Мы используем файлы cookies для улучшения работы сайта НИУ ВШЭ и большего удобства его использования. Более подробную информацию об использовании файлов cookies можно найти здесь, наши правила обработки персональных данных – здесь. Продолжая пользоваться сайтом, вы подтверждаете, что были проинформированы об использовании файлов cookies сайтом НИУ ВШЭ и согласны с нашими правилами обработки персональных данных. Вы можете отключить файлы cookies в настройках Вашего браузера.

  • A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Academic Watching

marj3.com

В этом выпуске о любимых фильмах и сериалах, оказавших влияние как в личной, так и в академической жизни, рассказывают Нина Сосна, Земфира Саламова и Элла Россман.

 

О любимых фильмах и сериалах

Нина Сосна, доцент школы культурологии факультета гуманитарных наук

Не фильмы, но кадры и вспышки

С одной стороны, странно было бы отрицать пользу вопросников вообще и устремлений выяснить, какие фильмы и почему выбираются теми или иными социальными группами. В определенный момент переставая быть отдельными частными впечатлениями, ответы переходят в разряд обезличенных данных, которые могут рельефнее представлять те или иные культурные, политические, идеологические, поколенческие и прочие предпочтения.

С другой стороны, сложно было бы выбрать только один фильм, указав на произведенные им моральные и другие эффекты. И это не просто вопрос меняющихся вкусов, увеличения технических возможностей или наращивания мастерства, делающих кинопродукцию все более визуально изощренной. Показательный пример здесь – несколько «Матриц» Вачовски, вызвавших ажиотаж в годы выхода на экраны, возникновение фанатских обществ, множество обсуждений, в том числе в академической среде. Причину всего этого трудно представить себе сегодня, потому что визуальная продукция быстро меняется, меняет наши привычки видения, меняет восприятие того, что нас окружает, и сегодня эти фильмы уже не привлекли бы, видимо, и половины тех зрителей, что были всего около пятнадцати лет назад.

Братья Вачовски (1990-е годы)
Братья Вачовски (1990-е годы)
ajanelaencantada.wordpress.com

Специфика киноматериала играет тут, видимо, не последнюю роль, поскольку именно история кинематографа, составленная из сотен и сотен кадров, представляет собой гигантский образовательный ресурс, который образовывает прежде всего наши глаза. Почти буквально «учит видеть», хотя, казалось бы, мы давно преодолели рубеж этого научения, еще в бессознательном возрасте.

Кино – не только назидательная история, нарратив или источник психологического (дис)комфорта, собрание приемов режиссера или убедительная актерская игра, это и специфический визуальный поток, организованный и захватывающий.

Для меня как специалиста по визуальным исследованиям вопрос о произведших впечатление фильмах, о впечатлениях, чье воздействие длилось бы и помнилось, – это вопрос прежде всего о визуальных «импринтингах», о конкретных кадрах и «тревеллингах», которые показались в разных фильмах, но вызвали именно этот эффект отпечатывания. Проплывающие мимо камеры мокрые черные зонты Ангелопулоса, выжженные звенящие пустыни Пазолини, почти материальная ощутимость деталей (сапог, коридоров аэропорта, кресел и проч.) у Тарантино, лица у Дрейера, отдельные жесты у Сокурова, которые только кино делает возможными и видимыми, – это не пейзажи или готовые культурные знаки, символы тех или иных процессов. Они не отвечают за содержательную нагрузку, и фильмы, содержащие подобные детали, могут и вовсе «не нравиться», но речь идет о чем-то, как будто приходящем из визуального поля – и привлекающем. Теоретики кино сказали бы: это сама «материя фильма». То есть речь идет о некотором пласте, который едва ли можно называть «пластом значений», фактичности, оценок, в том числе моральных, и т.д., так как значения, символизации, оценки, ценности скорее надстраиваются над чем-то «сырым», так или иначе привлекшим внимание, «зацепившим».

Пьетро Паоло Пазолини
Пьетро Паоло Пазолини
CulturaItalia

Конечно, приведенные примеры – из истории кино Запада, к тому же так называемого «авторского». Формально это так, но фактически эти факторы не столь уж и ограничивают зоны возникновения ответной реакции на один и тот же изобразительный ряд, возможной у представителей разных культур. Более того, я могла бы привести примеры не только из художественных фильмов, где роли исполняют актеры во вполне традиционном понимании, но и из анимационных, чтобы показать на таких крайних примерах, что жанровые различия (авторское кино, документальное кино, фантастическое кино, мультипликационные фильмы и т.д.) также вторичны по отношению к тому «сырому» впечатлению, о котором я здесь говорю.

