Арабский язык

В этом выпуске, посвященном арабскому языку, о его особенностях, опыте обучения, общения с иностранными коллегами, практиках перевода рассказывает доцент школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики Алексей Муравьев.

Как получилось, что вы стали изучать арабский язык? Какими были ваши учебники и преподаватели арабского, какой была методика преподавания?

По своей исходной специальности я историк христианского и исламского Востока, скорее семитолог, не арабист, и для меня арабский был одним из языков Ближнего Востока, которые мне нужны для исследования моих сюжетов. Разные культуры христианского Востока в первые века нашей эры выражали себя на сирийском, коптском и других языках. Но начиная с Ⅶ-Ⅷ веков они стали одновременно выражать себя и на арабском языке. И я стал заниматься арабским языком как языком восточных христианских культур и раннего ислама.

Для начала я стал заниматься с преподавателем арабского, выпускником востфака ЛГУ, с которым мы читали разные старинные тексты. Параллельно я делал задания по учебнику А.А. Ковалёва и Г.Ш. Шарбатова. В то время этот учебник был одним из базовых в университетском курсе в Москве наряду с курсом Г.М. Габучана. Это был такой советский учебник, рассчитанный на производство арабистов-практиков в стенах ИСАА при МГУ. В нем, конечно, содержалось много ненужных для меня лексических тем про колхозы, совхозы, инженеров, газеты и так далее. В какой-то момент меня этот учебник перестал устраивать, и я стал думать о том, как мне продолжить изучение арабского языка по каким-то другим учебникам.

В середине девяностых я поехал учиться во Францию. В Париже я стал ходить на занятия в Inalco (Institut national des langues et civilizations orientales; Национальный институт восточных языков и цивилизаций), в Католический институт, другие места. Тогда ко мне попал мой любимый учебник классического арабского языка (он до сих пор у меня на полке стоит) выдающегося французского арабиста Режи Блашера. Этот учебник состоял из двух частей: краткого грамматического курса и сборника упражнений. Там нет никаких колхозов, естественно. И после того как я прошел базовый курс грамматики по Блашеру, я продолжил занятия арабским уже в Германии, в Мюнхенском университете, где арабистикой, вообще востоковедением руководил замечательный исследователь, арабист и семитолог Райнер Деген. И там мы уже читали и комментировали средневековые тексты. Вообще говоря, я считаю, что при изучении арабского языка все зависит от того, какую задачу вы ставите перед собой. Я на тот момент ставил перед собой задачу научиться не разговаривать, а читать тексты, причем тексты классические.

Затем уже, когда передо мной встал вопрос о чтении современных текстов и понимании разговорной речи, я занялся этим вопросом и понял одну интересную вещь. Арабский язык, как мы его себе представляем, отличается от других иностранных языков тем, что он многолик. Бытует такое убеждение, будто есть «классический», литературный арабский и какие-то «диалекты», на которых говорят необразованные феллахи в деревнях. Поэтому мы изучаем этот «классический» арабский язык, а с «диалектами» уже по мере необходимости знакомимся. В действительности же дело обстоит несколько иначе. Существует исторически сложившийся классический арабский язык, которым как раз я занимался в Париже. Это язык классической арабской литературы. То есть классический арабский язык – это не язык Корана (хиджазский диалект Ⅶ века), а язык арабской литературы и всей традиции до сложения собственно современного арабского языка (в арабских странах он называется словом «фусха», букв. «красноречие»). Этот современный арабский язык (MSA) используется для того, чтобы на нем объяснялись между собой люди, которые в обычной жизни говорят на совсем других арабских языках, отличных друг от друга. Вот эти-то другие языки и являются настоящими современными арабскими языками: египетский арабский, сирийско-ливанский арабский, арабский Северной Африки (дариджа), арабский Залива и так далее. То есть, если мы хотим общаться с арабами, нам нужно изучать не классический арабский язык и не столько современный арабский язык – фусху, сколько эти современные арабские языки.

Поняв это, я стал заниматься сирийским диалектом. Специально прослушал курс у преподавателя-сирийца из Алеппо. Меня увлекла задача арабской диалектологии, и я проштудировал несколько учебников по современным арабским языкам. И понял, что, вообще говоря, в перспективе преподавание арабского языка нужно перестраивать на современном уровне. И вот недавно, когда к нам приезжал выдающийся современный арабист и семитолог Вернер Арнольд и читал в Вышке лекции, я с большой радостью узнал, что Арнольд у себя в Гейдельбергском университете как раз внедрил эту систему, когда вначале изучают современные арабские языки, а уже потом к ним добавляется фусха – тот современный арабский язык, который все знают, но на котором говорят только по телевидению, радио и иногда между собой арабы из разных регионов. Вот та схема изучения арабского языка, к которой я интуитивно шел всю жизнь.

