Наринэ Абгарян и Михаил Булгаков, а также книги о приключениях и преступлениях

Художественная книга

Юлия Караваева, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права социально-гуманитарного факультета пермского кампуса НИУ ВШЭ

Переворачиваешь последнюю страницу книги и начинаешь завидовать тем, кто ее еще не читал. Вот если так есть, значит, хорошая книга. Это самый верный для меня критерий. Или начинаешь немного грустить, что все так быстро закончилось. А еще бывает, что если книга захватывает, то заглядываешь на последнюю страницу, чтоб по ее номеру определить, сколько еще продлится это книжное удовольствие. Всегда так было: и тысячу лет назад, когда отважные путешествия, битвы с врагом, поиски сокровищ, карты, преодоления и самоотверженное благородство героев в романах Жюля Верна, Майна Рида, Владислава Крапивина и других авторов с книжных полок обычной советской семьи, и сейчас, если это случилось, то отложить все дела и распробовать все, что там есть.

Невозможно назвать только одну книгу из тех, что оставили след, и две, и даже три тоже сложно, поэтому, подумав, я выделила следующие их группы: первая – это книги о героических людях в условиях Севера, тайги, дикой жизни. Здесь точные описания красот суровой природы сочетаются с преодолением тягот походной жизни, и, поскольку в подобных условиях скрыть свою истинную сущность не удается, герои демонстрируют и торжество, и падение человеческого духа. Конечно, далеко не каждый автор способен избежать пафоса и преувеличений – сам жанр к этому, казалось бы, располагает, однако дешевые спекуляции легко распознаются, учитывая, что походная обстановка и возможные типичные ситуации мне хорошо знакомы. Поэтому, как только мои внутренние Полярный геолог и Смотритель маяка начинают страдать от чрезмерной одухотворенности, избытка высоких фраз и томных состояний героев, книга откладывается насовсем. И это прекрасно, что есть, например, Олег Куваев, который, помимо «Территории», рассказал много других историй о сильных людях («Тройной полярный сюжет», «Правила бегства» и др.); Григорий Федосеев с сюжетами из жизни геодезистов в саянской тайге и нелегких условиях дальневосточных горных рельефов («Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Мы идем по Восточному Саяну» и др.), Владимир Обручев («Плутония», «Земля Санникова», «В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)»). Когда замечательная научно-преподавательская жизнь кипит, а до походов еще далеко, именно эти авторы помогают пережить туристическое затишье. В этом же ряду я бы указала Анатолия Букреева «Восхождение» и «Тигр скал» Мирона Хергиани, рассказы Юрия Визбора о горах.

В свое время впечатление произвела книга Джека Керуака «В дороге». Перечитала ее, когда у самой появился богатый опыт одиночных автостопных путешествий по России и за ее пределами. Было интересно сравнить технику перемещений и переживания героев: что ж, идеи свободы, истинных ценностей и условностей общепринятой жизни я по-прежнему разделяла, но образ жизни и мировоззрение хиппи 1960-х сохранили свою экзотичность в моем восприятии.

Вторая группа книг, которые вызывают мой интерес, – это книги об увлеченных людях, людях «в поиске». Очевидно, что они пересекаются с описанными выше, поскольку и в них рассказывается о преодолении обстоятельств и себя, только речь уже не о диких условиях, а об обычной жизни, в которой героизм менее заметен, но это и вдохновляет: подвиги совершаются не только на войне. Здесь я бы назвала Александра Городницкого «У Геркулесовых столбов», «Атланты держат небо» – книги автобиографического характера, в которых – интерес к жизни, ответственность, умение не унывать в условиях рутины и любовь к науке и творчеству. «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких. Этот сюжет меня поддерживает, когда учебное расписание становится достаточно насыщенным и появляется риск быть затянутым в преподавательскую рутину, – самое время вспомнить, каким увлекательным может быть взаимодействие со студентом, как только ты приходишь не на работу, а обсудить интересные вопросы и совместно найти ответы. Возможно, несколько выпадает из этого логического ряда «Игра в бисер» Германа Гессе, но тем не менее от вторичного ее прочтения я жду ответов на некоторые вопросы, открытые до сих пор, для меня разумеется.