На вопрос, почему происходит этот процесс «замыкания» конкретного кадра, изображения и некоего ощущения и как именно следует этот процесс описывать, ответить непросто, поскольку непросто описать визуальный опыт, всегда уклоняющийся от оперирующего достаточно четкими значениями языка. Для кого-то эффективное объяснение выстраивается при помощи термина «аффект», для кого-то, вслед за Беньямином, операциональным было бы понятие констелляции, в чем-то аналогичное собственно кинематографической технике монтажа, когда две линии, два события, два движения, два взгляда вдруг оказываются соположимы – и производят эффект, как яркая вспышка, непредсказуемо возникшая.

«Замыкание», «вспышка», «зацепка» – терминология, в каком-то смысле пересекающаяся с описаниями того, что может нравиться, но вовлекающая также другие явления в рамку рассмотрения, размыкающая эту рамку к более обширному горизонту, который, замечу, вовсе не является горизонтом чистой фикции, галлюцинации еще меньше.

Здесь важен еще один вопрос, связанный с регистрацией того, что так или иначе задевает, требуя объяснений, почему же так происходит. Конечно, у всех и каждого есть арсенал средств, доставляющих ту или иную «информацию» для анализа более развитыми нервными узлами – или пропускающих ее. Этот арсенал сложился эволюционно, дабы экономично расходовать наши способности и задатки. Кто-то больше полагается на визуально поступившую информацию и буквально «видит» «хорошо», кто-то меньше. Однако в эпоху достаточно активно, быстро и масштабно производимых изображений невозможно не учиться в них ориентироваться, в том числе на материале кино. Поэтому смотреть больше фильмов, «хороших и разных», старых и новых, – это фактически одна из существеннейших задач современного процесса обучения. Так что голосую за визуальное просвещение.

Вальтер Беньямин
Вальтер Беньямин
colta.ru

Земфира Саламова, преподаватель школы культурологии факультета гуманитарных наук

На настоящий момент у меня нет любимого художественного фильма: с одной стороны, я не успеваю ничего пересматривать (а любимый фильм должен быть, как мне кажется, засмотрен «до дыр»), с другой – не могу смотреть фильмы, совсем не анализируя, – из-за этой дистанции не возникает сильной эмоциональной связи. Какое-то время любимым фильмом можно было назвать «Семейку Тененбаум» (The Royal Tenenbaums; реж. Уэс Андерсон, 2001, США). Я в первый раз посмотрела его вскоре после того, как прочитала у Джерома Сэлинджера повести и рассказы про семью Гласс, поэтому возникла небольшая «накладка» одного на другое (что неудивительно, потому что Андерсон отчасти вдохновлялся сэлинджеровскими Глассами). Когда я училась в университете, достаточно часто ходила работать над курсовыми в Библиотеку иностранной литературы им. Рудомино. Моим любимым залом был «американский» на третьем этаже. Помимо книг там был (думаю, и сейчас есть) раздел с фильмами и сериалами. В числе многого другого синематека включала и DVD «Семейки Тененбаум» в коллекционном издании: можно было смотреть фильм с комментарием режиссера, в меню был раздел с фотографиями со съемок, а в DVD-кейсе – большая складная карта дома Тененбаумов. Я несколько раз брала диск на дом по читательскому билету, причем два года подряд в одно и то же время года – кажется, в декабре, это была небольшая традиция, способ самоподдержки в сессию. До сих пор выделяю этот фильм среди других у Андерсона, так как и по нарративу, и по подходу к пространству он очень лаконичный и цельный, от него не возникает чувства избыточности.

Мне очень нравится анализ этого фильма в статье Джен Хедлер Филлис “I Always Wanted to Be a Tenenbaum”: Class Mobility as Neoliberal Fantasy in Wes Anderson’s The Royal Tenenbaums из сборника The Films of Wes Anderson: Critical Essays on an Indiewood Icon (NY: Plagrave Macmillan, 2014).

