• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«И на первой же странице – чудо»

Софья Куликова, Марина Клепоносова и Виталий Лейбин об интересных книгах

Художественная книга

Софья Куликова, старший научный сотрудник сектора эмпирического анализа рынков и компаний Научно-учебной лаборатории междисциплинарных эмпирических исследований, доцент департамента экономики и финансов факультета социально-экономических и компьютерных наук пермского кампуса НИУ ВШЭ

Среди моих любимых художественных книг особое место занимает роман «Мастер и Маргарита» (1928–1940) Михаила Булгакова. Впервые с этим произведением я познакомилась в 5-м классе, когда на уроке по основам христианства нам задали написать сочинение на тему «Был ли Иешуа Богом?». Признаюсь, первое прочтение было очень непростым, многое было непонятно. Несколько вечеров подряд мы за ужином обсуждали роман с родителями и спорили о том, как можно ответить на заданный вопрос. А потом до меня из-за закрытых дверей доносились комментарии о том, что «детям задают не по возрасту». Второй раз я вернулась к произведению уже в старшей школе, когда проходили его на уроках литературы. Но тогда меня, молодую девушку, больше всего волновала уже линия взаимоотношений Мастера и Маргариты. Следующая встреча состоялась несколько позже, на первых курсах университета, когда мы собирались по вечерам в общежитии с друзьями, чтобы за чашкой чая обсудить различные философские вопросы. Нас волновали вечные вопросы взаимоотношения Добра и Зла. С тех пор я еще неоднократно возвращалась к роману: читала, смотрела фильмы, посещала театральные постановки. Моей любимой интерпретацией является постановка в пермском театре «У Моста». Я была на ней уже раз семь-восемь, и каждый раз она пробирает до самой глубины души, открывая новые стороны романа. Но несмотря на столь длинную историю знакомства, герои романа продолжают ставить передо мной все новые и новые вопросы, и ответы на некоторые из них мне еще только предстоит найти. Например, как побороть трусость, которая, «несомненно, один из самых страшных пороков», и перестать объяснять свое безразличие и малодушие «благоразумием» или иными «уважительными причинами»? Страх естественен для человека: боялся Понтий Пилат, боялся Мастер, и мы сейчас каждый день боимся очень многих вещей. Так что же все-таки необходимо сделать, чтобы достичь Света? Или Покой – это лучшее, на что мы можем рассчитывать? Мне кажется, что этот вопрос не перестанет быть актуальным никогда и каждый должен постараться найти на него свой ответ.

Что касается «книг для души», то я бы среди всех выделила бы две книги: роман «Париж» (2015) Эдварда Резерфорда и «Лето Господне» (1927–1948) Ивана Шмелёва. Первую книгу мне подарил на память мой научный руководитель в 2015 году, когда я возвращалась из Франции в Россию. Это удивительное произведение очень точно раскрывает характер столицы Франции, ее судьбу, начиная с XIII века до середины прошлого столетия, через хитросплетения историй нескольких поколений различных семейств, принадлежащих к разным сословиям и политическим течениям. Читая эту книгу, я вспоминаю время своей учебы во Франции, и названия известных мне улиц наполняются новым смыслом. Очень схожие чувства вызывает во мне и вторая книга – «Лето Господне», которую я перечитываю практически каждый раз, когда еду в Москву. Невероятная теплота, с которой Иван Сергеевич описывает старомосковский быт, согревает меня во время прогулок по нашей столице даже в самую ненастную погоду и наполняет невыразимой нежностью и любовью к знакомым местам.

К.Д. Бальмонт и И.С. Шмелев. Франция, 1926
К.Д. Бальмонт и И.С. Шмелев. Франция, 1926
culture.ru

Марина Клепоносова, заведующий кафедрой гражданского права и гражданского процесса нижегородского кампуса НИУ ВШЭ

Полагаю, как и у большинства много читающих людей (особенно в период, когда книги были только бумажные и достать их было очень сложно, поэтому читали всё), у меня нет ничего любимого: ни книги, ни фильма, ни театральной постановки, а сейчас есть потребность читать и смотреть либо интересное, либо профессиональное.

