое пространство для обсуждения, в котором каждый участник чувствовал себя равным, не боялся проявить самостоятельность и высказать критические замечания по поводу первых исследований, которые мы вместе проводили. Наконец, социальная значимость и ценность экспертизы сотрудников университета убедила меня в том, что между наукой и работой в башне из слоновой кости нет ничего общего.
По-настоящему я влюбился в науку, когда мир международной академической жизни предстал передо мной не только в виде статей лучших политологов и экономистов, а когда я сам погрузился в него. По окончании первого курса я поехал на летнюю школу Международной ассоциации политической науки (IPSA) по байесовской статистике в Сингапур. Меня поразило то, как много возможностей предоставляется в кампусе Национального университета Сингапура (NUS), где я прожил три недели. Вместе с PhD-студентами из разных стран мы проводили все время если не в аудитории, то в библиотеке, познавая основы этого непростого направления в статистике за очень короткий период времени, буквально обложившись книгами и распечатками конспектов лекций Шона Трайера, нашего инструктора. Конечно, это было безумием: тогда я только-только освоил методы частотной статистики, и вот уже мне приходилось разбираться с моделями, которые я видел впервые. Но само чувство, что, будучи бакалавром Вышки, я этот курс по итогу освоил, внушало достаточно уверенности, чтобы прожить жизнь так, как эти три безумные недели.
В феврале 2017 года я подписал свой первый контракт с Высшей школой экономики. В Лабораторию сравнительных социальных исследований я был принят стажером-исследователем. Не буду скрывать, что самой желанной тогда была страничка на сайте Вышки! Сегодня, ровно 5 лет спустя, я признаю, что она по-прежнему остается для меня чем-то важным, но уже как пространство, напоминающее мне о сделанном и том, что ждет впереди на академическом пути.
Сейчас я не могу сказать, выбирал ли я академическую жизнь или это она выбрала меня. Но доверие моим предложениям и идеям, которое я встречал и продолжаю встречать со стороны преподавателей, коллег, а теперь уже и со стороны моих студентов, стало решающим в выборе академического пути.
Оглядываясь назад, я редко о чем-либо жалею, и выбор академической карьеры здесь не является исключением. Это вовсе не значит, что меня в ней все устраивает. Как и не говорит о том, что я никогда не задумывался об альтернативных карьерных перспективах. На моем первом курсе Тамара Анатольевна Протасевич сказала мне в интервью для адаптационного курса: «Нельзя три жизни прожить одномоментно: всяким решениям есть альтернативная стоимость». Иронично, однако, но сейчас мне кажется, что я проживаю как раз три жизни – ученого, преподавателя и порой административного сотрудника.
У меня много идей, чем я мог бы и хотел бы заняться за пределами университета, которые вообще не связаны с образованием. Например, меня давно интересует кураторская деятельность, образование в области искусства и создание такого образовательного продукта, который поставил бы эстетику в один ряд с так называемыми базовыми компетенциями современного гражданина. Не менее интересна мне филантропия, благотворительность и создание такого продукта, который мог бы сделать ее столь же привлекательной и простой для каждого, как открытие брокерского счета. Это та альтернативная стоимость моего выбора академического пути, но я уверен, что и до этого когда-нибудь дойдут руки.
Мой академический путь во многом сложился благодаря тем курсам, которые на «Политологии» реализованы кафедрой высшей математики. Если бы не лекции Алексея Алексеевича Макарова и семинары Дарьи Вячеславовны Сальниковой и Ольги Тиграновны Гаспарян, я бы вообще никогда не полюбил то, чем занимаюсь сегодня. Мейнстрим политической науки диктует такие правила, как совершенное владение количественными методами и их применение к объяснению социально-политических процессов. На мой взгляд, знание не существует в отрыве от понимания: если формулу дисперсии можно выучить, то применить ее и проинтерпретировать в отношении к реальным данным можно, лишь поняв, что она означает. У кафедры я научился не только количественным методам, но также азам преподавания и принципам организации учебного процесса, будучи учебным ассистентом.
В становлении ученого, как мне кажется, огромную роль играет общение с научным руководителем. То, за что я благодарен всем тем научным руководителям, что были у меня за все время обучения, так это их отношение к курсовым работам и ВКР. Под их руководством я выполнял не учебную работу, а реализовывал исследовательский замысел согласно требованиям к публикациям в авторитетных академических изданиях. Наверное, многие со мной не согласятся, но до момента оценивания отношение к работам студентов должно быть именно таким. Например, под руководством Никиты Юрьевича Савина я научился писать и относиться к тексту не как к инструменту выражения мысли, а как к самому по себе продукту исследовательской деятельности. Работа с правками и постоянная связь с руководителем не только в момент обсуждения идеи, но и на протяжении работы над текстом – это чрезвычайно важно. Сегодня же моим научным руководителем является Израэл Маркес, и работа с ним у меня организована иначе. Наше взаимодействие выходит далеко за рамки работы над диссертацией, что позволяет мне учиться у него академическому ремеслу непрерывно. Диссертация в таком случае становится не самоцелью, а неотъемлемой частью академического развития, которая встраивается в структуру текущих проектов.
