«Жизнь, как и история, полна случайностей и совпадений»

С сентября 2021 года на базе Центра истории и социологии Второй мировой войны создан Институт советской и постсоветской истории.

Будницкий Олег Витальевич

Директор Института советской и постсоветской истории

О первых постдоках, знакомстве с именитыми учеными, особенностях социальной истории и фермерском рынке в центре Вашингтона рассказывает директор Института советской и постсоветской истории, доктор исторических наук, ординарный профессор Олег Будницкий.

Олег Витальевич, как создавался Международный центр истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий?

Первоначально наш центр был образован без связи с проектом международных лабораторий. Он возник в 2010 году почти одновременно с открытием факультета истории в Высшей школе экономики и формально существует с января 2011 года. Причем он сразу создавался именно под международное сотрудничество, в частности с Мемориальным музеем Холокоста в Вашингтоне. Почему центр, собственно, был создан? Известно, что одно из направлений нашего университета – международное сотрудничество, открытость, научный обмен и интеграция в мировое научное сообщество. И естественно, мы, историки, тоже хотели быть частью этого мейнстрима. Так получилось, что предшествующий созданию факультета истории год я как раз провел в Музее Холокоста на позиции старшего приглашенного ученого. Там есть специальная ежегодная конкурсная программа на проведение исследований с использованием богатейших ресурсов музея. Двоих senior fellows (старших научных сотрудников) приглашают персонально и на довольно приличных условиях вроде офиса с окном. Да-да, это большая редкость для заведений в центре Вашингтона. Помню, окна моего офиса выходили на Министерство сельского хозяйства США, и то ли по четвергам, то ли по пятницам там можно было наблюдать настоящий фермерский рынок. Это было крайне любопытное зрелище – видеть среди всех этих каменных зданий живых фермеров, продающих натуральные овощи и фрукты собственного производства. Со стороны музея, в свою очередь, было встречное движение: директор Центра высших исследований Холокоста при музее Пол Шапиро хотел развивать сотрудничество со странами бывшего СССР, и с Россией в том числе. На Западе история Холокоста по-настоящему известна примерно до восточной границы Польши, тогда как все, что происходило на территории СССР, во многом остается terra incognita. Поэтому американские ученые считали важным развивать это направление исследований и взаимодействовать с российскими коллегами. Вопрос лишь в том, с кем конкретно взаимодействовать. В России уже существовали структуры, которые занимались, среди прочего, изучением Холокоста: Российско-американский центр библеистики и иудаики в РГГУ, кафедра иудаики ИСАА МГУ, Фонд «Холокост». Я посоветовал коллегам искать взаимодействие именно с Высшей школой экономики. «Там еще ничего нет, даже факультет истории еще не образовался, но все будет в порядке», – заверил я их, еще не будучи сотрудником университета (я начал работать здесь с сентября 2010-го, одновременно с запуском факультета истории).

RTVi

Мы изначально задумывали, что центр будет не только изучать историю Холокоста, но и заниматься более широкой проблематикой – историей Второй мировой войны в целом с акцентом на происходившее на территории Советского Союза, тем, что на Западе именуют войной на Восточном фронте, а мы называем Великой Отечественной войной. Поначалу в центре работало всего три сотрудника: директор, то есть я, секретарь (Татьяна Воронина) и одна научная сотрудница (Галина Зеленина), и существовали в рамках Программы фундаментальных исследований. Весьма важным стало то, что нам удалось наладить систему студенческих стажировок совместно с нашими партнерами из Вашингтона. С тех пор каждый год, за исключением ковидного прошлого, двое студентов Вышки, будь то бакалавры, магистранты или аспиранты, стажируются в Музее Холокоста в качестве ассистентов-исследователей. Это шестинедельная программа, под которую музей выделяет специальные стипендии. Интересно, что поначалу коллеги не хотели принимать наших первокурсников бакалавриата (других у нас тогда просто не было!). Предполагалось, что это слишком рано, ибо программа ассистентов-исследователей (research assistants) предназначена  для магистрантов или начинающих аспирантов. Я же настаивал на том, что у нас замечательные и очень продвинутые студенты, не хуже местных магистрантов. И действительно, во время работы они смогли произвести вполне приятное впечатление.

