«Культура имеет значение» – Новости – Окна роста – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

В 2010 году в Высшей школе экономики открылась Международная лаборатория сравнительных социальных исследований имени Рональда Франклина Инглхарта. О знакомстве и работе с именитым профессором, Всемирном исследовании ценностей и ключевых исследовательских результатах десятилетия рассказывает заведующий лабораторией Эдуард Понарин.

Понарин Эдуард Дмитриевич

Заведующий Лабораторией сравнительных социальных исследований имени Рональда Франклина Инглхарта

Эдуард Дмитриевич, расскажите, как и при каких обстоятельствах создавалась Лаборатория сравнительных социальных исследований?

Это произошло в 2010 году, когда я только начинал работать в Вышке. Сначала я узнал о конкурсе мегагрантов от Правительства России на создание научных лабораторий, а буквально через неделю со мной связался профессор Рональд Инглхарт, чтобы обсудить возможности проведения очередной волны Всемирного исследования ценностей в нашей стране. И я предложил воспользоваться этим грантом, ведь размера финансирования хватило бы и на создание международной лаборатории, и на проведение очередной волны исследования. Инглхарт согласился, и позже, уже в Москве, мы встретились на Симпозиуме памяти Хантингтона, куда ученый приехал по приглашению одного из организаторов мероприятия – Евгения Ясина. В кулуарах этого семинара мы окончательно договорились о том, что будем подавать заявку на конкурс с поддержкой Высшей школы экономики. Рональд Инглхарт по сей день является главным научным сотрудником лаборатории. Помимо Инглхарта и меня в переговорах участвовали Евгений Ясин и Даниил Александров, занимавший тогда должность директора по науке кампуса НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге.

Работа над заявкой на мегагрант шла все лето. Я хорошо помню то тяжелое лето 2010 года: в Москве тогда были пожары, дышать на улице было нечем, поэтому я был как никогда доволен своим возвращением в Санкт-Петербург после пребывания в столице. А уже осенью мы узнали радостную новость: наша заявка выиграла конкурс, и в ноябре 2010 года был подписан приказ о создании лаборатории. После этого мы объявили конкурс на вакантные места, ведь лаборатория создавалась с нуля и нужны были квалифицированные сотрудники. Мы искали таких коллег, которые бы сочетали в себе интерес к макросоциологии и сравнительной исторической перспективе, владение навыками математического анализа данных и английским языком и имели серьезный научный потенциал. Всем конкурсантам была предоставлена возможность предложить свой проект и защитить его перед нашей комиссией. По результатам этого конкурса и был отобран коллектив лаборатории, и с нового, 2011 года она заработала в полную силу.

Как вы познакомились с профессором Рональдом Инглхартом и чем он известен?

Я учился в Мичиганском университете, где преподает Инглхарт, но во время учебы еще не был знаком с ним лично и знал его только через других профессоров университета. Затем в 2003 году, когда я уже работал в Европейском университете в Санкт-Петербурге, мы приглашали Инглхарта к нам на мероприятия и обсуждали возможности сотрудничества двух университетов. Тогда мы познакомились ближе, и вот спустя 7 лет эта связь сыграла свою позитивную роль и воплотилась в большой общий проект.

