Художественная книга
Владимир Сыченков, доцент Института медиа факультета креативных индустрий
Поскольку мне всегда были интересны и художественная привлекательность, и полезность литературы, то как-то так получилось, что я запал на бизнес-романы. Мне это близко по методической траектории развития в Вышке, когда автор книги и дает технологии, и упаковывает это в увлекательную историю. Первая вещь, которая меня зацепила, – «Экстремальное управление проектами» (2005) Дуга ДеКарло. Он в прошлом журналист, и его произведение посвящено гибкому, квантовому мышлению и управлению «человеческим фактором». С этой книги началось мое увлечение проектным менеджментом и конкретно медиапроектированием. Книга вышла в 2005 году, в 2015-м я дистанционно познакомился с ДеКарло и едва не нанял его в нашу лабораторию медиакоммуникаций.
Еще пара бизнес-романов – Элияху Голдратта, в которых увлекательно преподносится поиск решений проблем в антикризисном менеджменте («Цель», 1984) и управлении сроками проектов («Критическая цепь», 1997).
Алексей Джура, доцент Института медиа факультета креативных индустрий
Джонатан Сафран Фоер “Here I am” («Вот я», 2016). Впервые я прочел эту книгу еще до того, как она появилась на русском языке. Я знал Фоера по “Extremely loud and incredibly close” и “Everything is illuminated” и ждал нового романа с нетерпением. Фоера уже сейчас относят к большой американской литературе, и недаром. Он магическим образом соединяет бытовой уровень событий с уровнем глобальным, его язык – всегда точный и многослойный, а проблемы, которые он поднимает, злободневны. Это и секстинг, и отношения в современном браке, и конфликт традиционализма с новой реальностью, и конфликт культур (в данном случае – американской и еврейской). Автор пишет с искрометной иронией, углубляется в порой кажущиеся лишними детали, алхимически преобразуя их затем в яркие примеры и остроумные образы.
Так, в конце романа он живописует фантастически красивую картину: если бы можно было перенестись во времена динозавров и посмотреть в небо в момент, когда сквозь атмосферу прорывался метеорит, который сотрет их с лица Земли навсегда, дыра в атмосфере, которую проделал метеорит, на мгновение была бы видна как кусочек ночи при свете дня (голубой цвет, создаваемый атмосферой). И динозавры умирали, в последние секунды своей жизни наблюдая невозможную, невиданную красоту. Я впечатлился и сразу написал знакомым, разбирающимся в данных вопросах, и мы долго спорили, возможно ли то, что описал Фоер, с точки зрения науки.
Рекомендую книгу к прочтению в оригинале. Игра слов, изящные двусмысленности, сколь курьезные, столь и восхитительные, – то, чем наполнена эта книжка. Вспомнить хотя бы пароль на компьютере, который установил главный герой, Джейкоб: this2shallpass (отсылка к надписи на кольце царя Соломона и к слову password). В целом чтение в оригинале на английском языке (или другом доступном) очень развивает, советую всем студентам!
Виктор Борзенко, доцент Института медиа факультета креативных индустрий
Я бы сказал не о конкретной книге, а в целом о творчестве писателя. Разумеется, это Антон Чехов, который всегда под рукой и всегда – как хлеб. Заглянешь в поисках любимой цитаты и… затянуло, зачитался.
Благодаря Чехову ты понимаешь, что счастье, конечно же, существует, но мы приучены за него бороться. Хотим затянуть счастье к себе и заколотить двери, чтобы оно жило с нами вечно. Но так не бывает. И потому обижаемся, что счастье проходит мимо…
«Вишневый сад» (1904), «Три сестры» (1901), «Дядя Ваня» (1897), «Чайка» (1896)… О чем бы ни говорили персонажи, у каждого из них свои тревоги и беды, но скрыты они подчас так глубоко, что сразу не разглядеть. В момент тяжелых переживаний, когда жизнь ломает через колено, Астров, посмотрев на карту, говорит, казалось бы, совершенно неуместную фразу: «А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища – страшное дело!» И ты вспоминаешь себя в дискомфортных ситуациях. Как все знакомо. Нет ни положительных, ни отрицательных персонажей, нет ни трагедий, ни запредельных радостей, а есть жизнь со всеми ее противоречиями.
У Шекспира в пяти актах все погибают, но в финале наступает справедливость, воцаряется гармония. Шестой акт должен быть, конечно, о том, как жить в этой гармонии, но Вильям его никогда не писал. Главное для него, как и для Чехова, – путь. Может быть, цель недостижима. Но счастье в том, что ты в пути.
Всем кажется, будто красота – это что-то яркое, что сделать довольно легко. Но, как показывает опыт, легко сделать только китч… Через красоту нужно идти к гармонии: как бы нас ни унижали и ни мучили, люди должны гармонизировать если не жизнь, то хотя бы друг друга. Чтобы достичь истины.