Был период, когда я прочла почти все книги Валентина Пикуля, и мне казалось, что он мой любимый писатель. Был Владимир Набоков и другие, очень любила «девические» романы: «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте, «Поющие в терновнике» (1977) Колин Маккалоу, «Дженни Герхардт» (1911) Теодора Драйзера… Но почему-то сейчас хочется рассказать о романе Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» (1928). Даже не могу объяснить причину, но я его читала более пяти раз, ни с одной книгой такого не случалось, она всегда у меня под рукой, а фраза «и тут Остапа понесло» в нашей семье употребляется ежедневно, как, в принципе, и другие крылатые выражения.

Признаюсь, у меня с этим произведением дружба не сразу заладилась: роман был настоятельно рекомендован в старших классах учителем литературы, когда я стала с ним «ознакамливаться», мне было почти не смешно. Рассказы О. Генри я находила забавными, а вот советские писатели-сатирики как-то не развеселили и не раззадорили. Сейчас-то мне понятно: все дело в возрасте, ведь юмор понятен независимо от возраста, а вот сатира – вероятнее, тому, кто постарше, поэтому каждый раз читается чуть-чуть по-новому, но всегда неизменно весело. Будучи в Пятигорске и путешествуя по лермонтовским местам на Кавказе, поймала себя на мысли, что при посещении Провала на склоне горы Машук мысли мои были о романе «Двенадцать стульев», а не о «Герое нашего времени» (1840), и мне представлялась картина, когда Остап продавал билеты в Провал, а не молодая знать лермонтовского периода, чинно прогуливающаяся по склону Машука.

А до недавнего времени я думала, что нет людей, не прочитавших роман, но оказалось – есть, и они не знакомы с похождениями концессионеров, с их крылатыми выражениями: «Первый ход е2 – е4, а там… А там посмотрим», «Хорошо излагает, собака», «Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка», «Лед тронулся!». Рекомендую всем, кто не читал роман, прочесть его, а остальным, кто читал давно, перечитать в полной его версии, которая производит несколько иное впечатление и примерно на треть больше по объему. Читайте роман, получайте массу положительных эмоций и с юмором относитесь к жизни, не только красота спасет мир, но и юмор, веселье, хорошее настроение.

Владимир Набоков
Владимир Набоков
Культура Петербурга

Виталий Лейбин, в 2022 году доцент факультета креативных индустрий

«Весна в Фиальте» (1956), сборник рассказов Владимира Набокова. Я ее купил в подмосковной электричке летом 1990 года. Я оканчивал школу в Донецке, был в Москве как один из победителей конкурса на лучший биологический эксперимент в космосе. Конец перестройки – время чудес. Страна еще не рухнула, но все уже было можно, даже запускать муравьев в космос и печатать миллионными тиражами самые сложные и тонкие книги. После падения цензуры в конце 1987 года нам открылся целый мир, мы бросались как на кусок хлеба после длительного поста. Каждый новый открытый писатель, поэт или философ давал новый импульс к жизни, окучивал и увеличивал размер души. Набокова к тому времени я немного знал, но рассказов почти не видел. И тут я сел читать. И на первой же странице – чудо. Я и подумать не мог, что так можно писать по-русски, густо, как стихи, с созвучиями и мелочами, вырастающими из ничего, как в первый день творения: «Именно в один из таких дней раскрываюсь, как глаз, посреди города на крутой улице, сразу вбирая все: и прилавок с открытками, и витрину с распятиями, и объявление заезжего цирка, с углом, слизанным со стены, и совсем еще желтую апельсинную корку на старой, сизой панели, сохранившей там и сям, как сквозь сон, старинные следы мозаики». Я эту книгу перечитывал не реже раза в год до середины 2000-х (начнешь с середины, потом дойдешь до конца, потом снова сначала), но потом я обнаружил, что мне нравятся и не такие искусные, более экономные в языке и не менее тонкие писатели. Однако именно эта книга меня и сейчас выручает в кризисы: рассказ “Ultima Thule” в ситуации горькой потери, «Истребление тиранов», чтобы избавиться от гнева и ненависти в потоке горьких социальных новостей. Я ее рекомендую всем друзьям и читал вслух жене. По ней можно определять свое душевное состояние – в зависимости от того, какой рассказ вам пришелся по душе. И уж конечно, она актуальна всегда, как любая великая книга.

