Ричард Бах и Альбер Камю, Симона де Бовуар и Лев Толстой, Герберт Двайт и Уильям Кларк

Художественная книга

Иван Ремизов, доцент кафедры фундаментальной математики факультета информатики, математики и компьютерных наук, старший научный сотрудник Международной лаборатории динамических систем и приложений нижегородского кампуса НИУ ВШЭ

У меня нет любимой художественной книги, любимого писателя, любимого художника, любимого музыканта. На мой взгляд, задаваемый взрослому человеку вопрос «Какая твоя любимая книга?» обычно вызывает затруднение, подобно тому, как вопрос «Кого ты больше любишь – папу или маму?» ставит в тупик детсадовца (а ответ детсадовца зачастую смущает еще и всех присутствующих). Корректнее было бы спрашивать: «Назовите топ-5 книг, писателей, художников, музыкантов». Это легче, чем выделять одного, да и информации несет больше. И все же... Наверное, «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» (1970) – короткая повесть-притча, написанная Ричардом Бахом. Книга рассказывает о чайке, учившейся жизни и искусству полета. Когда я был младшим школьником, вечерами родители иногда читали вслух книги для всей семьи, и «Чайка» была одной из любимых. Это книга о поиске смыслов, о конфликте с обществом, о творчестве и исследованиях, о духовном росте, о поиске единомышленников. Это самая известная книга писателя, прославившая его и проданная тиражом более миллиона экземпляров. Я читал ее несколько раз, и каждый раз она напоминала мне о том, что нет предела развитию мыслящего существа. Такие книги будут вечно актуальны, а так как книга короткая, то я рекомендую прочитать ее каждому. Заглянув в «Википедию» (разумеется, существует посвященная этой великой книге статья), я узнал, что в 2014 году Ричард Бах дополнил книгу не опубликованной ранее четвертой частью. Мне уже захотелось прочитать ее в качестве подарка самому себе к Новому году…

Наталья Ширкова, научный сотрудник Лаборатории непрерывного образования взрослых Центра развития навыков и профессионального образования Института образования

Любимая книга – это что-то такое интимное и личное, что, с одной стороны, хочется хранить внутри себя и ни с кем не делиться. С другой стороны, о любимой книге хочется кричать на весь белый свет. Одна из книг, о которой мне хочется постоянно рассказывать, – это «Чума» (1947) Альбера Камю, которую я впервые прочла десять лет назад.

Чума – это не только болезнь, но и вся жизнь современного человечества. Сильная книга, красивый язык, потрясающая энергетика философии и прозы сделали эту книгу одним из шедевров прошлого столетия. Если совсем упрощать, то книга о том, как в один момент город превращается в закрытое чумное место, в котором кипят страсти и переживания на самом тонком эмоциональном уровне, способные вызвать настоящее потрясение разума, заставляющие задуматься над тем, кем ты являешься в этом мире... Камю проводит тонкую грань, показывая, насколько мы не защищены в этом мире. Когда ты в беде, ты – песчинка, никому не нужен. Когда в беде весь город, происходит объединение сильнейших.

Беспристрастный, немного циничный, Камю пишет о человеческих вещах, взаимоотношениях и поведении людей в условиях горя и витающего страха перед смертью.

При этом из книги лично я для себя выделила несколько законов человеческого бытия:

– Человек привыкает ко всему. А привыкнув к чему-то необычному, ему сложно вернуться в прошлые условия.

– С усилением страха перед смертью ощущение ценности собственной жизни ослабевает. Человек думает о том, что его ждет впереди, но не о том, что остается позади.

– Для нас имеет ценность только тот человек, о которым мы помним. Забыв его, мы скорбим, но только до того момента, пока он живет в воображении.

Чума, как говорит Доктор Риэ, не уходит бесследно, ведь обязательно настанет время и вспыхнет новый виток эпидемии, даже если пройдут столетия. Потому что чума – это главный показатель того, что в мире что-то не так, что мир раздроблен и нужно объединять усилия. Камю справедливо отмечает, что человек, имеющий все блага, материальные и моральные, может в считанные секунды их потерять в силу разных обстоятельств и что в любые времена необходимо оставаться человеком, помогать и быть нужным обществу.

