Как ученые используют социальные сети? Есть ли специфика в их поведении в социальных сетях? Чем отличаются блоги и посты ученых?
Руководитель Школы культурологии
Виталий Куренной, руководитель Школы культурологии факультета гуманитарных наук
На вопрос о поведении ученых в социальных сетях (для меня по умолчанию таковой сегодня является Facebook) можно ответить тривиально: они ведут себя так же, как в любой другой медийной среде. Но есть, конечно, нюансы, и они важны. Разные медиумы дают различные технологические возможности для структурирования коммуникации (“The medium is the message”), и это имеет значение. Кроме того, есть очевидная специфика поведения российских интеллектуалов, среди которых много ученых, в специфически российском сегменте социальных сетей, отличающая их от зарубежных коллег. Тема, конечно, сложная и ответственная, но какие-то личные наблюдения я попробую сформулировать.
Начну с более очевидных вещей. Социальные сети – особенно в текущей поляризованной политической ситуации – очень наглядно позволяют подтвердить тезис, хорошо известный в консервативной традиции критики интеллектуалов. А именно: то, что человек является ученым или, положим, философом, никак не добавляет разумности его суждениям по общезначимым общественным или политическим вопросам. Есть традиция, восходящая к Платону, которая говорит, что люди знания якобы лучше разбираются в вопросах политики. А если что-то идет не так и ученый, например, оказался симпатизантом каких-то плохих парней, то это сразу создает опцию для других ученых подробно это обличать и комментировать, как, например, в случае недавнего очередного скандала в связи с публикацией дневников Мартина Хайдеггера. Так вот, сегодняшняя возможность в изобилии наблюдать за суждениями ученых в социальных сетях обнаруживает истину не Платона, а Аристотеля: в политике ученый понимает не лучше любого обывателя. То есть у ученого ничуть не больше возможностей противостоять идеологическим идеям и пропаганде (благо у нее сегодня множество источников), чем у других людей. Среда социальных сетей, кроме того, устроена таким образом, что интенсифицирует некоторые давно известные механизмы формирования общественного мнения, например так называемой спирали молчания (Элизабет Ноэль-Нойман), то есть страха быть отвергнутым большинством. Механизм FB устроен так, что стимулирует создание узких воронок этой спирали. Инструменты конфигурации френд-ленты побуждают пользователя комфортно организовать ее так, чтобы собирать максимум одобрительных реакций вокруг предсказуемого наперед мнения или же окружить себя только мнениями, которые ты одобряешь. Этим, кстати, активно пользуются сетевые пропагандисты. В гуще такой спирали фактически невозможно занимать взвешенную скептическую позицию, которая является кардинальной профессиональной добродетелью ученого. Кстати, абстрактный склад ума стимулирует как раз ученых к тому, чтобы наиболее догматически придерживаться своих идей – несмотря ни на что, но при поддержке соответствующим образом организованной френд-ленты. Наконец, избыточность информации в сети давно сформировала некую культуру критической информационной гигиены, начиная с элементарного факт-чекинга, и вы легко можете заметить, что отнюдь не ученые задают здесь стандарты критической рациональности.
Есть очевидная специфика российского или постсоветского сегмента социальных сетей: фактически это эрзац публичных медиа. Можно привести аргументы в пользу того, что это плохо (в силу упрощения опосредующих инстанций и механизмов), а можно в пользу того, что это хорошо (демократизация общественного мнения как-никак, а рынок репутаций уж сам разберется). Этим мы определенно отличаемся от западных коллег. В текущей ситуации, впрочем, я склонен рассматривать это позитивно: действительно, за последние годы цензура ужесточилась – на всех флангах, я по опыту это знаю. В этой ситуации проще сформулировать свое высказывание в социальной сети. Потому это нередко уходит в традиционные СМИ: посты перепечатывают, связываются насчет интервью и проч. Кстати, именно социальные сети сегодня являются основным генератором так называемых медийных событий, то есть событий, которые происходят в самой медийной среде, но становятся новостным поводом. Например, волна смены аватарок по поводу теракта в Париже, появление линейки эмодзи на FB и т.д.
