Японский язык. Часть 2

В этом выпуске, посвященном японскому языку, о его особенностях, опыте обучения, общения с иностранными коллегами, практиках перевода рассказывают Степан Родин, Юлия Магера и Анна Оськина.

Как получилось, что вашим основным иностранным языком стал японский? С чего началась история его изучения?

Степан Родин, доцент Института классического Востока и античности ФГН

Еще в детстве мне нравились книги о Японии и японской культуре. Причудливые, часто пугающие сюжеты сказок, мотивы героев которых с трудом поддавались объяснению, но подпитывали воображение. Среди персонажей этих историй, адаптированных для наших читателей, встречались и водяные с лешими, и лисы с зайцами, но все они имели необычные имена и яркие внешние приметы, позволявшие с легкостью представить их в естественной среде обитания и сохранить в памяти. Пожалуй, первое, что еще в раннем возрасте зародило во мне интерес к Японии и японскому языку, – это удивление, вызванное инаковостью, непохожестью всего, что я видел на страницах детских книг, на то, к чему я привык и был приучен. Речь не только о сюжетах и героях, но и об оформлении самих книг, на обложках которых часто красовались надписи, выполненные резаным шрифтом, стилизованным под каллиграфические росчерки, имитирующие японскую графику.

В средних классах школы я увлекся чтением книг про японские боевые искусства, позже распробовал поэзию хайку и танка, выписывал понравившиеся стихотворения и заучивал их наизусть. За год до поступления в ИВКА РГГУ, где я обучался японскому языку, увлечение переросло в серьезный интерес к японской литературе в целом. Наверно, в тверских библиотеках, к которым у меня был доступ, осталось мало книг, связанных с Японией, которые не побывали в моих руках. При чтении переводов японской классической литературы меня не покидало желание увидеть, как устроены эти тексты, даже по-русски звучавшие отлично от всего, что я читал, в оригинале. Я лишь примерно представлял себе, что существуют какие-то иероглифы, которые не похожи на буквы, произносятся по-разному в зависимости от ситуации и имеют собственное значение, иногда не одно. С огромным трудом (это сейчас, в условиях изобилия обучающих программ и онлайн-курсов, кажется смешным, но в 2004 году в Твери это было чем-то нереальным) мне удалось раздобыть диск с компьютерной программой по изучению японского языка, и я попробовал заниматься самостоятельно. Выучил небольшой набор базовых фраз и знаков, но это скорее мешало на первом курсе вуза, когда я узнал, что произношу слова неправильно, а знаки, оказывается, надо не просто копировать, как рисунки, а строго соблюдать при их написании пропорции и порядок черт. Наверно, справедливо утверждение, что европейские языки можно выучить (самостоятельно), а восточным языкам, по крайней мере на первых порах, необходимо у кого-то учиться.

Помимо стремления понять причины, по которым все японское казалось таким непохожим на все, что я видел вокруг себя, выбор в пользу изучения этого языка был сделан также благодаря расхожему представлению о его невероятной сложности, и выучить его для меня было своеобразным вызовом своим способностям. Самим японцам, похоже, нравится, что их язык считается таковым. До самого недавнего времени одной из первых фраз в учебниках для начинающих была «Нихонго ва мудзукасии дэсу» («Японский язык – сложный»), что должно было настроить обучающегося на должный лад и заставить проявить усердие, терпение и трудолюбие. Но и это не гарантирует того, что все его ожидания оправдаются. Этому языку приходится учиться постоянно. Иероглифы, если их регулярно не прописывать, быстро забываются. Получение диплома о сдаче самого сложного уровня экзамена «Норёку сикэн» подтверждает отличный уровень владения различными коммуникативными навыками, но не означает, что его обладатель сможет запросто смотреть и понимать, например, японские развлекательные передачи или смеяться над местными анекдотами. Если говорить о переводе произведений японской словесности, то каждый новый текст – это новый вызов, новая задача, в которой даже знакомые слова могут представать в совершенно новом свете. Даже специалисты, посвятившие работе с японскими текстами не одно десятилетие, не обходятся без набора специальных словарей в своей работе.