История циклична и ходит по кругу. А может, и по спирали. Словами Набокова: «Спираль – одухотворение круга. В ней, разомкнувшись и высвободившись из плоскости, круг перестает быть порочным, он получает свободу». И я уверена, что скоро грянет большая литература нашего времени, где уже именно нам придется осмысливать свой опыт и свою жизнь и уже именно мы будем рассказывать подрастающему поколению о своей жизни, разобщенности общества и своих попытках найти в этом хоть какой-то смысл. А иначе зачем это все?

Виктория Пичугина, профессор департамента образовательных программ, ведущий научный сотрудник Лаборатории проектирования содержания образования Института образования

Вопрос о любимой художественной книге, как мне кажется, это чаще всего вопрос о любви, которая зарождается в юности и растет вместе с нами. С возрастом мы перестаем смотреть на книги «просто так» – сказываются особенности профессии, – но продолжаем делить их на «хорошие» и «не очень» по шкале любви, которая была заложена в школьные годы, когда нам всем выдавали большой список книг для чтения на лето. Одной из книг в этом списке была «Анна Каренина» (1877) Льва Толстого. Любовь к ней сопровождает меня всю жизнь, постоянно меняя акценты. В юности мне казалось, что все в этой книге ясно и понятно: эти правы, те – не правы. Что вся наша жизнь может быть сведена к диалогу Облонского и Левина о том, есть или нет смысла, наевшись, красть из булочной калач. Но, взрослея, понимаешь, как много в этой книге (= и нашей жизни) полутонов, получерного и полубелого, полуправых и полувиноватых. Понимаешь и начинаешь думать, что «Вронский – он черствее, чем Каренин, в мягкосердечной трусости своей». И раз уж «сам Толстой… собой же поколеблен», то и его читатель имеет право с годами колебаться относительно своих представлений о важном и должном. Если «Война и мир» (1867) учит нас, что «для великого – нет дурного», то «Анна Каренина» – тому, как отличить великое от дурного. Мне кажется, эта книга о разных типах любви (о любви-долге, о любви-страсти, о любви-мираже...) и том, что, выбрав тот или иной тип, мы должны быть готовы к ответственности за него и последствиям своего выбора. И еще о том, что любовь не только объединяет, но и разделяет. Даже такая особая, сплачивающая по своей природе любовь, как любовь к ребенку, может разделять. Это измерение делает эту книгу очень педагогической. Мы зачитываемся статьями о педагогике «Гарри Поттера», но еще не написали статей о педагогике «Анны Карениной». Но тут во мне уже говорит профессионал, хотя эту книгу я хочу продолжать любить просто так. И рекомендую прочитать всем несколько раз (как бы банально это ни звучало!), чтобы увидеть мир и себя в динамике.

Академическая книга

Иван Ремизов

Герберт Бристол Двайт. Таблицы интегралов и другие математические формулы (1966).

Стефан Банах. Дифференциальное и интегральное исчисление (1952).