Но все же ученые являются не просто рядовыми участниками и рядовыми производителями информационного пространства. У них есть еще и свои коммуникативные потребности, и современные социальные сети открывают для них новые возможности. Есть специализированные открытые и закрытые профессиональные группы. Иногда это просто анонсы событий, иногда площадки для дискуссий из сотен постов, длящихся неделями. То есть, по сути, речь идет о замене таких аналоговых форм коммуникации, как конференция, на новые формы. Для реализации некоторых целей сетевые ресурсы намного удобнее корпоративного университетского портала. К тому же Марк Цукерберг хотя и слывет великим инноватором, но меняет свою платформу не так часто и радикально, как наш университет, где нет никаких гарантий информационной преемственности ресурса. Например, у нас в FB самая большая профильная группа по культурологии и исследованиям культуры (в мире, вообще-то) – Cultbook. То же касается и всяких научно-образовательных мероприятий: мы много лет ведем одну и ту же группу, посвященную нашей Культурно-антропологической экспедиции, отдельно – Летней школе. Корпоративные ресурсы крайне ригидны и одновременно слишком быстро меняются для того, чтобы возбудить какой-то энтузиазм по их поводу. У меня в FB есть отдельные группы для учебных ассистентов, по каждому научному проекту, по деятельности Лаборатории исследований культуры и т.д. Но эта часть в публичной ленте не видна, это сугубо профессиональная коммуникация. То же касается приглашений на конференции, переписки с аспирантами и проч. и проч. Но, повторюсь, основная часть этой коммуникации скрыта из публичной ленты, хотя именно она отличает поведение ученых в сетях. Кстати, тут также есть существенное отличие от западных коллег: они предпочитают использовать для этого старомодные e-mail. Но последние забиты у нас уже настолько, что социальные сети пока немного разгружают и дополнительным образом структурируют все возрастающий поток коммуникаций. Но это только на время, конечно.
Руководитель департамента социологии
Александр Чепуренко, руководитель департамента социологии факультета социальных наук
Тема поведения ученых в социальных сетях заслуживает специального изучения, поскольку это сравнительно новое явление, связанное как с профессиональной, так и с гражданской и личной активностью в виртуальном пространстве. Могу в данной связи поделиться только какими-то наблюдениями, которые, очевидно, будут довольно сильно «смещенными» в силу особенностей конфигурации моих личных социальных сетей.
Во-первых, я наблюдаю весьма разную структуру участия моих зарубежных и российских коллег в социальных сетях. Зарубежные коллеги для профессиональной коммуникации гораздо больше используют такие сети, как LinkedIn или ResearchGate, а Facebook или Instagram служат им главным образом для того, чтобы оставлять там заметки о каких-то событиях сугубо личного характера. При этом профессиональные сети используют в основном для продвижения собственных публикаций, мероприятий и подобных событий, что позволяет заниматься профессиональным самопиаром в сегменте целевой аудитории.
Российские коллеги гораздо больше используют, напротив, именно «неспециализированные» сети, формируют в них группы, активно обсуждают там события профессионального и гражданского характера. И гораздо меньше склонны они, за редким исключением, использовать социальные сети для продвижения своих научных публикаций и укрепления собственного профессионального статуса. Вероятно, это связано с тем, что рейтингомания, необходимость ускоренно наращивать и выращивать собственные хирши пока в значительно меньшей степени затронула российское академическое сообщество, чем наших коллег в ведущих зарубежных университетах.
Во-вторых, представители социальных и гуманитарных наук гораздо активнее в соцсетях: они и чаще их используют, и оставляют комментарии и посты по гораздо более широкому кругу проблем, чем представители естественных наук. Возможно, это связано с тем, что у «лириков» сфера профессиональных интересов теснее связана с личностной и гражданской повесткой дня, чем у «физиков».
В-третьих, в целом россияне, как мне кажется, гораздо активнее в социальных сетях, чем те зарубежные коллеги, с которыми я поддерживаю контакт как офлайн, так и онлайн. Может быть, это связано с особенностями медийной и социально-политической обстановки в России. Я имею в виду как довольно широко распространенное недоверие со стороны образованного российского сетевого населения к официальным массмедиа, что заставляет искать информацию в социальных сетях, делиться ей, обсуждать ее, так и возможность неподцензурного (увы, иногда и просто нецензурного) выражения своих мыслей и чувств в связи с происходящим в стране и мире.
Мои зарубежные коллеги используют социальные сети чаще просто как площадку для обмена приватной информацией, адресованной узкому кругу друзей и родственников, и в целом довольно редко посещают социальные сети.
В-четвертых, ведущие российские эксперты активно используют социальные сети как платформы для формирования профессиональных дискуссионных площадок. Вероятно, это связано с высокой и нарастающей степенью поляризации профессионального сообщества в последние годы, с тем, что многие из них либо испытывают недоверие к профессиональным экспертным площадкам, либо не считают для себя приемлемым выступать там, где присутствуют представители иных социально-политических воззрений. Повестка дня, динамика дискуссий по актуальным социально-экономическим и социально-политическим вопросам на этих площадках вполне заслуживают специального исследования со стороны тех ученых, кто занимается как изучением общественного мнения, так и анализом ценностных представлений элитных групп населения.
В-пятых, очень интересен дискурс между профессионалами и «дилетантами», который также является специфическим отличием общения в социальных сетях ученых, специализирующихся в области социальных и гуманитарных наук. Это и понятно: во-первых, как известно, в медицине и в том, как устроены экономика и общество, «разбирается», в отличие от, скажем, квантовой физики, практически каждый (дискуссии часто ведутся в духе известного рассказа В. Шукшина «Срезал»), во-вторых, в современном российском обществе – а социальные сети являются его срезом – в силу разных причин возник и усиливается интерес как к истории России, так и к ее ближайшим и отдаленным перспективам, а потому в дискуссию с экспертами вступают наиболее активные участники социальных сетей, представляющие гораздо более широкие слои.