Бен Стиллер и Гвинет Пелтроу в к/ф "Семейка Тененбаум" (2001) Уэса Андерсона
Бен Стиллер и Гвинет Пелтроу в к/ф "Семейка Тененбаум" (2001) Уэса Андерсона

Исследовательница проблематизирует то, кем являются Тененбаумы в фильме и как они отделены от других героев, мечтающих ими быть. Если обратиться к многообразному фанатскому творчеству, посвященному этому фильму: значки, стикеры, открытки, кружки, – очевидно, что зрители связывают Тененбаумов с чем-то «красивым», стильным, утонченным. Но при внимательном просмотре можно заметить, что этих героев определяют в первую очередь их отношения с образованием и культурой: они получают знания, избирают профессии и занятия, традиционно ассоциируемые с высшим классом, элитой. Хедлер Филлис предполагает, что именно это, а не какая-то внутренняя «магия» отделяет Тененбаумов от других персонажей. В финальном единении всех героев фильма, вопреки их культурным различиям, она видит неолиберальную утопию, в которой классовые границы растворяются, а классовая принадлежность является результатом свободного выбора. Это резко контрастирует с реальными последствиями американской неолиберальной политики 1970-80-х годов, поэтому позволяет рассматривать фильм и как критическое высказывание.

С любимым сериалом сложно определиться, потому что каждый год выходит что-то очень интересное. Но до сих пор для себя выделяю «Больницу Никербокер» (The Knick, реж. Стивен Содерберг, 2014–2015). О нем можно говорит как о фильме, поделенном на 20 серий, потому что его концовка противоречит сериальной нарративной логике: сюжетные линии все до одной завершены настолько тщательно, что, если даже попытаться его продолжить, это, скорее всего, будет другой сериал – с новыми героями и конфликтами. «Больница Никербокер» конструирует Нью-Йорк в первые годы XX века, фокусируясь на городской больнице и происходящих внутри и вокруг нее конфликтах. Этот акцент позволяет говорить и о стремлении к инновациям в медицинской науке, отражающем эхо XIX века и его веры в прогресс, и о хрупкости человека, живущего в модерновом обществе. Герои прибегают к «анаэстетизации» (anaesthetic) своей повседневности при помощи наркотиков и трансгрессивных практик, сходят с ума, подвергаются разнообразному насилию со стороны традиционных и новых общественных институтов (семьи, медицинских учреждений, правоохранительных структур) – при просмотре Фуко вспоминается не раз. За два сезона многие изначально положительные герои меняются к худшему, а некоторые вообще не меняются, остаются ригидными. Несмотря на то что по описанию сериал кажется мрачным, в нем много черного юмора и динамики – на уровнях визуальности, сюжета, диалогов.

Кадры из т/с "Больница Никербокер" (2015-2017) Стивена Содерберга
Кадры из т/с "Больница Никербокер" (2015-2017) Стивена Содерберга
кино-театр.ру

Элла Россман, стажер-исследователь Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий

Мой любимый фильм, который во многом повлиял на мое самоощущение как человека, – это знаменитая лента «Мечтатели» (2003) мэтра итальянского киноискусства Бернардо Бертолуччи. Фильм рассказывает о чистой любви между молодыми людьми, которые грезят о будущем и ищут себя в настоящем. Главные герои фильма – французские студенты, они страстно увлечены кино и практически все время говорят только о нем. В чем-то они напоминают мне моих студентов – такие же погруженные в предмет своего осмысления, такие же начитанные и насмотренные, такие же смелые, неравнодушные и горячие сердцем.

Я посмотрела «Мечтателей», когда была еще подростком, вычитала о нем в каком-то молодежном журнале. Я тогда еще совсем не интересовалась историей искусства, только постепенно приходила к этому. «Мечтатели» очень сильно определили мое видение мира. Они научили меня, что истинный интерес к своему предмету и – одновременно – неравнодушие к тому, что происходит вокруг, к людям, могут в результате привести к кардинальным переменам как в самом человеке, так и вокруг него. Нужно лишь думать, осмыслять окружающий мир, искать ответы на самые глубокие вопросы, докапываться до истины и, конечно, не бояться действовать. Я думаю, этот фильм должен посмотреть каждый студент-первокурсник в Вышке – хотя бы единожды в своей жизни. И именно будучи студентом имеет смысл смотреть это кино – в период нежной и пламенной юности, когда все идеи воспринимаются особенно близко к сердцу и, будучи воспринятыми, остаются с человеком навсегда.