Сегодня многочисленные маркетологи, пиарщики, бизнес-коучи и продюсеры часто повторяют: «Ищите боль своей аудитории. Поймите, где у нее болит».
Снижение боли, по идее, приведет к радости, к достижению удовольствий, а для производителей – к получению прибыли. И этот устоявшийся механизм отлично работает, но не всегда подразумевает собой красоту.
Красота – не только в природе. Она во всем, где разум стремится к истине и гармонии. А для научного мира движение к красоте и вовсе единственная задача.
Академическая книга
Владимир Сыченков
В школе большое влияние на выбор профессии оказала Виктория Ученова с ее «Беседами о журналистике» (1978). У нее впервые встретил ссылку на исследователя творчества Герцена Андрея Роота, моего будущего научного руководителя.
Как на ученого больше всего повлияли узкоспециализированные книги. В период защиты кандидатской диссертации по интервью-портрету мучительно искал способы доказать гипотезу самостоятельности жанра портретного интервью от старшинства портретного очерка, который навязывался практикой. Помогли исследования Михаила Черепахова, Марата Барманкулова и Льва Кройчика, которые смотрели на проблемы шире и использовали междисциплинарный подход. Работать на стыке наук, искать ответы на границе отраслей с тех пор – мое исследовательское правило.
Алексей Джура
В свое время на меня оказала существенное влияние одна из теоретических работ итальянского ученого и мыслителя Умберто Эко – «Отсутствующая структура» (1972). Я прочел ее, будучи студентом факультета психологии и философии, 15 лет назад. Задумывались ли вы, что все вокруг содержит в себе более или менее устойчивую констелляцию элементов, а связи между элементами тех или иных объектов среды повторяются? Тело человека, химическое соединение, лекция, архитектурный объект, естественный язык – все имеет структуру. Более того, каждая упомянутая структура и входит в состав структур более высокого порядка, и содержит в себе более локальные структуры.
В своей книге, выросшей из курса лекций по семиологии архитектуры, Эко выступает с критикой модного в те времена структурализма (восходящего к Фердинанду де Соссюру, родоначальнику структурной лингвистики, и развивавшегося, в частности, Жаком Лаканом и Роланом Бартом). Он изящно вскрывает ключевую проблему структурализма: если все сущее есть иерархия структур, то все они должны восходить к некоей праструктуре высшего порядка. Эко приходит к мысли, что такого рода структура может существовать лишь в виде «инобытия» структуры как таковой, и, чтобы быть по-настоящему исходной структурой, она может быть дана нам лишь в форме отсутствия какой бы то ни было структуры. Эко, блестящий энциклопедист и непревзойденный мастер научного мышления, сумел в своей работе показать, как связан такой абстрактный разговор с конкретным сущим, в которое каждый из нас погружен. Он использовал элементы языка архитектуры для семиологического анализа, обнаружил структуры этого языка и, говоря о семиологических аспектах эстетики архитектуры, изящно обосновал свою ключевую идею.
Умберто Эко известен широкой публике как талантливый романист, литератор. Меня же тогда впечатлило его умение изящно и просто, будто играючи, доказывать нетривиальные гуманитарно-научные гипотезы, при этом привлекая солидный контекст – огромный объем научной литературы, а также эмпирического материала. Разносторонность, глубина и легкость – те качества ученого, которые сближают науку с творчеством и делают ее заманчивой областью для приложения усилий. Именно такой портрет ученого сделал научную деятельность для меня заманчивой.
Виктор Борзенко
Дмитрий Лихачев «Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет» (1989). У Дмитрия Сергеевича было удивительное качество: он мог емко формулировать сложные мысли. Причем так, что эти мимолетные наблюдения, непритязательные заметки надолго врезались в память, превращались в настоящий интеллектуальный инструментарий, который выручал в трудную минуту.
Ну например: «Я неоднократно говорю в своих выступлениях, что человеческий мозг обладает колоссальными резервами для развития своих способностей, приобретения знаний и т. д. Иными словами, возможности человечества для развития культуры неограниченны. Если эти возможности не используются по “назначению”, то возможности направляются по ложному пути: отсюда всякие терроризмы, развраты, наркомании и пр.
Сегодня я встретил на прогулке Н.В. Черниговскую, и она мне сказала по этому поводу следующую важную мысль. Мы не замечаем работу органов нашего тела, когда они работают правильно (сердце, легкие и пр.), и это для того, чтобы мозг мог работать свободно. Автоматизм – для выполнения низших функций. Мы “замечаем” только большую работу мозга.
Автоматизм присущ всему, кроме мысли, кроме творчества».
Или еще из любимых цитат: «Нельзя притвориться интеллигентным. Можно притвориться добрым, щедрым, даже глубокомысленным, мудрым, наконец (особенно если цедить слова, попыхивая трубочкой), но интеллигентным – никогда».