А еще есть авторы, которые настолько владеют искусством слова, что сюжет становится почти неважным. К ним я отношу, например, Леонида Леонова «Барсуки», Андрея Платонова – его «Чевенгур» можно перечитывать снова и снова, и все равно перевернутые смыслы и какая-то высокохудожественная нелепость авторскую глубину будут скрывать до последнего.

Мария Курьян, доцент департамента социальных наук факультета гуманитарных наук нижегородского кампуса НИУ ВШЭ

Разговор о любимых книгах для меня всегда откровение – это что-то действительно личное и неслучайное. Выделить одну, ту самую книгу невозможно, потому что есть любимая книга детства и взрослой жизни, любимая книга русской литературы и зарубежной, запавшая в душу легкая книга и глубокое, трудное произведение. Так что сегодня я хотела бы рассказать об одной из любимых книг – она из моего взрослого времени, на русском языке, и да, это глубокая книга, ее надо прожить и пережить, но не надо преодолевать, потому что она светлая и органичная. Речь пойдет о Наринэ Абгарян и ее произведении «С неба упали три яблока».

Знакомство с творчеством Наринэ Абгарян произошло у меня благодаря дочери. Ей было лет пять, когда в поисках чего-то нового для чтения перед сном и руководствуясь лишь положительными отзывами и красивым оформлением я заказала в интернет-магазине книгу «Семён Андреич. Летопись в каракулях». И мы с таким удовольствием ее прочли! В повести все было здорово: и стиль автора – иронично-деликатный, и простота, с которой обсуждались не по-детски серьезные проблемы, и подача сюжета, и герои, совершенно настоящие и живые.

А спустя несколько месяцев подруга подарила мне книгу «Манюня» со словами, что это идеальная книга для перезагрузки и ностальгии и сейчас, когда лето и уже так хорошо, будет еще лучше на душе от прочтения этой повести. Я на тот момент еще ничего не слышала про «Манюню» (которая уже становилась очень популярной), но зато узнала фамилию на обложке – Абгарян. Та самая, с полюбившейся детской книги. И я с большим энтузиазмом взялась за новую книгу, и опять она меня очаровала. Вся моя семья от мала до велика прочитала эту книгу, и мы все дружно и бесповоротно в нее влюбились.

После таких двух совпадений я уже целенаправленно начала читать все, что есть у Наринэ. Так пришла очередь и произведения «С неба упали три яблока». Это повествование о жителях деревушки, затерянной в армянских горах. У каждого героя своя история, свои боль и счастье; «у каждого свой смысл жизни и своя война», свой путь и выбор. Судьбы героев – часто удивительным образом – пересекаются, и все они так или иначе связаны.

Повествование идет размеренно, но не медленно – у него особый ритм, захватывающий читателя, который впадает в какое-то медитативное состояние и отдается воле писательницы, следуя за ней. Причем ощущения пространства и времени как будто рассеиваются, и от этого описываемые события воспринимаются острее – как правда жизни, законы природы и мироздания: «Всюду жизнь, – диву давалась Валинка… – всюду смерть – и жизнь».

Жизнь героев деревушки выстроена патриархально; их быт вырисован с мельчайшими деталями – от приготовления традиционных семейных блюд до описания порядка, согласно которому развешивается выстиранное белье на веревке. Эти детали цепляют читателя и делают повествование объемным, выпуклым. Еще в этой жизни много поверий и знаков: вещие сны, легенды, символизм имен добавляют какой-то мистицизм в создаваемую Абгарян картину мира. И конечно, в книге есть место самому настоящему чуду, которое дает надежду, заставляет испытывать благодарность судьбе и жить дальше.