В 2014 году мы решили принять участие в конкурсе на создание международных лабораторий. Помнится, всего было семь грантов, на которые поступило 49 заявок по всем направлениям. Несмотря на некоторый скептицизм в связи с возможностью историков и гуманитариев в целом продемонстрировать свою конкурентоспособность (ведь речь шла в числе прочего о публикации изрядного числа статей в рецензируемых журналах в довольно сжатые сроки), мы вошли в «великолепную семерку» (если использовать название популярнейшего в свое время американского вестерна) и получили статус международной лаборатории. Вместе с новым статусом возникли и новые обязательства, гораздо более серьезные и жесткие, чем прежде. Но появились и некоторые возможности, прежде всего финансовые, для приема людей на работу и проведения новых исследований.

Как формировался научный коллектив центра?

В науке, в принципе, существуют две глобальные проблемы: деньги и люди. И с последними нередко бывает сложнее. Были такие периоды, когда я и рад был бы принять сотрудников на работу, но кадров, соответствующих требованиям, просто не было видно на горизонте. Сотрудники в наш центр приходили индивидуально, можно сказать, поштучно. Еще до получения международного статуса в центр по моему приглашению пришла работать Людмила Новикова, ныне заместитель директора. Она тогда только что избралась на должность доцента в МГУ, а я предложил ей перейти к нам, в достаточно шаткую структуру, где о международном статусе еще не было речи. Но зато здесь были вполне реальные перспективы, пусть и не безграничные, но все же очень неплохие. В итоге Людмила сделала этот авантюрный шаг и, надеюсь, не пожалела. Затем я пригласил Олега Витальевича Хлевнюка, ученого с мировым именем, который до этого много лет работал в Государственном архиве РФ, был там на особом положении и занимался преимущественно исследованиями. Поначалу он с осторожностью отнесся к этому предложению и какое-то время работал по совместительству. А потом присмотрелся и перешел к нам уже на полную ставку.

Еще одна категория сотрудников – это постдоки, которые попадают к нам как по международному рекрутингу, так и по российской линии. А когда-то это были очень редкие птицы в Вышке. Первым нашим постдоком стал Сет Бернстейн (PhD, Университет Торонто), который на протяжении трех лет работал в центре, после чего стал доцентом факультета истории. Он всегда пользовался и пользуется необыкновенной любовью студентов, но, к сожалению для нас, пару лет тому назад переехал работать в Университет Флориды, однако продолжает сотрудничать с нами в качестве ассоциированного исследователя. Некоторых из нынешних исследователей мы вырастили сами (и это одна из важных задач центра). Например, у нас работают две мои бывшие аспирантки, а ныне кандидаты наук Ирина Махалова и Янина Карпенкина. Ирина, можно сказать, прошла полный цикл: она была студенткой нашего первого набора, затем училась в магистратуре Университета имени Гумбольдта в Берлине, после чего вернулась, окончила аспирантуру и блестяще (summa cum laude) защитила диссертацию. Янина поступила к нам в аспирантуру «своим ходом» после окончания Белорусского государственного университета и уже доросла до должности старшего научного сотрудника и доцента факультета гуманитарных наук. Получила грант Российского научного фонда для молодых ученых. К слову, было очень приятно обнаружить, что треть всех наших публикаций в прошлой трехлетке подготовлена молодыми учеными и аспирантами. Я уже говорил, что мы начинали с коллектива из трех человек, а сейчас у нас насчитывается уже 36 сотрудников, включая стажеров!

Расскажите о вашем знакомстве и совместной работе с научным руководителем центра Майклом Дэвидом-Фоксом.