Рональд Инглхарт является автором одной из версий теории модернизации и находится в споре с представителями нового институционального подхода, который превалирует в социальных и экономических науках. Главная идея этого подхода заключается в доминирующей роли институтов в обществе. Иными словами, все, что нужно для эффективного функционирования экономики и общества, – установление правильных институтов. При этом сами институты оказываются в этой теории некой экзогенной переменной, на которую ничего не влияет. Инглхарт, в свою очередь, предложил другой подход, связанный с различием в ценностных установках представителей разных культур. Именно от этих установок зависит то, какие институты возникнут в том или ином обществе. Стоит отметить, что подобная логика признавалась и представителями институционализма. Основатель новой институциональной теории Дуглас Норт указывал в своей последней книге на важность распространения у людей правильных убеждений для возникновения в обществе правильных институтов.
Из того, какую теорию мы выбираем, следуют и разные практические выводы. Если все дело в институтах, значит, достаточно будет просто перенести набор институтов из хорошо функционирующих обществ на другую культурную почву, чтобы все заработало. Если мы считаем, что институты определяются ценностными установками, значит, нужно, чтобы люди сами были готовы к появлению этих институтов. Ярким примером тут может служить кейс Либерии, государства в Западной Африке, чья конституция была почти полностью списана с конституции Соединенных Штатов Америки. Однако перенести демократические институты – парламент, президента и выборы – в эту страну не удалось из-за серьезных отличий в культурных ценностях. В Либерии доминируют родоплеменные установки, а потому институты, в основе которых лежит всеобщее равенство, просто не могут функционировать в таком обществе. Как можно видеть, культура имеет значение далеко не только в формировании демократии.

Инглхарт начал проводить сравнения ценностей между странами еще в 1970-е годы и был одним из основателей серии опросов общественного мнения «Евробарометр». А начиная с 1981-го года он организовал свой собственный проект, известный как Всемирное исследование ценностей. Сначала оно проводилось в партнерстве с Европейским исследованием ценностей, но позже эти проекты разошлись. Так или иначе, начиная с 1981-го года новая волна исследований регулярно проводится раз в 5 лет. Изначально проект охватывал лишь страны Европы и Северной Америки, но позже к нему стало присоединяться все больше стран, и на сегодняшний день более 100 стран хотя бы раз приняли участие во Всемирном исследовании ценностей. Сейчас заканчивается работа над 7-й волной исследования, в которой уже участвуют порядка 70 стран. Анкета этого исследования довольно обширна и включает в себя не только ценностные ориентации, но и множество других вопросов. А его результаты представляют для социологов полезный инструмент для работы. Согласно Google Scholar, на Всемирное исследование ценностей ссылается около полумиллиона работ.

Что известно о ценностных установках жителей России и как они отличаются от других стран на постсоветском пространстве?

У постсоветских стран есть как общие черты, так и различия. Несмотря на сложные отношения между Россией и Украиной, ценностные установки, то есть понятия о том, что такое хорошо, а что такое плохо, у жителей этих двух стран примерно одинаковые. То же самое можно сказать, например, об армянах и азербайджанцах: их культура остается очень близкой несмотря на существующий конфликт. В частности, понятия о поведении мужчины и месте женщины в семье в этих двух странах очень схожи, и в этом смысле Армения и Азербайджан отличаются от России и Украины, где женщина в гораздо большей степени раскрепощена. С другой стороны, есть аспекты, по которым Азербайджан ближе к России, чем даже к Турции, которая является для Азербайджана братской страной до такой степени, что считается, что это один народ живет в двух странах. Существуют два противоположных подхода к жизни: во-первых, то, что раньше называлось протестантской этикой, т.е. упор на достижение результата через упорный труд и экономию, и, во-вторых, гедонистический подход, когда можно позволить себе избегать постоянного напряжения, сфокусироваться на качестве жизни и отдыхе. Так вот Азербайджан здесь несколько ближе к России, нежели к Турции. У турецкого населения в большей степени выражен гедонизм, что ставит страну ближе к Ирану и арабским странам. Если же брать страны Восточной Азии, то там отношение к работе и достижению высоких результатов будет еще более серьезным и суровым. Поэтому если располагать страны по шкале, то Россия займет место где-то между Китаем и Кореей с одной стороны и Турцией и Ираном с другой и будет в этом плане близка к Азербайджану. Возможно, на близость этих установок россиян и азербайджанцев повлияла советская система образования, требовавшая упорного труда от детей.

Поделитесь самыми любопытными результатами исследовательских проектов за время существования лаборатории?