Юлия Магера, старший преподаватель Института классического Востока и античности ФГН

Интерес к японскому языку у меня появился уже в достаточно зрелом возрасте, где-то в 20 с небольшим лет, когда я училась на последних курсах специалитета по направлению «Культурология». Поначалу меня очень привлекала японская литература. Я прочитала практически всю японскую художественную прозу, которая была на тот момент в университетской библиотеке. Особенно меня впечатлили роман Кикути Кана «Портрет дамы с жемчугами» и рассказы Рюноскэ Акутагавы. Потом этот интерес перешел на современную японскую культуру – аниме и мангу. В 2008 году я решила написать дипломную работу под названием «Японский комикс как отражение национальной специфики массовой культуры», которую успешно защитила. Впоследствии я поступила в магистратуру, где продолжила изучать японские комиксы. В это же время началось мое изучение японского языка. Сначала изучала его на бесплатных курсах в АНО «Японский центр», но затем поняла, что мне необходим более серьезный подход, поэтому поступила на второе высшее в РГГУ по направлению «Язык и литература Японии». Здесь мне удалось совместить свой интерес к японской литературе и комиксам-манга. В результате это нашло отражение в моей дипломной работе «Адаптация литературных произведений Эдогавы Рампо (1894–1965) в комиксах-манга 2000-х гг.».

Анна Оськина, преподаватель Института классического Востока и античности ФГН

Все началось с того, что в 9-м классе я перешла в гимназию №1514 на отделение культурологии к Владимиру Владиславовичу Глебкину. Там была возможность учить много разных языков. И третьим по счету я выбрала японский, руководствуясь тем, что язык очень сложный и, видимо, мало кто его сможет одолеть, а мне трудности нравятся, и если я справлюсь, то потом на рынке труда буду востребована, с легкостью найду себе работу. Я мечтала о чем-то современном – о работе в японской компании и т.п. Что в действительности я буду заниматься древностью, я даже представить себе не могла.

Японский язык у нас преподавала Наталия Васильевна Власова, с которой мы теперь вместе работаем. И помимо языка, который я в школе учила два года, я посещала еще спецкурс по японской истории и культуре, который вел Александр Николаевич Мещеряков, еще один человек, сыгравший большую роль в моей жизни. И знакомство с этими двумя людьми привело меня в РГГУ, в Институт восточных культур и античности, как он тогда назывался (ныне Институт классического Востока и античности НИУ ВШЭ). Я поступила к Мещерякову на 1-й курс. Это было привлекательное направление, первый набор, и Мещеряков спланировал его как подготовку будущих молодых ученых. Нам пообещали много языка и обещание свое выполнили. Бо́льшую часть времени мы занимались классическим японским, классическим китайским и японской литературой. А когда ты знаешь язык в совершенстве, ты можешь идти куда захочешь. Как показала жизнь, мои одногруппники нашли себе место и в науке, и в японских компаниях.

Каким было ваше первое впечатление от знакомства с японским языком?

Все не как у людей, все не по-нормальному. И очень сложно, потому что аналогию не проведешь. Слова не похожи на европейские. Если ты не знаешь слово, ты его не угадаешь, как мог бы угадать в случае с английским, французским или немецким. Если ты видишь иероглиф и не знаешь, как он читается, ты вряд ли угадаешь его чтение. А всего надо выучить почти три тысячи иероглифов. В какой-то момент я даже пришла в отчаянье: да как это возможно! Это мое первое впечатление: язык не идет, и никак не получается им овладеть.

А как устроен процесс обучения японскому языку? Есть ли отличия в форматах преподавания японского и английского?

Мы учились по российскому учебнику Нечаевой. Вышка от этого учебника отказалась, потому что там чисто дидактический, искусственный язык. Он исходит из того, что сначала нужно дать всю грамматику, все возможные грамматические формы, – но в каких случаях их нужно применять – этого навыка учебник не дает!

Сейчас методика немного поменялась: студентов учат больше говорить, заучивать диалоги. Но я не встречала коммуникативных методик обучения японскому. Мне действительно интересен этот вопрос: можно ли быстро разговорить студента? Потому что проблема такая есть: студенту очень сложно начать говорить по-японски. В отличие от европейских языков, японская лексика не окружает нас со всех сторон.

То есть нельзя заговорить по-японски, пока ты не выучил какой-то набор иероглифов?

Нельзя заговорить, пока ты не выучил огромный список слов – не иероглифов. Для того чтобы говорить, нужна лексика и сложные синтаксические обороты. Мы начинали с рассказа про то, как Анна и Сергей жили в общежитии, поехали на экскурсию и т.п., а не с каких-то более простых вещей, например как купить хлеб в магазине. Но сначала мы долго учимся письму, потому что даже руке и глазу очень непривычна иная письменность. Учимся читать и писать, параллельно разбираем грамматику.