Обе эти книги я читал в школьные годы. Книжка Герберта Двайта содержит много полезных тригонометрических формул, я ею пользовался ради них начиная с 8-го класса школы и попутно узнал кучу всяких других формул – значения бесконечных сумм чисел и функций и всякие другие, – посмотрите сами, это любопытно. Наверное, именно со справочника Двайта началось мое увлечение формулами и вообще анализом. Вторая книга – учебник для техникумов и втузов (интересно, многие ли читатели знают, что скрывается за этим словом?), написанный выдающимся математиком Стефаном Банахом, одним из создателей современного функционального анализа. Представляете, выдающийся математик ХХ века пишет книгу, предназначенную для первого и неглубокого знакомства с математическим анализом, и она попадает мне в руки, потому что в курсе физики в 9-м классе начались производные и дифференциальные уравнения и мне захотелось научиться уверенно дифференцировать и интегрировать. В этой книге самый удачный, на мой взгляд, чертеж к теме «Производная и дифференциал», я и сам до сих пор использую именно его в своих занятиях, если объясняю эту тему. Вот так и вышло: две книги – одна про формулы, другая написана классиком функционального анализа, и в итоге я сейчас в своей научной работе с помощью функционального анализа придумываю формулы, позволяющие выражать решения дифференциальных уравнений через их переменные коэффициенты. Впрочем, вероятнее всего, математиком я стал потому, что мой отец – математик, и с отцом у меня были хорошие отношения, а психологически так работает воспитание, что если с отцом у мальчика отношения хорошие, то он хочет стать похожим на папу. С прошлого учебного года я стал серьезно изучать психологию, скоро получу диплом о профессиональной переподготовке. Как и большинство психологов, я искал ответы на вопросы о самом себе, нашел их и попутно обнаружил, что могу помогать и другим людям узнавать и трансформировать себя. По этому профилю каких-то определяющих мой профессиональный путь книг не было, но мне близка книга Виктора Франкла «Сказать жизни “Да!”: психолог в концлагере» (1946). Замечательный автор (Франкла справедливо будет поставить в один ряд с Фрейдом, Фроммом, Юнгом), замечательное содержание, полезные выводы. Могу также отметить личность моего преподавателя психологии Евгения Демьянова – он прямо ас во введении новичков в профессию, как педагога я бы его поставил наравне с Банахом. Увы, Демьянов пока не написал ни одной книги.

Наталья Ширкова

В детстве и ранней юности я интересовалась исключительно книгами о путешествиях и о врачах. Но ни с тем, ни с другим меня жизнь так и не свела. Таков Путь. А на становление меня как человека из мира науки повлияла не одна конкретная книга, а, пожалуй, все книги одного автора – это Симона де Бовуар. А если совсем точно, то творческий и любовный тандем Симоны де Бовуар и Жан-Поля Сартра.

Две самостоятельные единицы. Две великие личности своего времени: он – известный экзистенциалист, она – известная феминистка, стоящая у истоков. Вместе они – пара, сотрудники, сожители, друзья, мыслители, идеологи. Вместе они – неделимое целое сотрудничества и манифеста свободы, провозглашенного вместо заключения брака.

Когда я впервые столкнулась с произведениями Сартра и Бовуар, мне было около пятнадцати лет, и вот уже пятнадцать лет я благодарна, что эта встреча случилась именно в те годы.

Философия, экзистенциализм, бунт… Эти глубокие понятия, которые многие из нас упоминают вскользь, а многие и не употребляют вовсе, стали основополагающими истинами и сутью жизни двух людей. И, как это ни странно, одна из них – женщина. Личность Симоны де Бовуар являет собой уникум не только в середине XX века, но и в наши дни. О женской судьбе Симона высказывалась в подобном ключе: «вязкое существование, в котором нет ни свободы, ни самоосуществления». И вот в пятнадцать лет, будучи десятиклассницей, я думала о том, а что же я могу сделать, чтобы не влачить то самое вязкое существование? Чем я могу быть полезной обществу? В чем мой путь? Я вряд ли была создана для великих дел и борьбы за освобождение женщин из патриархального общества, да и для меня, глубоко верующей христианки, – это не тот путь, по которому мне хотелось бы идти. Но мне всегда хотелось быть свободной, самой творить свой путь в соответствии с духовно-нравственными указателями на пути в Царство Божие, проповеданными Иисусом Христом. Сартр и Бовуар же до конца своих дней оставались верными постулату о том, что побудителями всех человеческих поступков является только стремление к свободе. Для меня, верующего человека, Свобода – это самостоятельное творение своей жизни по пути в Царство Небесное. И это единственное, в чем мои воззрения и воззрения Симоны де Бовуар и Жан-Поля Сартра расходятся. Они придерживались некой размытой и адогматичной религиозности, веры в Бога, которую надлежало «очистить» от церковных «суеверий». В свое время Сартр отказал миру в осмысленности, а затем осудил и литературу как суррогат жизненной действительности. Отказался от Нобелевской премии, так как являлся приверженцем абсолютной свободы, свободы сознательного выбора, свободы по ту сторону отчаяния.