Академическая книга

Софья Куликова

Первой такой книгой стала книга Флойда Блума «Мозг, разум и поведение» (1985). С ней я познакомилась еще до школы (правда, тогда я скорее рассматривала в ней картинки, чем читала текст), и, наверное, благодаря ей у меня возник интерес к тому, что у нас находится в голове, как устроен мозг и как протекает наша мыслительная деятельность. Еще одной важной книгой была книга Джона Николлса «От нейрона к мозгу» (1975), которую я прочитала уже в университете. В этой книге достаточно просто, но в то же время и достаточно детально изложены основные принципы работы нашего мозга на самых разных уровнях – от отдельных ионных каналов до мозга как органа в целом. Мне кажется, что содержание этой книги в принципе доступно любому, кто разбирается в физике и химии на уровне 8–9-го класса. Еще одной приятной особенностью книги было то, что редакторы решили оставить подписи к картинкам на двух языках – русском и английском (книга переводилась с английского), и благодаря этому я смогла не только познакомиться со строением и работой мозга, но еще и освоить необходимую терминологию на английском языке, что очень мне потом пригодилось во время учебы и работы за рубежом. В настоящий же момент для меня особенной книгой стала «Исповедь» (397–398) Блаженного Августина. В этом автобиографическом произведении Аврелий Августин предстает перед нами и как студент, и как исследователь, и как педагог, поднимая огромное количество чрезвычайно важных для науки и образования вопросов. Прошло больше 1600 лет с момента написания «Исповеди», мы узнали про релятивизм и расшифровали геном, но, читая это произведение, все равно не перестаешь удивляться тому, как все-таки мало поменялись за это время принципы науки и образования и как актуальны до сих пор те вопросы, которые волновали людей еще на заре христианства.

Фёдор Плевако
Фёдор Плевако
Пикабу

Марина Клепоносова

Не ошибусь, если предположу, что Иммануил Кант оказал влияние на многих, кто занимается наукой, да и на тех, кто не имеет к ней отношения. Мне казалось, что в какой-то период я осознанно увлеклась его личностью, его трудами. Особенно книга «Критика чистого разума» (1781) заставила меня проявить усердие, сосредоточенность и собранность, во-первых, для того, чтобы прочесть ее целиком, а во-вторых, чтобы понять, что мне не удалось ее полностью понять и осмыслить. Я полагала, что позже вернусь к ней и другим трудам Канта, но на протяжении многих лет, однако, желание так и осталось желанием, тем не менее она оказалась мне очень полезна.

В определенной степени художественные произведения оказали влияние на выбор моей будущей профессии. Сначала книга «Холодный дом» (1852) Чарльза Диккенса, но в большей степени «Гнев ангелов» (1980) Сидни Шелдона. Главная героиня – адвокат, и ей приходится расследовать разные дела. Несмотря на то что эта линия в книге второстепенна, для меня Дженнифер Паркер – это настоящий профессионал, сильная личность, которая знает, чего хочет, и смело идет к своей цели. Я стала юристом, участвовала во многих судебных процессах, часто вспоминала главных героев книг, прочитанных мною в юности. Сослужили мне большую службу в моей профессиональной деятельности труды великого русского адвоката и оратора Федора Плевако, в частности «И печенеги терзали Россию, и половцы. Лучшие речи великого адвоката».

Виталий Лейбин

Я бы остерегался говорить, что я ученый, хотя у меня и есть некоторые научные публикации, я скорее практик, журналист (и научный журналист), главред. Но науку я очень люблю. А вашим вопросом воспользуюсь, чтобы рассказать о другой моей любимейшей книге, с которой связан и научный восторг. Это знаменитый двухтомник Александра Введенского под редакцией Михаила Мейлаха. Я потом познакомился с Михаилом Борисовичем и сделал очерк о нем, которым горжусь. Именно он открыл миру обэриутов Хармса и Введенского, проделал невероятную филологическую работу по поиску текстов в СССР и, когда понял, что больше не найти, уехал специально, чтобы издать их в «Ардисе» (США). Пример научного подвига. А его предисловие и комментарии в двухтомнике – не только пример тончайшей научной работы, но и пример стиля, фактически роман. Ну и, естественно, стихи Введенского. Это один из моих любимейших поэтов, больше чем поэт, как принято говорить. Некоторые его стихи, как он сам понимал, еще и глубочайшие философские трактаты, написанные без скуки и звериной серьезности: «Будем думать в ясный день,/ сев на камень и на пень». Благодаря «Елке у Ивановых» (1938) мы с моим научным руководителем в аспирантуре Института философии (которую я не окончил: надо было много работать) хотели написать книгу «Ивановы в русской литературе», но в итоге ее написал один Вадим Львович.