Формат международной лаборатории изначально предполагает наличие зарубежного научного руководителя. Когда встал вопрос о том, кого пригласить на эту важную должность, я не сомневался ни секунды: конечно, Майкла Дэвида-Фокса, профессора истории Джорджтаунского университета в Вашингтоне. К настоящему моменту мы знаем друг друга уже более 20 лет, а впервые познакомились во времена, когда я был стипендиатом Fulbright в Стэнфордском университете. Жизнь, как и история, полна случайностей и совпадений, и некоторые из них оказываются очень неплохими. Кто-то из коллег тогда рассказал мне об интересном семинаре, который планировался в Университете Мэриленда, где тогда работал Майкл. Его организовывала редакция недавно основанного журнала Kritika. Само его создание выглядело совершенно бесперспективной затеей, ведь тогда, в 2000 году, повсеместно в Штатах колоссально сокращалось финансирование русистики. Пока существовал Советский Союз, а значит, угроза и противостояние систем, все, что было связано с изучением СССР, в том числе история, активно поддерживалось. Но когда Союз развалился, ситуация кардинально изменилась, финансирование упало, ставки сокращались. И на фоне этого люди основывают новый журнал. Безумие! В общем, я получил приглашение принять участие в семинаре. Всего было восемь докладчиков, обсуждали заранее представленные тексты. Там я и познакомился с Майклом и другими очень симпатичными коллегами. Потом мне предложили опубликовать доклад в виде статьи в «Критике». Я тогда подумал, что журнал этот, видимо, не жилец, но команда очень хорошая. К тому же мне в то время было совершенно все равно, где публиковаться. Всегда полагал, что если текст толковый, то он обязательно найдет своего читателя. К сожалению, в нашем нынешнем рейтинговом безумии качество текста часто выносится за скобки. В итоге статья вышла, а журнал не просто оказался живым, но, на мой взгляд, стал лучшим по русистике среди англоязычных изданий. Сегодня, в 2021 году, он в числе лидеров отрасли, а тогдашняя статья (Jews, Pogroms, and the White Movement: A Historiographical Critique) стала в итоге одной из самых цитируемых моих англоязычных публикаций.

После этого мы с Майклом пересекались в самых разных местах и по самым разным поводам (и без повода): конференции, семинары, книжные презентации во Франкфурте, Берлине, Оксфорде, Тюбингене, Париже и, конечно, в Москве. По приглашению Майкла я читал гостевые лекции в Университете Мэриленда. Майкл – человек высочайшего уровня профессионализма и интеллекта. Непереводимое слово «драйв» – вот что особенно его отличает. Это человек, который постоянно стремится к достижению новых вершин, он был и остается главным мотором «Критики». А еще Майкл очень надежен. Это, пожалуй, самый надежный человек в моем профессиональном круге. Это крайне важно для реализации подобных научных «бизнес-проектов» с конкретными показателями, финансированием и отчетностью. Майкл сразу загорелся идеей создания международной лаборатории, даже несмотря на обязательство столь длительного пребывания в России – два месяца в году, и это при наличии двоих детей-подростков. Он вообще любит бывать в России и прекрасно говорит по-русски. Еще в аспирантские годы Майкл год прожил в общежитии МГУ; после такого опыта сложно не заговорить. Процедура подачи заявки была очень сложной: ее текст на английском составлял около 50 страниц, включал подробнейшее описание проекта, какие-то таблицы, индекс Хирша, вообще-то не используемый в гуманитарных науках, ибо они, как правило, об особенном, а не об общем. На самом деле для специалистов в своей области все эти показатели не имеют значения, ибо все и так прекрасно знают, кто есть кто и кто чего стоит в науке. Вот эта «бухгалтерская», административная часть заявки оказалась довольно сложной, но и это преодолели, во многом благодаря усилиям Людмилы Новиковой.

Центр заявляет своей целью развитие фундаментальных научных исследований в области социальной истории. Расскажите подробнее об этом научном направлении. Почему оно отдельно выделяется в исторических науках?

Сейчас это довольно широкое и не слишком определенное понятие. Надо понимать, что, кроме социальной истории, есть и другие направления. Например, экономическая история, которая тесно связана с социальной, и раньше они частенько «ходили парой» – социально-экономической историей. Есть политическая, военная история. Под военной историей порой понимают весь военный период в комплексе, но чаще всего военные историки изучают именно военные действия и их обеспечение. Нас же интересует не то, скажем, как планировались военные операции, а история людей во время войны и даже шире – история людей нашей страны в XX веке. Хотя, конечно, без первого нельзя полностью понять второе, поэтому жестких барьеров здесь нет. Особенность социальной истории состоит в акценте на жизнь людей в историческом времени. Причем нас интересует как частная жизнь отдельных «людей с улицы», так и обстоятельства жизни определенных социальных слоев. Для этого мы используем самые разные подходы и инструменты: изучаем источники личного происхождения – дневники, письма и воспоминания – или, к примеру, судебно-следственные материалы, из которых тоже можно почерпнуть чрезвычайно много интересного. Не потому, что они всегда достоверны, очень часто они как раз совсем недостоверны, но в совокупности разные источники позволяют составить представление о реалиях прошлого.