Но, погружаясь все дальше и глубже в мир экзистенциализма Сартра и Бовуар, я все больше убеждалась в том, что научная деятельность – это своего рода свобода, открытия и какой-то пресловутый статус в нашем мире. Поэтому уже позднее, на старших курсах университета, я решила рискнуть – и выбрала для себя мир науки. Рискнула и не прогадала.

Таким образом, Симона де Бовуар и пристальное изучение ее книг и биографии, автобиографии предопределили всю мою дальнейшую жизнь. Я обнаружила для себя там множество точек пересечения и обнаружила в себе желание заниматься наукой, а по вечерам надевать фартук и опускать руки в муку, как когда-то делала Симона де Бовуар для Сартра и Нельсона Олгрена.

Виктория Пичугина

На вопрос о книге, повлиявшей на мое становление как ученого, очень трудно ответить. Мне кажется, мы не становимся учеными раз и навсегда, а значит, не может быть какой-то одной книги. Ученый – это тот, кто постоянно строит себя из значимых «здесь и сейчас» книг и новых знаний. Тут есть какая-то аналогия гуманитарного мира и мира естественно-научного, где некогда утверждалось, что растение «строит тело свое» из воды и питательных веществ. Гуляя между книжных полок, соблазняюсь на очередную покупку, и, вспоминая, что книжные полки дома уже трещат, я успокаиваю себя тем, что нужно ведь «строить» свое научное тело. Нужно развиваться, обновляться, испытывать влияние и самим влиять, обновлять, развивать. И книги в этом играют одну из главных ролей. Их ведь одновременно и много, и мало. Вместе с желанием не упустить книжные новинки в своей сфере исследования иногда приходит сожаление, что объять необъятное не удается. Из существующего «много» мы выбираем «мало» настолько, насколько хватает сил для вдумчивого прочтения.

Книги и студенты

Иван Ремизов

Клаус-Йохен Энгель, Райнер Нагель, Однопараметрические полугруппы для линейных эволюционных уравнений (2000) (Klaus-Jochen Engel, Rainer Nagel. One-Parameter Semigroups for Linear Evolution Equations)

Это классическая книга по той научной дисциплине, в которой я работаю как ученый. Написана книга изумительно и имеет даже разделы исторического и философского характера. Приятно, что оба автора, немецкие математики Энгель и Нагель, приняли в 2021 и 2022 годах участие в международных конференциях по этой тематике, которые я организовал при поддержке членов нашей научной группы в Нижнем Новгороде. Благодаря этим конференциям специалисты по операторным полугруппам всего мира узнали о существовании ВШЭ, Нижнего Новгорода и нашей научной группы. Очень здорово было пройти путь от студента, читающего книгу Энгеля и Нагеля, до ученого, использующего ее в научной работе и преподавании, а впоследствии встретиться с авторами на конференции. А началось все в школьные годы с книг Баха, Двайта и Банаха.

Наталья Ширкова

Моя работа в Вышке по большей части сосредоточена в области научно-исследовательской деятельности, но иногда я сотрудничаю со студентами в рамках научного руководства. И здесь мне кажется, что чаще прочих я упоминаю две книги: «Миф о Сизифе» (1942) Альбера Камю и книгу Екклесиаста (III век до н. э.).

В мире написано очень много книг по философии. Но их все можно свести к трем книгам Библии. Это книга Екклесиаста, Книга Иова и Песнь Песней. У нас нет других философий, кроме тех, которые в них описаны. Потому что у нас нет других состояний, обстоятельств и условий жизни. Суета Екклесиаста – это ад нашей жизни, страдание Иова – ее чистилище, а Песнь Песней – это рай. Но Екклесиаст – единственная книга Библии, в которой нет ничего, кроме философии.