Я много думала над этим вопросом, когда мне дали первокурсников в департаменте иностранных языков. Там на японский отведено очень мало часов, в связи с чем объективно не получится охватить все: письмо, говорение, чтение и тому подобное, – надо выбирать. И можно было бы пожертвовать письменностью. Знаете, ведь если бы я не преподавала язык, я вряд ли бы так много писала по-японски. Сами японцы уже забывают свои иероглифы, потому что они все время печатают. А когда печатаешь, тебе не нужно помнить ни порядок черт, ни значение отдельного иероглифа – только научиться зрительно их отличать, а это требует гораздо меньших усилий. Тем не менее я пока не могу решиться на этот шаг – перестать учить письменности. Возможно, во мне говорит старая школа. Или вера в то, что, когда прописываешь, на каком-то тактильном уровне запоминаешь знаки и, если не дать письменность на самом раннем этапе, что-то будет упущено.

Что добавило к восприятию языка знакомство со страной, культурой, академической средой носителей языка?

Степан Родин

Язык для японоведа – это инструмент, а не самоцель, он не существует изолированно на страницах учебных пособий и используется не только для коммуникации с людьми здесь и сейчас, но и для извлечения смыслов из текстов различных исторических периодов. Без базовых представлений об истории и культуре Японии работа с ним в профессиональном плане весьма затруднительна, будь то деятельность ученого, переводчика, журналиста или, например, ландшафтного дизайнера. Когда говорят об особенностях японского языка, часто упоминают его относительную фонетическую бедность, следствием которой является наличие огромного количества омонимов, и понять, идет ли речь об исполнении сыновнего долга, знатных вельможах, твердой стали или маринованных овощах, когда встречается, например, слово «ко:ко:», в отрыве от общего контекста невозможно. Ученому, работающему с письменными памятниками, помогает графика, но, если текст записан преимущественно слоговой азбукой, а не иероглифами, задача значительно усложняется. В плане осуществления деловой коммуникации необходимо помнить о различных степенях вежливости, которые уместно употреблять по отношению к собеседнику в зависимости от его статуса и положения, о формах мужской и женской речи, целом наборе вариантов обращения и т.д. Японский язык в этом плане подстраивается под иерархически организованное общество, в котором за представителями определенных возрастных и социальных групп закрепляются принятые нормы языкового поведения. Такая по-конфуциански ориентированная на закрепление различий модель реализуется не только в рамках выбора лексики в каждой конкретной коммуникативной ситуации. В академической среде, например, уважение к старшим, наставникам проявляется даже на уровне структурной организации диссертаций и научных статей. Один молодой японский ученый жаловался, что порядка 80 процентов текста в них должно быть уделено описанию традиции изучения конкретной научной проблемы, историографии, пересказам статей старших коллег, и лишь около 20 процентов – то, что у нас называется «научной новизной работы». Развитие и прирост знания происходит не экстенсивно, а путем интенсификации и углубления уже существующих наработок. Японская традиция в целом с гораздо большим вниманием и бережностью относится не к принципиально новому, а тому, что опирается на прецедент, имеет долгую историю. Это, возможно, не очень способствует совершению необычных научных открытий или осуществлению исследований, с неожиданных ракурсов анализирующих привычное, но, безусловно, обеспечивает непрерывный прирост знаний, их конкретизацию.

Юлия Магера

Когда ты погружаешься в языковую среду другой культуры, это одновременно и тяжело, и интересно. Это дает тебе большой стимул и заставляет двигаться дальше, позволяет приблизить и лучше понять изучаемые предметы. Мне удалось посетить в Японии различные выставки и несколько музеев, среди которых прежде всего музей «бога манги» Тэдзука Осаму в городе Такарадзука и Международный музей манги в Киото, в фонде которого насчитывается около 300 тысяч изданий. Есть в Киото и факультет манги при Университете Сэйка, где обучают студентов создавать мангу или готовят арт-критиков и исследователей. Примечательно, что среди выпускников Университета Сэйка есть студенты из Латвии и России. Общение со специалистами в этой области позволило лучше разобраться в терминологии и понять историю развития японских комиксов. В манге существует свой специальный жаргон, нередко он обусловлен заимствованиями (англицизмами). Так, например, произошло в случае со словом «нейм» (ネーム, нэму), которое происходит от английского слова name (имя). В манге это слово используется для обозначения раскадровки – чернового варианта расположения кадров на странице комикса.