Александр Введенский. Фото из следственного дела, 1941
Александр Введенский. Фото из следственного дела, 1941

Книги и студенты

Софья Куликова

Со студентами на занятиях по поведенческой экономике и по психологии потребителя я чаще всего обсуждаю книгу Дугласа Кенрика и Владаса Гришкевичуса «Рациональное животное» (2015). В этой книге авторы дают альтернативное видение процессов принятия решений с точки зрения эволюционной психологии. Книгу я купила в Москве 30 октября 2018 года, когда приехала в московский кампус на конференцию «Коды мозга: управление и восприятие». Между докладами я размышляла, как лучше всего изложить материал моей следующей лекции по психологии потребителя, но никак не могла найти ответа. И тут на стенде с книгами мой взгляд зацепился за «Коды…». Не помню, почему я решила ее купить, но это однозначно было удачей. За два часа обратного ночного полета в Пермь я проглотила текст целиком и поняла, что я просто обязана познакомить с ней моих студентов, поэтому, приехав домой в 6 утра, я тут же села готовить новые слайды презентации для вечерней лекции. Я не ошиблась: материал зацепил всех, и занятие прошло очень динамично. Наверное, и по сей день эта лекция остается одной из наиболее интересных в моем курсе.

Марина Клепоносова

Очень хотелось бы обсуждать и разбирать на моих занятиях со студентами книги, но удается это крайне редко, поскольку тематика наших занятий предполагает разбор нормативно-правовых актов и судебной практики, ведь не зря говорят, что для юристов нет более полезных и важных книг, чем какие-нибудь кодексы или федеральные законы.

Чтобы разнообразить занятия, даю задания студентам, чтобы они вспомнили известных русских и зарубежных писателей или поэтов, которые по образованию или должности были юристами или имели отношение к юриспруденции. К моему великому удивлению, вскрылся факт: студенты не знали, что Александр Пушкин по образованию был юристом[1]. В этой связи я попросила студентов вспомнить роман «Дубровский» (1833), в которой изображена тяжба главных героев настолько юридически точно, профессионально, что по роману можно изучать особенности русского судоустройства и судопроизводства начала XIX века. Подобные кейсы мы рассматривали на примере Александра Радищева, обратившись к его знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), Николая Гоголя – в его «Мертвых душах» (1835) профессионально точно дана картина мира бесправия, чиновнического и судейского произвола. Из зарубежных писателей студенты вспомнили Джона Гришэма и его романы «Фирма» (1991), «Клиент» (1993) и другие.

Есть еще одна неплохая традиция на моих занятиях, позволяющая приблизиться к обсуждению поэзии; возможно, я у кого-то подсмотрела такой формат: опаздывающий на занятие студент читает стихотворение, но на следующем занятии автора определяю либо я, либо аудитория. Мы уже прослушали Анну Ахматову, Эдуарда Асадова, Сергея Есенина. В последнее время опаздывающих практически нет.


[1] В 1817 году Александр Пушкин окончил Лицей, и его направили в Коллегию иностранных дел – чиновником X класса (прим. ред.).

Эдуард Асадов
Эдуард Асадов
Армянский музей Москвы и культуры наций

Виталий Лейбин

Но тут, пожалуй, я подойду поближе к научной литературе. Есть книга, которую должны прочитать все, кто занимается социологией, репортажной журналистикой, управлением, и вообще все, кому интересно и нужно понимать общество. Это «Язык социологии» (2010) Валентины Чесноковой. Впервые об этом тончайшем социологе и мудреце, которая показывает, что можно делать в обществе без насилия над людьми, их ценностями и культурой, как культура и самые важные социальные институты все равно выживут, даже если вы пришли все ломать и реформировать на корню, я узнал на лекции Валерия Абрамкина, выдающегося защитника людей, основателя Центра содействия реформе уголовного правосудия, который посвятил свою жизнь тому, чтобы уровень тюремного насилия в России снизился. Он в своем понимании общества без лишних «посадок» опирался на выкладки Валентины Чесноковой (ну и конечно, на работы Нильса Кристи). И еще – просто очень интересная книга, научпоп для умных.

14 декабря, 2022 г.