Я бы посоветовала эту книгу всем: она настоящая, добрая, светлая. И очень красиво написана.

Татьяна Романова, профессор департамента прикладной лингвистики и иностранных языков факультета гуманитарных наук нижегородского кампуса НИУ ВШЭ

Значимых для меня книг много. Конечно, я, как любой гуманитарий, соглашусь со знаменитым списком Иосифа Бродского «Книги, которые надо прочитать, чтобы с вами было о чем разговаривать» и могу его продолжить. Филологический факультет, который я окончила, сформировал, воспитал некую шкалу оценки художественных текстов. Литература – это то, что имеет отношение к добру, красоте, эстетике, истине, правде, истории. Примеров тому в литературе множество. Но есть книги, где данное начало обнажено. И в первую очередь я имею в виду три крупнейших русских романа XX века, написанных советскими писателями (во всяком случае, на материале советской действительности), которые не могли не потрясти читателя своей эстетической и этической высотой и открытой приближенностью к исторической правде. Я говорю о «Мастере и Маргарите», «Докторе Живаго», «Круге первом».

Но самой любимой книгой остается роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Об этом романе я узнала студенткой от наших преподавателей литературоведческих курсов. Тогда еще роман не издали книгой, он был напечатан в журнале «Москва». В читальном зале библиотеки журнал мне дали до утра следующего дня. Прочитала за один подход. Восприятие романа менялось с течением времени. Вначале привлекла философия быта, ирония и точность, емкость смысловых акцентов: осетрина не бывает второй свежести; москвичей испортил квартирный вопрос; сеанс окончен; сдавайте валюту; Ивану Николаевичу все известно, он все знает и понимает; лечился и вылечился; я историк <…> сегодня вечером на Патриарших будет интересная история; Аннушка уже разлила масло; тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов… Потом любовная линия. Затем пришло понимание общефилософской направленности романа и его оценка, прозрение: за веру только в материальное, постижимое разумом человек наказан беспокойством в ночь весеннего полнолуния; истина – очищенная от сомнения вера… В роли преподавателя курса «Лингвистический анализ текста» комментировала для студентов концептуальную структуру романа, темпоральное пространство текста, его идеологическую и аксиологическую составляющую. В этом смысле книга вечная. Читать ее можно и нужно в разные периоды жизни и с разными целями, в том числе профессиональными. Заканчивая свои воспоминания о встрече с романом, скажу следующее. Одно из ключевых слов романа – сон. Так вот для меня свидание с этой книгой – счастливый сон.

Академическая книга

Юлия Караваева

Если говорить о книгах, которые повлияли на мою академическую деятельность, то все указанное мной выше – как раз и об этом тоже. Идея научного поиска так же будоражит и привлекает, как карты, новые маршруты и испытания. Наука имеет много общего и с жизнью в диких условиях, и со спортом – дисциплинирует и уводит от социальных условностей, быта и неискренности. Остаются цель, процесс и ты.

Единственное, что можно добавить, – это о тех книгах, которые обусловили выбор научного направления, и здесь в первую очередь – «Бесы», «Братья Карамазовы», «Игрок», «Преступление и наказание», «Записки из Мертвого дома» Федора Достоевского. Автор настолько точно раскрывает сущность зверя в человеке на примерах отдельных персонажей, что любые научные теории личности преступника, детерминант преступности и отдельных деяний предстают скудными, поверхностными описаниями. После этих книг у меня возник интерес к тем силам, которые толкают отдельных людей на проявление жестокости и нарушения закона в самых опасных формах. Кто этот человек, балансирующий на грани преступного и непреступного? Кроме того, природа уголовного закона напрямую связана с реализацией идеи справедливости, в поисках которой находились герои приключенческих романов из детства…

Мария Курьян

Что касается книги, оказавшей влияние в академическом плане, чувствую здесь определенное затруднение. Наверное, выбор профессионального пути определяется таким большим количеством факторов, что сложно его связать с каким-то точечным событием. Поэтому в моем случае это была не какая-то конкретная книга/книги, а целый пласт литературы – английской литературы, прочитанной на языке оригинала.