Школа филологии: Профессор
Как ученые используют социальные сети?
На этот вопрос есть два ответа. Один: так же, как и все остальные люди. Для одних это только телефон, для других – бесплатный ксерокс, третьи используют соцсети как вычислительную технику, помощницу в исследованиях. Но и угрозы, таящиеся в этом новом медиуме, не слабее его достоинств. Поэтому ученые используют социальные сети с большой осторожностью. Некоторые нарочито презирают этот медиум или боятся его.
А что это за угрозы?
Прежде всего зависимость от соцсетей как таковых. Расфокусировка внимания или перефокусировка на такие темы, которые интересны, потому что банальны. Банализация, забалтывание важных проблем обывательским краснобайством страшно мешает. Есть отличная книга Николаса Карра “The Shallows. What the Internet is Doing to Our Brains”. Лет пять назад мне ее подарил товарищ, виднейший американский антрополог советского происхождения, и я с каждым днем все больше убеждаюсь в правоте автора. Так вот, Карр, если говорить совсем просто, предостерегает от страшного упрощения, в которое может провалиться исследователь, который держится на пленке «изучаемой» им воды, но своими слишком тонкими и слишком торопливыми «эротическими ножками» (Пушкин-Синявский) никак не может пробить эту тонкую пленку поверхностности.
Есть ли специфика в поведении ученых в социальных сетях? Если есть, то в чем это выражается?
Главная специфика, мне кажется, опять-таки движение к упрощению. И это не только зло. Мой учитель, не знавший никаких социальных сетей, говорил, что смысл науки – в способности резюмировать и переупаковывать знание для последующего распаковывания другими людьми в другую эпоху. Это резюмирование всегда сопряжено с потерями. Соцсети позволяют, как никакое другое средство коммуникации, немедленно находить слабые места в твоей переупаковке. Да, очень часто приходится сталкиваться со всякими троллями и ботами, которые хотят вывести тебя из себя. Но обижаться на них глупо: если кто-то нашел слабое место в твоих рассуждениях, тебе же лучше – есть куда двигаться.
Далее, без соцсетей было бы невозможно такое важное и великое движение, как «Диссернет». Придет день, я в этом уверен, когда такая работа не будет нужна, потому что заработают простые правовые механизмы. Но в ближайшие годы все научное сообщество должно было бы отдавать хоть какую-то, пусть очень малую часть своего времени на проверку научных работ. Правовые институты в РФ пока работают, так сказать, сами знаете как. «Диссернет» – это выдающийся пример сопротивления ученых правовому нигилизму в науке через соцсеть.
Интересно, что эта соцсеть не разъединяет ученых по направлениям, а, наоборот, дает ощущение, что есть общее понимание авторства. Кроме того, ученые люди, за которыми я наблюдаю, интересуются тем, что происходит в смежных и далеких от них областях других наук. Бывает, что как раз в далекой от тебя области происходит нечто полезное для тебя самого, о чем ты никогда бы не узнал без соцсетей. Но и здесь важно понимание чужого авторства.
А разве авторство и соцсеть совместимы? Разве соцсеть не фольклоризирует науку?
Отчасти, конечно, хотя это не фольклор, а – в терминологии С.Ю. Неклюдова – постфольклор. Тут имеется в виду вот что: в сети невозможно потерять прецедентный текст, на чем стоит фольклор. Два-три движения, и вы получаете источник, а потом и все прирастания и убывания. Только нерасторопность учителей и вузовских преподавателей позволяет терпимо относиться к нынешней пандемии плагиата. И – правовое ничтожество пользователей сети класса Б.
Это кто такие, «пользователи класса Б»?
Это хитрецы, которые думают, что плагиат приемлем и возможен, нужно только постараться получше, поглубже спрятать концы и т.п. Забывают о смысле авторства, о том, что и сама сеть, и все ее выдающиеся порождающие узлы – результат того, из чего, собственно, сделано слово «автор».
А откуда это слово?
Оно от латинского глагола augere, что значит «приращивать», «создавать новое». Копипаста, как всякая кража, – это не создание нового, а только увод старого от истинного владельца и его репродуцирование, часто с безбожными искажениями. А так-то соцсеть – отличная среда для обкатки нового. Да, часто в упрощенном виде. Но зато хоть можно понять, где поддельное, а где подлинное.
А чем отличаются блоги и посты ученых? Что для них характерно?
Они не более разнообразны, чем у других людей. Разве что настоящие ученые все-таки относительно редко выбираются в сеть. А вот те, кто начал делать это в рамках исследования самой сети, языка ее обитателей, попадают от соцсетей в жестокую зависимость. Правда, не устают утешать себя возможностью в любой момент выбраться, так сказать, на сушу.
Этот выпуск «Academic forum» целиком, а также все предыдущие выпуски, читайте по этой ссылке в формате PDF