В самом деле, доброта, щедрость, глубокомысленность, мудрость – все это качества, которые несложно имитировать на краткосрочных дистанциях. Интеллигентность имитировать невозможно.
Влияние этой книги объяснить легко: она ненавязчива, но, на какой бы странице ни открыл, всегда дает живительную интеллектуальную пищу.
Кстати, о ненавязчивости книг блестяще сказал Михаил Жванецкий: «Жизнь коротка. И только книга деликатна. Снял с полки. Полистал. Поставил. В ней нет наглости. Она не проникает в тебя без спросу. Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки. И она раскроется. Если бы с людьми так. Нас много. Всех не полистаешь. Даже одного. Даже своего. Даже себя. Жизнь коротка. Что-то откроется само. Для чего-то установишь правила. На остальное нет времени. Закон один: уходить, бросать, бежать, захлопывать или не открывать! Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого».
Книги и студенты
Владимир Сыченков
Одной книги, которую мы используем на разборах со студентами, не существует. Но я считаю совершенно фантастическим учебник коллег из Вышки Ильи Кирии и Анны Новиковой «История и теория медиа» (2017), где впервые различные теории коммуникаций рассмотрены через призму медиа, выстроена сбалансированная система восприятия, которая способствует развитию медиакоммуникационной науки и практики. Отмечу, что авторы – не первые, кто брался за задачу, но ранее книги так и оставались теориями коммуникаций, распадаясь на отдельные подходы, а здесь впервые появляется целостность.
Алексей Джура
Я часто обращаюсь к работе нобелевского лауреата Даниэля Канемана и Амоса Тверски «Думай медленно… решай быстро» (“Thinking, fast and slow” (2011)), а также новой работе Канемана с соавторами «Шум. Изъяны человеческого суждения» (“Noise: a flaw in human judgement” (2021)) в работе со студентами.
Канеман – весьма плодовитый ученый (опубликовал в виде книг результаты более 10 крупных самостоятельных исследований), и его зрелые работы, касающиеся психологии принятия решений и ошибок мышления, восхищают масштабом: каждая из работ открывает поле для новых научных изысканий, приглашает к сотрудничеству сотни и тысячи других исследователей из разных областей экономики, психологии, социологии, философии. Канеман (разумеется, с соавторами, важную роль которых он всегда подчеркивал) – образец научного мышления в социальных науках, и прорывные открытия в области механизмов человеческого мышления вызывают у студентов неподдельный интерес, особенно когда им удается заметить описанные в книге «Думай медленно… решай быстро» когнитивные искажения у себя.
К примеру, побуждая студентов мыслить и удерживаться в исследовательской позиции, я периодически рассказываю об искажении, которое раньше носило название «предвзятость подтверждения» (“Confirmation bias”), а сейчас чаще заменяется более широким понятием «мотивированное рассуждение» (“Motivated reasoning”). Его суть состоит в том, что мы склонны упорно подыскивать аргументы к позиции, которая уже и так у нас есть и оттого кажется более близкой и подходящей. Мы склонны делать и обратное: игнорировать или не принимать во внимание доводы, не согласующиеся с нашей точкой зрения. Этот эффект особенно выпукло виден в эпоху фейков: так, студенты на курсе по фактчекингу часто выбирали для анализа кейсы, которые уже неосознанно (и необоснованно) маркировали как фейки, и затем дело оставалось за малым – найти как можно больше доводов в пользу того, что перед ними фейк. Как говорил Декарт, если нет твердых оснований, доказать можно все что угодно.
Сохранять исследовательскую, или критическую, позицию непросто, поскольку склонность к искажениям – конститутивный элемент нашей психики. Но тренировка в осознавании собственных мыслительных процессов (привычка задаваться вопросом «Каким образом я сейчас мыслю?») точно помогает развить критическое мышление и культуру научной деятельности в широком смысле.
Работа Д. Канемана и А. Тверски – отличное подспорье в этом. Знакомство с ней хотя бы в диалоге увлекает студентов и пробуждает интерес к чтению сложных исследовательских текстов. Методологические находки Канемана включены в некоторые из моих занятий, а в планах есть и курсы, построенные, в частности, на его идеях.
Виктор Борзенко
Для разборов нам нужны книги глубоко специализированные, теоретические. Они меняются в зависимости от учебной программы, и потому прямой взаимосвязи между личными пристрастиями и рабочим материалом у меня нет.
Но что значит любимые книги? Они всегда с тобой – как друзья, как носители правды. И неизбежно вспоминаешь о них даже там, где совершенно того не ожидал. Как в замечательных стихах Александра Володина…
Правда почему-то потом торжествует.
Почему-то торжествует.
Почему-то потом.
Почему-то торжествует правда.
Правда, потом.
Ho обязательно торжествует.
Людям она почему-то нужна.
Хотя бы потом.
Почему-то потом.
Но почему-то обязательно.