Мы все-таки пережили феноменальную историю, наполненную невероятным трагизмом. Наверное, ни одна страна не потеряла столько людей в XX столетии, сколько наша. И здесь не только война, здесь и голод – прямое следствие коллективизации, и Большой террор. По оценкам демографов, еще до начала Второй мировой войны в мирное время мы потеряли примерно столько же людей, сколько все человечество в Первую мировую войну! И не нужно думать, что, когда закончилась война, закончилась и трагедия. Около миллиона человек умерло вследствие голода 46–47-го годов, который опять же объяснялся не только природными катаклизмами (как следствие – неурожаем), но и действиями руководства страны. К слову, мы издаем много книг на основе наших исследований, не только академических, но и, что называется, для широкой читательской аудитории. Назову очень известную книгу Олега Хлевнюка «Сталин: Жизнь одного вождя». Месяц назад у меня вышла в свет в издательстве «Новое литературное обозрение» книга «Люди на войне». Было очень забавно увидеть, что в книжном магазине «Москва» она была отнесена к разделу «Военное дело».

Какими направлениями исследований занимаются сотрудники центра?

Как я уже говорил, мы занимаемся историей людей во время войны, но, чтобы понять «человеческое измерение» войны, нужно понимать, какими люди были до войны и после нее. Поэтому со временем проблематика исследований центра существенно расширилась в хронологическом и тематическом плане. Мы стали заниматься, по сути, всем советским и постсоветским периодом. Например, у нас был очень интересный проект по социальной истории 1990-х годов, поддержанный грантом Ельцин Центра. Сотрудники с большим энтузиазмом приняли в нем участие, опубликовали ряд статей и сейчас готовят к публикации книгу.

Я изначально задумывал центр мультидисциплинарным и всегда хотел, чтобы мы выходили за пределы чистой истории, с чем мы как будто справляемся. С 2014 года у нас работает Илья Кукулин, культуролог, литературовед, поэт и просто феноменально эрудированный человек. К нам пришла Кристина Танис, выпускница Европейского университета в Санкт-Петербурге, которая занималась историей советского кино, в частности трофейными фильмами, – сначала в качестве стажера, а сейчас, после защиты диссертации, старшего научного сотрудника. Психолог по образованию Галина Орлова, которую я пригласил к нам в команду, занимается самыми разными темами – от советских «атомных городов» до социальной антропологии поздних советских институтов. А познакомились мы, когда работали над социальной историей 1990-х годов. С момента прихода Майкла в центре значительно пополнился контингент иностранных сотрудников. У нас работает Линн Виола, один из самых известных в мире историков эпохи сталинизма, автор многочисленных статей и монографий. Линн Виола – профессор Университета Торонто, она создала огромную научную школу – подготовила около 30 PhD! Наш ведущий научный сотрудник Геннадий Эстрайх, профессор Нью-Йоркского университета, занимается историей советских евреев. Среди наших ассоциированных иностранных сотрудников Дэвид Бранденбергер, автор очень известной монографии об идеологии национал-большевизма, и Стивен Коткин, профессор Принстонского университета и один из самых известных англоязычных историков России. Название одной из глав его монографии “Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization” – «Говорить по-большевистски» – стало популярным оборотом среди историков. Больше трети наших сотрудников сегодня – это стажеры, которые пришли к нам по конкурсу. Здесь мы также стараемся брать не только студентов-историков, но и филологов, культурологов. Работа находится для всех. В общем, у нас довольно дружная и междисциплинарная компания.

Майкл Дэвид-Фокс

Чем еще живет центр?

Еще мы активно занимаемся проведением крупных международных конференций и ориентировались на эту работу с самого начала. В доковидную эпоху мы делали это каждый год. Наши мероприятия вошли в международный календарь, и мы всегда получаем гораздо больше заявок, чем можем принять гостей. Большинство конференций были трехдневными с параллельными секциями – целый конгресс. Надеюсь, что скоро мы снова продолжим эту работу. А еще мы инициировали Форум молодых исследователей советской и постсоветской истории и культуры, который впервые провели в 2017 году. Это более камерная научная площадка в сравнении с конференциями, ориентированная на профессиональную проработку материалов молодых ученых. Люди, работающие над диссертациями или первыми монографиями, заранее присылают свои тексты, а затем они обсуждаются с остальными участниками. Времени на каждого участника в данном случае отводится гораздо больше (45–60 минут), чем на обычных конференциях, что позволяет подробнее обсудить материал. Это накладывает определенные ограничения: не более 20 участников. При этом в первый раз мы получили свыше 80 заявок, в том числе из почти всех ведущих университетов мира, в которых занимаются историей и культурой России. Видимо, формат был выбран правильный и востребованный. Некоторые из участников форума впоследствии стали постдоками центра, например Александр Воронович (PhD, Central European U), ныне доцент факультета гуманитарных наук, Энтони Калашников (PhD, Oxford U), Дмитрий Головач (PhD, Princeton).