Расскажите о специфике изучения арабских народно-разговорных языков. Чем, по вашему опыту, освоение арабских языков отличается от освоения других иностранных языков?

Арабский язык принадлежит к достаточно большой семье семитских языков, к которой относятся также древнееврейский, современный иврит, множество арамейских языков, древних и современных, эфиопский язык и еще ряд более мелких языков, в основном древних, вроде угаритского. Все эти языки обладают похожим грамматическим строем, отличным от грамматического строя доступных нам индоевропейских языков, которые мы преимущественно изучаем. Из неиндоевропейских языков Европы мы изучаем, пожалуй, только венгерский и финский, которые также отличаются по структуре от индоевропейских языков, но ни тот ни другой не похожи на арабский.

Главное отличие семитских языков – другая глагольная система. Там нет времен в нашем обычном понимании. Кроме этого, в арабском языке иная система глагольной деривации. По-русски мы говорим: «я пришел, я пошел, я подошел, я ушел». Все эти глаголы имеют разные смыслы за счет приставок. То есть в русском языке новые глагольные единицы образуются префиксально. В арабском языке существует иная система деривации – так называемые глагольные породы, и это то, чего у нас нет. Например, «катаба» значит «он написал». «Каттаба» будет означать «написал часто и с усилием». «Каатаба» значит «переписываться». То есть в арабском языке новые глаголы образуются путем стандартных изменений внутри глагольного корня. Это особенность языка.

Я бы сказал, специфичность арабского языка видна не столько в грамматике, сколько в ином языковом мышлении. В этом смысле мне ближе когнитивистское представление о грамматике. Например, там по-другому устроена падежная система. В арабском классическом языке существовали падежи, похожие на наши. В современном арабском языке морфологических падежей нет, зато существуют их аналитизированные остатки. Вот в русском языке, например, падежи очень сильно развиты, а во многих европейских языках их просто нет, они отмерли. В этом смысле современный арабский, может быть, ближе к европейским языкам, чем к русскому.

В арабском есть, например, такая особенность именного синтаксиса, как изафет (это персидская форма арабского слова «идафа») – конструкция примыкания. В русском языке внутри группы родительного падежа маркирование происходит через изменение второго слова («отец мальчика»), а в семитских языках маркирование верхушечное («отец-М мальчик»). А в арабском еще существует и артикль! Чтобы построить правильный изафет в арабском, надо держать все это в голове.

На первых порах сложность представляет овладение письменностью. Часто говорят, что семитские языки обладают специфической трудной письменностью. Но, вообще говоря, в отличие от дальневосточных языков (китайского, корейского, японского), арабская письменность – это та же самая письменность, которой мы пользуемся в русском языке. Для многих это прозвучит удивительно, но разница заключается только в том, что в свое время, когда финикийцы подарили свою письменность миру, одну из разновидностей финикийской письменности усвоили греки и трансформировали ее в греческий алфавит, из которого позднее возник славянский, русский. А другую разновидность усвоили различные арамеоязычные народы, которые использовали ее на территории Леванта для записи своих арамейских языков. И когда арабы завоевали Сирию, они позаимствовали эту арамейскую письменность для арабского языка. Письмо справа налево и то, что буквы связываются, – все это арамейские (набатейские, если говорить точнее) черты, частные особенности развития общего для нас финикийского письма. Семитская письменность следует тому же порядку – а, б, г, д. И даже многие буквы, если приглядеться, на самом деле имеют один и тот же смысл, одну и ту же логику начертания. Поэтому арабская письменность на глубине сближает арабский с русским или английским.

Еще я бы сказал, что в арабском отдельная сложность возникает не на уровне структуры языка, а на уровне культурного кода, который при помощи арабского языка создается. Этот культурный код связан с возникновением арабо-исламской цивилизации, с миром ислама, который действительно нам не очень понятен в культурном плане. Но все на самом деле еще сложнее, если вспомнить, что арабский язык используется также в христианской и иудейской арабской культуре, совсем небольшой, тем не менее. Так что арабский язык – это не только мир ислама, но и мир восточного христианства. И это, конечно, осложняет ситуацию, потому что там культура иная, а язык ее кодирует. Когда мы изучаем английский, мы понимаем, что все слова можно свести к одному и тому же культурному пространству – христианскому, европейскому. В случае арабского нам приходится осваивать совершенно другое культурное пространство. И это роднит арабский язык со всеми другими восточными языками, будь то японский, китайский или хинди, при изучении которых также нужно одновременно вникать в другую культуру.