Еще в 2010 году во время участия в конкурсе на мегагрант мы заявили исследование, связанное с изменениями в субъективном благополучии российского населения. Нам было интересно то, насколько счастливы или несчастливы жители России, как это самоощущение менялось во времени и от чего оно зависит. В итоге это превратилось в большой проект, из которого вышло несколько публикаций. Общая тенденция выглядит следующим образом. С 1981-го года мы наблюдаем падение уровня субъективного благополучия россиян, которое достигло своего минимума в середине 1990-х годов. Затем уровень начал потихонечку восстанавливаться, и после 1999-го года рост субъективного благополучия шел особенно быстрыми темпами, что во многом объясняется быстрым экономическим ростом, происходившим в тот же период. А дальше получилось интересное разветвление: быстрый экономический рост остановился в 2008 году, и начиная с этого времени экономика России находится в стагнации. При этом субъективное благополучие, показатели счастья продолжили свой рост и после 2008 года.

Мы связываем это явление с ростом национальной гордости. В какой-то момент старая левая коммунистическая идеология советского времени потерпела крах, а люди, воспитанные на ценностях того времени, продолжали жить. И многие из них перестали чувствовать себя комфортно в истории новой России не только из-за экономических трудностей, но и потому, что все, что они видели вокруг себя, не соответствовало тем ориентирам, которые они усвоили в своем детстве и в молодости. Примерно с середины 2000-х годов на место старой идеологии стала приходить новая идеология общероссийского национализма. Это можно замерить вопросом «Насколько Вы гордитесь тем, что Вы – гражданин Российской Федерации?». Людей, которые высоко оценивают уровень своей гордости, становится больше с каждым новым опросом. Имеют место и интересные возрастные отличия. Старшие поколения традиционно всегда больше гордились своей национальной принадлежностью, ведь они застали победу в Великой Отечественной войне, полет Юрия Гагарина в космос и другие важнейшие исторические события. Более поздние поколения, родившиеся, скажем, в 1960-х годах, уже не помнили ни Гагарина, ни победу в войне, зато прекрасно помнили, как все их сверстники мечтали об американских джинсах и переписывали друг у друга записи зарубежной рок-музыки. Соответственно, чем моложе был человек, тем меньше он гордился своей страной.

Эта тенденция сохраняла свое стабильное положение много лет, однако в последней волне опроса 2017 года она исчезла. Сегодня самое юное поколение россиян не меньше гордится своей национальной принадлежностью, чем старшее. Вместе с этим в 2017 году общий уровень гордости за страну достиг своего исторического максимума с 1999-го года. Эти изменения в уровне национальной гордости в значительной мере объясняют рост субъективного благополучия, продолжающийся даже на фоне экономической стагнации. То, что экономическое благополучие связано с субъективным, довольно понятный и тривиальный вывод: если человек живет в состоянии крайней нищеты, он вряд ли сможет стать очень счастливым. Нам же удалось показать гораздо более интересные связи. Во-первых, идеологические установки влияют на субъективное благополучие независимо от экономических факторов, и национальная гордость в последнее время компенсирует отсутствие экономического роста. Во-вторых, падение в 1990-е годы субъективного благополучия проходило по-разному для людей, которые верили в коммунистическую идеологию, и тех, кто в нее не верил. Первая группа ощутила себя особенно несчастной в 1990-е годы, тогда как ориентированные на новую идеологию люди воспринимали жизнь легче, несмотря на все экономические трудности. Как говорится, «не хлебом единым»: не только в деньгах счастье, и существует целый ряд идеологических установок, идеалов и ценностей, которые тоже влияют на субъективное благополучие.

Пандемия коронавируса стала самой обсуждаемой темой среди исследователей в 2020 году. Удалось ли обнаружить связь между заболеваемостью вирусом и культурой разных стран?

Безусловно. Все страны Восточной Азии показывают одинаково хорошие результаты в борьбе с вирусом вне зависимости от того, являются они демократическими или нет. Все потому, что их жители в целом обладают высоким уровнем дисциплины и строго следуют указаниям правительства. В Южной Корее, к примеру, разработчики теста на наличие вируса сами встали впоследствии на конвейер и трудились плечом к плечу с рабочими по две смены, чтобы обеспечить производство и поставку тестов в полном объеме. В западных обществах очень сложно представить себе ситуацию, чтобы высококвалифицированные ученые, имеющие докторские степени, в один момент перешли на такой рабочий труд. Подобная сплоченность, доверие правительству, коллективизм характеризуют все страны Восточноазиатского региона, поэтому им удалось успешно справиться с проблемой.