Иногда студенты отмечают, что им тяжело писать курсовую или выпускную квалификационную работу по причине отсутствия мотивации, информации, умений, знаний и времени. Иногда студенты жалуются, что им непонятно, зачем нужна курсовая работа. Иногда студенты, не таясь и не скрывая, говорят: «Мы журналисты, мы управленцы, мы социологи! Мы не хотим, не можем и не должны писать курсовые работы. А в чем вообще смысл их оформлять по единому стандарту? А в чем смысл нашей курсовой работы, если это никому окажется не нужным спустя два часа после защиты?»

В тяжелые моменты собственного бытия, когда все кажется ненужным, пустым и беспросветным, в тяжелые моменты бытия моих ребят, которым все кажется неважным и недостойным, я говорю одну фразу: «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня». Я пытаюсь донести студентам одну мысль: мы трудимся здесь не всегда только ради себя, а по большей части ради других – тех, кто будет после нас. Ради тех, для кого наши плоды станут самыми дорогими и ценными. Ради тех, кто этими благами будет пользоваться. И что их исследования, открытия – это очень важная история. Даже самые маленькие научные изыскания, которые они делают сейчас, – это большой вклад в общее дело, но не для нас – для других. Будучи стоиком, я учусь и стараюсь со смирением переносить все невзгоды и трудности, ниспосланные нам Господом, и верю в то, что земля, может, и является юдолью страданий, но после смерти наступит жизнь вечная и праведники обретут блаженство. Это же я и пытаюсь донести и до студентов применительно не к их жизни вообще, а исключительно в рамках текущей деятельности. Говорю им, что в конкретную минуту им может быть и скучно писать научную работу, и сложно, и стыдно, но они могут заручиться моей поддержкой и помощью, моей верой в их успехи, и мы можем вместе пройти этот сложный для них путь, ведь однажды и я шла по нему. Я говорю молодым ребятам, что делать нужно только то, во что веришь; только с верой в сердце и душе.

Безусловно, с обсуждением и цитированием этой книги приходится быть осторожной и этичной, ведь я не могу доподлинно знать, кто из студентов верующий, кто верит в Господа, кто – в Аллаха, кто буддист, кто атеист. Бездумное цитирование может только навредить.

Но в целом книга Екклесиаста не только пропитана усталой печалью человека, которого мы бы сегодня назвали успешным, но и дает ответ, в чем причина нашего духовного и психологического выгорания и как вырваться из пожирающей жизнь суеты. Как ни парадоксально, автор Екклесиаста через свой текст, который кажется депрессивным, подводит нас к полноте и счастью, открывающимся в Евангелии.

Виктория Пичугина

Я уже много лет занимаюсь историей образования. Сочетая роли исследователя и преподавателя, я хочу, чтобы студенты понимали значимость этой области научного знания и видели в прошлом инструменты для изучения настоящего. Чаще всего я обращаюсь к книге Уильяма Кларка «Академическая харизма и истоки исследовательского университета», которая была издана в 2006 году и переведена на русский язык в 2017-м. Автор предлагает посмотреть на университет как на пространство появления харизматических лидеров. Она оживляет историю образования, указывая на источники, проливающие свет на то, как будоражили академическое сообщество Абеляр и Лютер, как Ньютон и Кант читали лекции, как относились к ученым степеням Фихте и Шлейермахер, как Гейне и Вольф создавали новые дисциплины, как боролись за студенческое внимание Гегель и Шопенгауэр, как Ричль и Ницше добивались понимания своих научных изысканий, а также с какими предложениями по обустройству библиотеки выходил Лейбниц и как Линней размышлял о передаче своей должности зятю или сыну. Как исследователь я вижу некоторые недостатки такого стиля изложения (история образования – это ведь не о веселом, это серьезный предмет!), но как преподаватель я их прощаю (если мы не научим видеть веселое в серьезном, то серьезность предмета так и останется недопонятой). Когда я впервые прочла эту книгу, даже и подумать не могла, что в дальнейшем буду связана с серией библиотеки «Вопросы образования» ВШЭ. Такая вот улыбка судьбы, которая досталась мне как читателю, некогда запоем читавшему Уильяма Кларка.

23 января, 2023 г.