По одной из версий, в 1960-е годы словом «нейм» называли любой тип типографского текста, а также текст в словесных пузырях. Если посмотреть на оригинал страницы манги, то можно увидеть, что все диалоги там напечатаны на отдельных клочках бумаги и вклеены в соответствующие места, т.е. при печати весь текст в манге вписывается не от руки, а сначала набирается типографским способом и потом вклеивается. Это очень кропотливый процесс, притом что в японском помимо слоговой азбуки есть еще и несколько тысяч иероглифов. Поэтому, чтобы ускорить процесс печатания манги, уже на этапе раскадровки автор должен строго определиться с тем, где у него будут расположены словесные пузыри и какие диалоги будут в этих пузырях. После чего редактор передает черновой вариант раскадровки наборщикам текста – этот процесс называется «читать нейм», т.е. вычитывать слова и диалоги.

Также японский язык содержит большое количество шаблонов, устойчивых фраз и выражений, которые используются в письменной или устной речи в зависимости от выбранного стиля общения (нейтральный стиль, вежливый стиль, скромный по отношению к себе). С одной стороны, это упрощает процесс написания научной статьи, когда ты можешь использовать готовые грамматические конструкции, специальные вводные слова, определенные окончания слов, но с другой – это ставит в определенные рамки и не позволяет более вариативно выражать свои мысли.

Анна Оськина

Я очень долго ждала этой встречи. Я не могла поехать в Японию за свой счет и ждала, когда же наконец нас отправят на стажировку по обмену. Это случилось на 4-м курсе, когда я уже владела языком более или менее уверенно и, кроме того, уже много знала и читала про Японию. Поэтому шока у меня не было. Но, конечно, когда попадаешь в новый, отличный от привычного мир, очень забавно наблюдать, сравнивать, чему-то учиться или, наоборот, радоваться тому, что у нас это устроено по-другому.

Первое визуальное впечатление, что я попала в какой-то игрушечный мир, где все дороги ровные, все дома аккуратно выстроены, где нет разрухи, трава зеленая, машины чистые, люди на работе одеты в форменную одежду. Такой мир lego: все чистые и все на своих местах.

Как ни странно, после Нечаевой живой японский язык показался примитивным. У Нечаевой были длинные конструкции, скорее из письменной речи, то есть нас учили литературному, письменному языку. Но японцы пишут сложно, а говорят гораздо проще. У них много интонаций, много сокращений – они любят сократить какую-нибудь длиннющую форму до неузнаваемости, – и много молодежных словечек, которые долгое время вообще не воспринимались. В общем, первое время возникали сложности с пониманием.

Однажды был смешной случай, когда я сказала другу, что хочу посмотреть Будду. Я знала только иероглиф «будда», произносится «буцу», и сказала: «Пойдем посмотрим буцу». И друг привез меня в торговый центр. Мы подъехали, и я говорю: «Где здесь Будда-то?» А он говорит: «Ты же сказала – давай буцу посмотрим: ботинки. Надо было сказать «дайбуцу» – так называются большие статуи Будды». А я не только сократила слово, но и не обратила внимание на долготы, когда говорила «буцу». Сказала как-то невнятно, и японец меня не понял абсолютно.

Еще один смешной случай, связанный с письменностью, произошел, когда я студенткой находилась в Японии на краткосрочной стажировке. Когда печатаешь по-японски, то сначала пишешь слово латиницей, нажимаешь на пробел, и система предлагает тебе набор иероглифов на выбор, бывает от одного до десяти вариантов. Слово «танки» может значить «краткосрочный», а может – «нетерпеливый». Я впечатала tanki и особо не вглядывалась в значение иероглифа, который выбрала затем. Только через год или два, когда я приехала в этот же университет, уже будучи преподавателем школы востоковедения ВШЭ, я встретила своего преподавателя. И он сказал: «Я вас помню, вы та студентка, которая написала на титульной странице реферата «нетерпеливая студентка». Так я оказалась нетерпеливой студенткой.