Когда вы впервые оказались в среде носителей языка?

Это было в начале 2000-х, когда я начал ездить в арабские страны и у меня появилась возможность применить навыки разговорного арабского на месте – в Израиле, Ливане. Потом мне доводилось разговаривать с арабами в Северной Африке, но это отдельная история, и арабский там совсем другой.

Как прошел первый опыт разговорного общения с носителями языка? Был ли это тот язык, который вы изучали?

Как я уже говорил, я изучал классический арабский язык, на котором никто не говорит. Арабы его понимают благодаря фусхе, но среди населения, например, Арабских Эмиратов этнические арабы составляют примерно 20%. Поэтому разговаривать в Арабских Эмиратах с арабами можно, только их там мало, и большинство из них используют в качестве разговорного языка свой диалект, которого я тогда не знал. Они, конечно, с уважением реагируют: «Как хорошо вы говорите по-арабски!» (арабы любят говорить комплименты), – но нередко из уважения переходят на английский. Образованные арабы, конечно, могут поддерживать разговор на фусхе, но шаг в сторону – и начинается разговорный… Именно тогда я понял, что нужно всерьез заниматься современными арабскими языками.

Вам приходилось сталкиваться с современными исследованиями, написанными на арабском языке?

Естественно, приходилось, как любому арабисту, это исследования, каталоги, статьи. К сожалению, статьи по христианскому Востоку и сейчас на арабском языке почти не пишутся; есть небольшое количество, но очень мало. По исламоведению многие статьи пишутся по-арабски, другое дело, что их академический уровень бывает разный. За исключением крупных академических центров, таких как Дамасский, Багдадский или Каирский университеты, аль-Азхар, уровень академических исследований в арабском мире очень упал в постколониальную эпоху по сравнению с великим Средневековьем. В частности, исламоведение тогда было не столько академическим, сколько религиозным. Поэтому я, конечно, читаю какие-то статьи и книги на арабском языке, но таких, которые имели бы большое значение для мировой науки, пока что мало.

Существует ли какая-то специфика в написании научной работы на арабском языке по сравнению с английскими или русскими работами, например?

Не думаю, что здесь есть какая-то очень сложная специфика. В постколониальный период (XIX-XX века) арабы стали писать статьи так, как это было принято в основном во французской науке, порвав со старой средневековой традицией. Французы тогда были законодателями науки и для Дамаска, и для Багдада. Пожалуй, в Каире еще сохранялось влияние английской науки. Поэтому, если вы представляете, как устроен академический текст на английском и французском языках, и при этом знаете арабский язык, для вас не составит большого труда разобраться.

В чем сложность перевода арабских текстов на русский язык?

Арабские научные тексты пишутся на усредненном современном арабском языке (фусхе). И как раз тут его знание важно. Сложность заключается в том, что научные тексты используют специфический научный сленг, научные обороты, которые далеко не все знают и изучают. Бывает так, что автор пользуется какими-то выразительными средствами, которые он почерпнул из художественной литературы. Это особенно характерно для гуманитарной науки. Работы по физике, химии и математике арабы пишут, как правило, на английском, так что в этих науках такой проблемы нет. А в гуманитарных науках вопросы возникают. Но, во-первых, мы наших студентов учим читать такие тексты. Во-вторых, при наличии необходимых знаний и умения читать арабские художественные и публицистические тексты разобраться, о чем идет речь в научном гуманитарном тексте, не представляет большого труда. При переводе художественной литературе, конечно, вопросов куда больше. Тут надо владеть художественным языком, иметь начитанность в современной и старинной художественной литературе.

Возвращаясь к вашему тезису о том, что изучение арабского языка осложняется необходимостью освоения незнакомого культурного кода. Как в арабском языке отразилось влияние христианской культуры и как – исламской? Какой след эти культуры оставили в самом языке?

Дело в том, что сам арабский язык сформирован в русле исламской традиции. Там довольно много специфических понятий, которые, как я сказал, невозможно освоить без знания исламской, а в некоторых случаях еще и христианской культуры.