Наши международные связи не ограничиваются Музеем Холокоста и включают немалое число университетов, фондов и других структур. Мы проводили совместные мероприятия и получали финансово-организационную поддержку от таких партнеров, как Германский исторический институт, Центр русских, кавказских и центральноевропейских исследований (CERCEC) в Париже и Центр франко-российских исследований в Москве, провели совместный аспирантский семинар с парижским университетом Science Po, сотрудничаем с Гейдельбергским университетом и Архивом Блаватника в Нью-Йорке и другими. До пандемии на семинарах центра выступали ведущие ученые в нашей области: Шейла Фицпатрик (Университет Сиднея), Стивен Коткин (Принстонский университет), Юрий Слезкин (Калифорнийский университет в Беркли), Стивен Ловелл (Королевский Колледж, Лондон) и другие. Некоторые из наших сотрудников являются членами редколлегий различных международных научных журналов: американских, британских, французских. То есть международные контакты регулярны, постоянно есть какое-то движение в обе стороны.

Это очень важно для наших стажеров – студентов и аспирантов. Они с первых дней вращаются в международной академической среде и просто не имеют представления о других стандартах. Но здесь возникает другая проблема: когда они заканчивают учиться и стажироваться, мы не знаем, куда их девать. На просторах нашего Отечества пока крайне мало институций, где наши выпускники, связавшие свою жизнь с наукой, могли бы полноценно работать. В Штатах, например, нельзя, окончив Гарвард, остаться работать в Гарварде. Это касается не только Гарварда, но и любого другого крупного серьезного университета. Это специальный барьер для того, чтобы люди уезжали в другие университеты, вращались в академической среде и не создавали «междусобойчик», в котором «своих» предпочитают «чужим». Это правильно, и в идеальном мире и нам стоило бы поступать так же. Но в реальном мире нам просто некуда их направить. Это одна из причин, почему центр так разросся. Мы готовим высококвалифицированных сотрудников, которые способны производить качественную научную продукцию, и не хотим терять такие кадры.

Какие планы ставит перед собой центр в перспективе ближайших лет?

Сейчас на базе Центра истории и социологии Второй мировой войны создан Институт советской и постсоветской истории, который будет заниматься всем периодом советской и постсоветской истории. Для этого на первом этапе мы хотим создать внутри этой структуры два-три подразделения, одно из которых будет по-прежнему заниматься периодом войны, другие – более «мирными» сюжетами. Эта инициатива исходит не только от нас самих, но и от руководства Вышки. На деле мы и так уже давно «отвечаем» за весь XX век. Конечно, при подобном количественном росте всегда возникает угроза потери эффективности. Я где-то читал, что самая эффективная структура – это семь человек, а когда сотрудников больше, начинается бюрократизация, загнивание и прочее. Поэтому есть опасение, что и нас может ждать такая же участь. Но пока что загнивать не получается. Я связываю это с тем, что прием любого нового человека в команду у нас основывается исключительно на том, что он или она могут дать науке, а не просто на появлении новых ставок. Профессионализм, образованность, высокий интеллектуальный и культурный уровень – это precondition, само собой разумеющиеся требования. Непременное условие: у человека должен быть драйв. У гуманитариев понятие рабочего дня, за исключением преподавания, крайне размыто: мы работаем в библиотеках, в архивах, дома, можем обсуждать какие-то рабочие вопросы в любой день и в любое время вплоть до полуночи. Конечно, бывают и более спокойные периоды, чередующиеся со временем бури и натиска, но в общем постоянно что-то происходит. Планы на обозримое будущее традиционные: статьи, книги, конференции, летние школы, работа со студентами и аспирантами… Пока не надоедает.

 

22 сентября, 2021 г.