Еще бывают смешные случаи с вежливыми категориями. Японский язык очень вежливый в том плане, что люди знают свое место. Официанты, сотрудники банка или почты говорят с клиентом на особом, вежливом языке, добавляя некоторые вежливые формы или заменяя одни слова другими. Иностранцев, учащих японский язык, это очень запутывает. И я попадала в такие глупые ситуации, когда мне задавали вежливый вопрос, а я отвечала, как нас учили на уроках английского в школе: как спросили, так и ответьте, не думайте долго. “Do you like?” – “Yes, I do”. И в ответ на вежливую глагольную форму, возвышающую собеседника, я отвечала тем же глаголом, таким образом уже сама себя возвышая. Потом спохватывалась: ой, подождите, я должна была сказать вот так. Японцы, конечно, улыбаются в ответ. Таких ситуаций, когда кто-то на меня разозлился бы или как-то пострадала моя репутация, не было.

Вообще, японцы довольно лояльно относятся к иностранцам. Одно только замечу. Пока ты плохо говоришь по-японски, тебя будут все время хвалить: ой, как у вас хорошо с японским. Но как только вы переступаете определенную грань и начинаете говорить более или менее сносно, японцы настораживаются, потому что вы уже входите в их мир, срезаете ту дистанцию, которую позволяет держать язык. И тогда они уже не говорят вам, что у вас хороший японский, а иногда даже указывают на ошибки.

Какой отпечаток накладывает японский язык на постановку и описание научной проблемы? С какими проблемами сталкиваешься при переводе и написании статей на этом языке?

Степан Родин

Знание – это сила, а знание иностранных языков – это свобода. Свобода коммуникации, свобода виртуального перемещения во времени, где порталом выступают, например, средневековые военно-исторические повести или дневники аристократов. В случае с японским языком это также свобода выбора направления написания текста, ведь в зависимости от характера текста и эпохи текст могли располагать как в горизонтальных, так и вертикальных строках, как справа налево, так и слева направо. Это свобода выбора между серьезной и солидной иероглификой для официальных текстов и большим количеством символов азбуки для текстов менее формальных. Даже этих особенностей японского языка, на мой взгляд, достаточно, чтобы продемонстрировать разнообразие и вариативность возможных подходов к решению одной задачи. Для представителя академической среды умение взглянуть на привычное с нового ракурса – очень ценное и полезное качество.

Юлия Магера

Японский язык славится тем, что порядок слов в нем совсем другой, чем в русском языке. Предложение приходится раскручивать не с начала, как мы привыкли, а наоборот – с конца. Если же переводить предложение сначала, то получится совершенно неверный смысл. Под моей редакцией вышли сборники статей «Манга в Японии и России», куда вошли переводы статей японских ученых. Так, например, при переводе статьи Кояма Масахиро «Манга хёгэнрон: история изучения и перспективы развития выразительных средств манги» пришлось столкнуться с определенными сложностями, в которых определяемые предложения нагромождались на главное предложение по несколько раз.

Также мы сохранили в заголовке слово «манга хёгэнрон», что соответствует традиции оставлять в тексте специальные японские термины. Так, например, произошло со словом «нихондзинрон» (теория о японцах) или «кавайи рон» (теория кавайи). Но, по сути, подобные термины, выраженные по-японски кратко и лаконично, требуют более широкого толкования и пояснения при переводе на русский язык. Поэтому «мангахёгэнрон» переводится как «теория выразительных средств манги», что звучит достаточно громоздко, но зато понятно.

Бывают обратные ситуации, когда приходится отказаться от лишних слов при переводе терминов с японского на русский, которые кажутся неуместными.

Анна Оськина

Не знаю, насколько я компетентна в этом вопросе, потому что так глубоко погрузиться в японскую академическую среду мне пока не удалось. Но я заметила, что, пока исследователь работает под началом научного руководителя, будь то аспирант, магистрант или даже уже защитившийся молодой ученый, – он будет делать то, что ему скажет научный руководитель. И мне показалось, что японским ученым, с одной стороны, не хватает свободы, а с другой – смелости. Конечно, крупные ученые с мировым именем работают над чем хотят. Но чтобы пройти этот первый этап, подняться от низов, нужно многое вытерпеть.

Что касается отличий в написании научных текстов, я занималась довольно узкой тематикой – исследовала путевые дневники эпохи Камакура, XIII век. Поэтому читала классические академические тексты и там никаких особенных отличий не заметила. Могу только отметить, что японцы еще более трепетно, чем мы, относятся к тому, что написано предшественниками. Их список литературы всегда восхищает.

29 апреля, 2020 г.