Прежде всего это касается лексики и культурных терминов. Например, такое понятие, как книга – по-арабски «китаб», – нагружено большим смыслом. Это Писание, поскольку для мусульман это священная книга – Коран. И для арабов-христиан понятие Писание священное. Такое понятие, как «амир» («эмир») – командир, военачальник, – безусловно, связано со всей исламской историей, откуда и эмираты пошли. Слово «раис», которое переводится сейчас как «президент», означает также главу исламской области, специального управителя. Многие понятия в арабском языке связаны с правом. Для самого понятия права в арабском языке есть два слова. Первое слово –قنون  («канун»). «Канун» – это слово, восходящее к греческому «канон» и означающее право в наиболее широком смысле – уголовное, гражданское. А другое слово исламское – «фикх» («усилие»). «Фикх» – это именно исламское право, которое иначе как «исламское право» вы не переведете. Такие слова, как «сияса» – «политика», «иктисад» – «экономика», – связаны с историей ислама и исламской науки. Или возьмем философию. В арабском языке нет слова «философия» как такового. Есть слово «фальсифа», заимствованное из греческого и обозначающее очень специфическую, европоцентричную, заимствованную у греков науку, собственно древнегреческую философию, точнее даже аристотелевскую. И есть арабское слово «хикма» – «мудрость», и это тоже философия. То есть без знания культурной специфики, того, как и почему она сложилась, вы не сможете правильно говорить по-арабски и понимать этот язык.

А какова ситуация с грамматикой? Как эволюционировала грамматика все эти годы, начиная с классического арабского и заканчивая диалектами?

Слово «грамматика» в русском языке имеет два значения. В одном значении это структура языка, а в другом – это то, как мы ее описываем (теория). То есть одним и тем же словом мы обозначаем дескриптивную грамматику и саму структуру языка. Но это разные вещи. В арабском языке от начала арабской грамматики в VIII-IX веках и до нашего времени менялось многократно и то и другое. Мы сейчас имеем универсальную грамматику и описываем арабский язык теми же лингвистическими категориями, что и другие языки. Однако парадигма эта зависит от лингвистической школы – генеративистской, функционалистской…

Грамматическая структура фусхи не очень сильно эволюционировала по сравнению со средневековым классическим арабским языком. Фактически она осталась неизменной, за одним, пожалуй, уточнением: сейчас формируется «усредненный арабский язык» в поле между фусхой и разговорными языками. В современном арабском языке исчезла старая падежная морфология, количество глагольных пород сократилось, поменялся тип местоименного указания на объект. Появилось новое настоящее время, новое будущее время. Многие глаголы изменились: были одни, стали другие. Например, в современном сирийском и египетском арабском вместо глагола «арада» («хотеть»), который употребляется в современном арабском, говорят «бедди» («я хочу»). Другой глагол «хикайя» («говорить») стал употребительным вместо глаголов «калама» и «кала». Вместо классического глагола «джа» («ходить») или «захаба» теперь чаще используется глагол «маша». То есть сильно изменился лексический состав.

Другой вопрос, что, хотя изменения в языковой структуре происходят, описание этих изменений нередко запаздывает. В результате грамматика описывает не то, что есть реально, а некоторую нормативность, которая создает впечатление, что арабский язык никогда не изменялся, всегда оставался классическим.

Язык же изменился довольно сильно. Примерно так же, как современный английский язык в сравнении со среднеанглийским, не говоря уже про древнеанглийский. Современные арабские языки гораздо более продвинуты в этом смысле, чем фусха – тот современный арабский язык, который мы изучаем в качестве нормы.

В начале нашего разговора вы рассказали, для чего вы начали изучать классический арабский язык – в исторических интересах. А что вас сподвигло к изучению современных языков, в частности сирийского диалекта арабского?

Я понял две вещи. Во-первых, что потомки тех сирийских и ближневосточных христиан продолжают жить в Египте, Ливане, Сирии и Ираке рядом с мусульманами и говорят на живых языках. И если я хочу говорить с ними, мне нужно знать современный язык. Другая вещь заключается в том, что язык живой, он развивается, и невозможно составить себе полное представление о языке, основываясь исключительно на «замороженной», фактически средневековой его форме. Язык живет и развивается. Соответственно, если мы хотим понимать, что есть арабский язык на протяжении всей истории его развития – от древних арабских надписей через классическую эпоху и до современности, мы, безусловно, должны изучать современные арабские языки. То есть перед нами стоит и практическая задача – общаться с современными арабами, и теоретическая – понять и объяснить язык в целом. Честный ученый должен видеть весь язык, ведь это инструмент кодирования культуры.

Автор текста: Муравьев Алексей Владимирович, 23 октября, 2018 г.