Ева Грин в к/ф "Мечтатели" (2003) Бернардо Бертолуччи
Ева Грин в к/ф "Мечтатели" (2003) Бернардо Бертолуччи

 

О фильмах и сериалах, оказавших влияние на выбор академической карьеры

Земфира Саламова

Сложно констатировать такое влияние со стороны какого-то сериала или фильма. Наверное, стоит упомянуть первый телевизионный проект, который стал объектом моего исследования еще во время учебы, – это американское комедийное шоу «Субботним вечером в прямом эфире» (Saturday Night Live, NBC). Я смотрю его с 2010 года, а существует оно с 1975 года, в нем регулярно меняется состав актеров, но формат остается одним и тем же – это множество коротких комедийных скетчей (сценок), часть разыгрывается вживую, часть представляется в виде коротких, заранее записанных видео. Шоу реагирует на политические, общественные, культурные события, однако в первой половине 2010-х годов оно было далеко от политической сатиры. C периода президентских выборов 2016 года материалы, посвященные политике, стали более едкими. Для меня как начинающего исследователя анализ этого шоу (сезонов начала 2010-х годов) стал полезным опытом для понимания того, как нужно подходить к работе с комическим, смеховым, исследовать пародию, гротеск, иронию в современной культуре. Удивительно в сегодняшнем мире, где все устаревает моментально, обнаружить культурный продукт, существующий очень давно и постоянно борющийся (пусть не всегда успешно) с угрозой закостенения. Если обратиться к клипам из «Субботним вечером в прямом эфире» прошлых десятилетий, можно получить некоторое представление о трендах популярной культуры 1970-х, 80-х, 90-х, 2000-х годов – еще одну ценность этого шоу составляет его метапозиция.

 

Элла Россман

Думаю, на меня как на молодую исследовательницу «Мечтатели» тоже оказали большое влияние. Именно благодаря этому кино, частично в подражание главным героям, я заинтересовалась кинематографом и даже на время стала истинной киноманкой. Я изучала курсы по кино (например, по советскому), когда сама училась в Вышке, искала способы расшифровывать фильмы, их самые глубокие смыслы. В Вышке же, на программе по истории, я узнала, что кино можно изучать и с точки зрения того, что оно говорит нам о прошлом и об исторической и культурной памяти. Как результат: фильмы, по плану, – один из источников в моей будущей диссертации. А еще я иногда пишу кинорецензии для разных медиа о культуре. «Мечтатели» оказали глубокое влияние на все виды моей деятельности, и я очень рада, что судьба – совершенно случайно – столкнула меня с этим шедевром.

Ричард Сеннет
Ричард Сеннет
Wikimedia Commons

 

Фильмы и студенты

Земфира Саламова

Я не обращаюсь на постоянной основе к фильмам или сериалам на занятиях, но на одном из курсов, который я веду уже много лет – «Театр и театральность в современной культуре» (входит в культурологический майнор «Современная культура: теории и практики»), – всегда советую студентам обратиться к фильму «Побочный эффект» (реж. Стивен Содерберг, 2013, США) в связи с темой ролевого поведения в повседневной жизни. Один из семинаров посвящен обсуждению текстов социологов Ирвинга Гофмана (фрагменты из «Представления себя другим в повседневной жизни») и Ричарда Сеннета (фрагменты из «Падения публичного человека»). Как раз перспективу Сеннета на то, как современные горожане исполняют роли, легче понять, если посмотреть этот фильм. Кратко его позицию можно сформулировать так: в большом городе человек, подобно актеру на театральной сцене, постоянно сталкивается с «проблемой аудитории» – он стремится быть убедительным, вызывать доверие у незнакомцев. «Самовыражение человека должно осознаваться… в понятиях жестов и символов, являющихся подлинными вне зависимости от того, кто жестикулирует и прибегает к символам». В публичной сфере города действуют широко разделяемые негласные нормы того, как незнакомцы «предъявляют» друг другу свои эмоции. В триллере Стивена Содерберга героиня актрисы Руни Мара ради корыстных целей притворяется, что страдает депрессией. У фильма детективная композиция: сначала зритель помещен среди персонажей, верящих в болезнь героини, затем вместе с героем-психологом начинает догадываться об обмане. Ролевое поведение в городе здесь проявляется в том, как героиня при помощи достаточно простых жестов, поступков, слов предъявляет и незнакомцам, и близким людям информацию о своем состоянии и долгое время не вызывает никаких подозрений.

25 февраля, 2020 г.