Ситуация в Европейском союзе отличается большей степенью вариативности. Например, результаты борьбы с эпидемией в Италии оказались куда хуже, чем в Германии. При этом внутри самой Германии ситуация также неоднородна: заболеваемость в протестантских землях на порядок ниже, чем в католических, потому что первые, опять же, более дисциплинированны. Пусть в церковь в Германии уже почти никто не ходит, но культурные особенности сохраняются. То же самое можно сказать и о Швейцарии: лучше всего с заболеваемостью справляются германоязычные кантоны, тогда как результаты во франкоязычных кантонах напоминают ситуацию во Франции, а италоязычные кантоны, к сожалению, повторяют сценарий Италии. Мы видим, что культура оказывает большое влияние на борьбу с вирусом, причем различия проявляются как между странами, так и внутри стран.

Как принималось решение об открытии магистерской программы «Сравнительные социальные исследования»? В чем состоит уникальность этой программы?

Несмотря на то что мы заявляли себя как преимущественно научное подразделение, образовательная деятельность от нас также ожидалась, поэтому еще при подаче заявки на мегагрант мы указали планы по развитию подобного образовательного проекта. Магистерская программа «Сравнительные социальные исследования» была запущена в 2013 году. Первые несколько лет она функционировала на базе двух кампусов Вышки – в Москве и Санкт-Петербурге. Такова была моя первоначальная задумка: сначала студенты должны были провести семестр в Москве, затем в Санкт-Петербурге, потом опционально еще в каком-то зарубежном университете по обмену, после чего следовал финальный семестр – работа над магистерской диссертацией. Впоследствии мы полностью перевели программу в Москву, но еще долгое время на ней продолжали преподавать сотрудники питерского кампуса. Я, живя в Петербурге, мало-помалу отошел от руководства программой, и сейчас ей занимаются Кристиан Фрёлих и Анна Алмакаева, которые вложили очень много труда в ее развитие. С 2018 года программа предусматривает возможность получения двойного диплома со Свободным университетом Берлина, а с 2019 года – также с Высшей школой социальных наук в Париже. Результаты программы, как мне кажется, очень успешные, что видно по тем ее выпускникам, которые потом устраиваются работать к нам в лабораторию.

Какие направления развития лаборатории вы видите в перспективе ближайших лет?

В последние годы у нас активно развиваются проекты, посвященные изучению региональных различий внутри Российской Федерации. Безусловно, сравнения стран остаются основным материалом для нашей работы, тем не менее межрегиональный аспект будет продвигаться и дальше. Кроме того, с этого года к нашей команде присоединится новый ведущий ученый Михаил Минков, профессор Варненского университета управления и соавтор уже покойного Герта Хофстеде. На самом деле Хофстеде начал традицию крупномасштабных сравнений разных стран еще раньше, чем Инглхарт. Большой известностью пользуется его работа, посвященная сотрудникам компании IBM. Используя эту довольно специфическую выборку, он продемонстрировал существенные различия в ценностных установках сотрудников из европейских, североамериканских, латиноамериканских, африканских и азиатских стран. Характер этих отличий очень напоминает то, что мы видим сегодня по результатам Всемирного исследования ценностей. При этом теоретическая перспектива Хофстеде несколько отличается от того, что предлагает Инглхарт. И поскольку Минков был соавтором Хофстеде, у нас, по всей вероятности, произойдет расширение нашей теоретической перспективы и включение в нее этого подхода.

Продолжение финансирования Лаборатории после мегагранта стало возможным благодаря внутренней программе университета по развитию сети своих международных проектов.

30 марта, 2021 г.