Свою академическую карьеру сегодня я не представляю без Айгуль Маратовны Климовой. Мне довелось не просто работать вместе с ней в Лаборатории сравнительных социальных исследований, но и каждый день учиться у нее искусству исследований общественного мнения. Так как у меня нет социологического образования, я буквально с нуля благодаря Айгуль выучил самые необходимые навыки методологии выборочного исследования. Как мне кажется, процесс обучения не мог быть таким эффективным, если бы наше сотрудничество не характеризовалось партнерством. В работе с ней я впервые научился доверять коллегам и в полной мере прочувствовал, как важно в академии найти соавтора, коллегу и настоящего друга.
Кто повлиял на меня как на ученого, я не знаю. Я не стал бы заниматься экспериментами в социальных науках, если бы ответил иначе. Иногда кажется, что мне уже сложно представить, кем бы был Кирилл Чмель в контрольной группе, а не под воздействием той интеллектуальной среды, в которой он вырос как научный сотрудник.
Я уверен, что самое сильное влияние на меня оказала мама, которая, к сожалению, уже не прочитает ни одной моей статьи. Рак прервал ее жизнь за год до начала моей академической карьеры, что стало серьезным испытанием для меня, из-за которого я мог прервать обучение в университете. Без поддержки вышкинцев – моих одногруппников, преподавателей и других сотрудников – так бы оно и случилось. Это, бесспорно, повлияло на меня как на ученого и как личность.
Неравенство и социальная политика России стали интересовать меня, когда я задумался, как люди формируют свои взгляды о честном распределении благ. И почему растущее неравенство вместе с низким качеством предоставляемых государственных услуг едва ли меняет отношение людей к властям, чья политика в области перераспределения оказывается неэффективной. 10% самых богатых людей владеют 87% всего богатства страны, в результате чего Россия считается одной из крупнейших экономик мира с высоким уровнем социального неравенства. В то же время многие россияне считают, что такое вопиющее неравенство никогда не может привести к серьезным политическим потрясениям, а в лучшем случае ведет к кухонным разговорам.
Так меня стало интересовать общественное мнение по вопросам неравенства и социальной политики, и фокус сместился с анализа объективных показателей на субъективное восприятие. Получается, что, пока одни живут в богатом регионе и имеют доступ ко всем благам, другие, из бедных регионов, не имеют ничего. Это – неравенство. Но еще хуже, не имея ничего, не догадываться о том, что бедность – это не нормальное состояние дел.
Несмотря на то что неравенство и социальная политика являются довольно хорошо изученными темами, многое в них остается непонятным, когда в уравнение добавляется общественное мнение. Например, многие не понимают, как работает пенсионная система. Некоторые работники пенсионных фондов сами не знают, как баллы конвертируются в итоговый размер пенсии. О том, как знание и осведомленность о существующих механизмах перераспределения могут быть связаны с формированием предпочтений в области социальной политики, я написал первую работу в этой области.
Сегодня же меня больше интересует, как знание о неравенстве и ситуации, в которых люди непосредственно с ним сталкиваются, влияют на политические предпочтения и поддержку действующих властей. Об этом я бы хотел написать книгу или серию статей после того, как закончу работу над диссертацией.
Так как неравенством и социальной политикой я занимаюсь совсем недавно, мне еще многое предстоит изучить, чтобы я мог поделиться чем-то действительно интересным. Большинство моих текущих проектов связано с применением экспериментальной методологии к исследованиям общественного мнения. Довольно долгое время мне вообще казалось, что методология интересует меня больше, чем какое-либо тематическое направление в политической науке.
На сегодняшний день результаты, которые я оцениваю как важные и интересные, были получены в двух последних работах по общественному мнению россиян во время пандемии, над которыми мы работали в соавторстве с Айгуль Климовой и Никитой Савиным. Так, в уже опубликованной статье в PLOS One мы показали, что лозунги по спасению жизней других во время пандемии могут вовсе не оказывать какого-либо влияния на согласие граждан с введением жесткой ограничительной политики для предотвращения распространения вируса. В работе над другим исследованием мы обнаружили, что при оценке деятельности властей во время пандемии для россиян роль в первую очередь играет спасение экономики, а не жизней. Получается, что у политиков, которые предотвратили стагнацию и увеличение безработицы несмотря на рост числа заболевших, есть больше шансов быть переизбранными на следующих выборах, чем если бы их меры позволили предотвратить распространение вируса ценой экономического кризиса.