Мария Парфеня о крестьянах и фанфиках

аспирантка Школы исторических наук

Аспирантка школы исторических наук НИУ ВШЭ Мария Парфеня – о научных отцах, сибирских крестьянах XVII века и фанфиках.

На вопрос, почему я стала историком, я всегда отвечаю просто: «В 7-м классе выиграла районную олимпиаду, и тут понеслось». Это и правда так. Я всю жизнь была отличницей, учеба давалась мне относительно легко, но с историей все складывалось особенно благополучно. Настолько, что я даже за предмет ее не считала. Наверное, сказывалась негласная общепринятая логика: серьезным занятием может считаться только то, где нужно много работать и превозмогать. Тем временем история не требовала от меня ни малейшего превозмогания – наоборот, мне было интересно и просто. Только выиграв олимпиаду, я поняла, что могу заниматься тем, что нравится, и получать от этого серьезные бонусы.

Вторая причина состояла в том, что в подростковом возрасте мне тщеславно хотелось как-то себя проявить. Например, написать книгу. Я трезво оценивала свои литературные способности, поэтому решила, что это будет научная книга по истории.

Так начался мой пресловутый «путь в науку». Если до 9-го класса я еще выбирала между историей и филологией, то после определилась окончательно и уже не видела себя нигде, кроме истфака. Надо сказать, мне сказочно повезло: нигде больше не вижу себя до сих пор. В бакалавриате и магистратуре я пробовала брать негуманитарные курсы по выбору, и каждый раз на них мне было бесконечно уныло и трудно. Так я окончательно поняла, чего хочу от жизни, и ни разу об этом выборе не пожалела.

***

Поступая на истфак, я уже знала, что хочу заниматься историей России. В частности, меня бесконечно увлекал XVII век. В четырнадцать лет я увидела только что вышедший сериал Николая Досталя «Раскол» и влюбилась в протопопа Аввакума. В итоге именно ему была посвящена моя первая курсовая.

Еще одним фактором, способствовавшим моему интересу к XVII веку, стала его непопулярность и некоторая таинственность. В школе этот период обычно проходят, что называется, галопом по Европам. В массовом сознании он – что-то неважное и скучное между Смутой и Петром Первым. Ужасно хотелось во всем этом разобраться, а позже – ниспровергнуть вселенскую несправедливость в отношении XVII века.

И вот закономерно моим первым научным руководителем стал Петр Стефанович. Помню, на первом курсе он прислал правки к моему тексту. Первые два абзаца были полностью переписаны в стилистическом плане, и шел комментарий: «Так надо править текст. Дальше сами». Петр Сергеевич стал человеком, научившим меня основам научного исследования, моим первым учителем в высшей школе.

На третьем году обучения я перешла к Виктору Борисову, с которым работаю до сих пор. Это невероятный человек, которому я обязана всеми своими научными успехами. Виктор Евгеньевич – больше, чем хороший ученый. Он неравнодушный человек. Именно он позвал меня стажером в Центр истории России Нового времени, где я работаю последние четыре года. Трижды я выигрывала конкурс НИРС только потому, что каждый раз Виктор Евгеньевич убеждал меня отправить заявку. Он приглашал и продолжает приглашать меня в интересные проекты, рекомендует мне конференции и поразительно въедливо комментирует все мои тексты. В конце концов, Виктор Евгеньевич – просто невероятно заботливый научный руководитель.

Помимо двух своих «научных отцов», я благодарна очень многим преподавателям родной школы исторических наук. Это Евгений Акельев, благодаря которому я патологически влюбилась в архивы. Это Галина Бабкова, которая всегда поддерживала меня и мои исследования. Это Дмитрий Добровольский – самый харизматичный человек факультета, научивший меня массе практических вещей. Это Кирилл Соловьёв, ставший для меня образцом лектора. Это Янина Карпенкина и Ирина Махалова, вдохновившие меня и показавшие, что, уже оканчивая аспирантуру, можно великолепно преподавать. Это многие другие люди, оставившие след в моей биографии.

***

Уже почти шесть лет я исследую общинное самоуправление в Сибири в XVII веке. Сибирь уникальна по многим причинам, но главным образом тем, что там никогда не было классического крепостного права. Местное самоуправление на низшем уровне осуществлялось крестьянскими и посадскими общинами – так называемым «миром». Я изучаю, как именно функционировал мир, кто и кого избирал на мирские посты, от каких факторов это зависело.

Заниматься этой темой я начала потому, что захотела поработать с делопроизводственными источниками, а Виктор Евгеньевич как раз предлагал соответствующую тему. Первые две мои курсовые были основаны на художественной литературе XVII века и не очень мне нравились, даже несмотря на высокие оценки. Мне казалось, что для того, чтобы анализ был интереснее, а выводы – менее очевидными, надо только взять другой вид источников. На практике, конечно, оказалось, что не все так просто, но темой я уже увлеклась.

Надо признать, что заниматься исследованиями Сибири в Москве – занятие не самое тривиальное. С одной стороны, все источники по XVII веку хранятся здесь и в архивах Санкт-Петербурга. С другой – мало кто может порекомендовать литературу и публикации, дать практические советы. Именно поэтому я при каждой возможности стараюсь ездить на конференции в Сибирь, чтобы услышать критику и рекомендации от местных ученых. К тому же на фоне московских коллег с гораздо более теоретическими и близкими к современности темами я часто чувствую себя динозавром, а в регионах оказываюсь в «своей» среде.

Кстати, совсем недавно собрала комбо: за три дня побывала в Иркутске и Екатеринбурге (я исследую мирское самоуправление в Иркутском и Верхотурском уездах, последний располагался на территории современной Свердловской области). Необычно осознавать, что «моим» крестьянам для такого путешествия требовалось несколько месяцев.

***

В исторической науке долгое время господствовало мнение о том, что власть в общине принадлежала зажиточным крестьянам, которые этой властью стабильно злоупотребляли. Сегодня этот взгляд можно смело опровергнуть: почти наверняка все было ровно наоборот. Зажиточные и средней состоятельности крестьяне действительно занимали мирские посты чаще бедных. Однако делалось это из-за того, что все эти должности требовали, во-первых, ответственности, а во-вторых, вложений. В недрах архивных фондов регулярно находятся челобитные старост с жалобами на то, что крестьяне не сдают деньги, и увлекательные записи типа: «На 1647 год за кабатцкое питье на целовальнике помечено донять 19 рублев 4 алтына 5 денег. И в прошлом во 1668 году тот целовальник умре. И те деньги велено было править на выборных людех. И выборные посадцкие люди помре ж» (РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 1034. Л. 32об.-33). То есть налоговые недоимки могли висеть десятилетиями, даже когда ответственный за них и все избравшие его люди уже умерли.

***

Вообще все эти шесть лет крестьяне XVII века не перестают восхищать и вдохновлять меня. Настолько, что по некоторым документам я даже изредка пишу… фанфики. А еще мне все больше и больше кажется, что ничего у нас со времен XVII века не изменилось. Ну разве что технологии ушли вперед. Все так же общественной жизнью интересуется главным образом узкий круг людей. Все так же власть (на тот момент в лице воевод и приказчиков) вмешивается в жизнь народа только тогда, когда дело касается налогов. Да и люди остаются теми же – может быть, только «квартирный вопрос их испортил».

13 марта, 2023 г.

Окна роста