Моя увлеченность английским случилась совсем в юном возрасте. Занятия по иностранному языку в школе у нас начались в 5-м классе, и, хотя родители изучали немецкий и к тому же у меня были почти каждый день занятия в музыкальной школе, я со всем рвением и как-то непреодолимо взялась за английский. Это была моя страсть, моя территория, моя ответственность. Все это переросло в планы поступления в иняз и решимость связать жизнь с английским. Во время обучения в вузе я начала всерьез знакомиться с англоязычной литературой в оригинале: Чарльз Диккенс, Джером Джером, Сомерсет Моэм, Джером Сэлинджер. И это было настолько удивительно – становиться в какой-то мере ближе к автору и его созданию, улавливать полутона в его речи, ощущать авторский стиль и слог. Это стало для меня открытием и личным достижением: другой язык и связанные с ним культурные коды, смыслы превращались из terra incognita во что-то более познаваемое.

Прочтение литературы в оригинале, ее переживание однозначно сказались на выборе будущей профессии. Сейчас моя работа связана с английским языком – для коммуникативных целей, для академического использования. И одна из моих задач как преподавателя – помочь студентам приблизиться к языковой системе координат, которая формируется во многом именно благодаря оригинальным литературным текстам.

Татьяна Романова

Мои кандидатская и докторская диссертации связаны с областью теории текста. И здесь наиболее важными в этот период для себя книгами я считаю работы Татьяны Николаевой, а именно под ее редакцией и с ее вступительной статьей выпуск «Лингвистика текста» издания «Новое в зарубежной лингвистике», а также монографию Альгирдаса-Жульена Греймаса «Структурная семантика: поиск метода», где изложена авторская актантная теория структурно-семантического анализа литературного текста. Изложенные в этих книгах методологические подходы к анализу текста были приняты мною для дальнейшего осмысления и исповедуются в моей учебно-исследовательской практике до сих пор.

Далее на изменение ракурса моего профессионального интереса, я бы сказала, на разворот в когнитивную лингвистику повлияли несколько книг. Прежде всего это книга Нины Арутюновой «Язык и мир человека». Главное для лингвиста – видеть в языке человека, умение через язык интерпретировать эмоциональный мир человека, его психические и логические когнитивные структуры. Названная книга про это.

Также все когнитивисты прошли в своем становлении через книги Марка Джонсона «Метафоры, которыми мы живем», где излагаются основы когнитивного подхода к метафоре – языковому, когнитивному и культурному феномену, и Джорджа Лакоффа «Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении».

Книги и студенты

Юлия Караваева

Преступник и совершенное им деяние – вечная тема для размышлений и неисчерпаемый источник сюжетов для кинематографа и художественной литературы. Поскольку зачастую именно художественный образ позволяет создать самое точное впечатление о движущих человеком силах, обращение к литературному наследию на занятиях по криминологии неизбежно. И здесь выбор определяют, конечно, не обилие жестокости и изощренная фантазия автора, а мастерство владения словом и интуитивно-психологический дар художника, позволяющие читателю проникнуться состоянием героя, увидеть его борьбу с собственными желаниями (страстями) или ее отсутствие, что предшествует преступлению. В частности, речь идет и об указанных выше романах Федора Достоевского, и о «Лолите» Владимира Набокова. Насколько колоритна и, главное, понятна фигура Катерины Измайловой из «Леди Макбет Мценского уезда» Николая Лескова! С криминологической точки зрения бесценен опыт, переданный авторами так называемой лагерной прозы – Варламом Шаламовым («Очерки преступного мира»), Александром Солженицыным («Архипелаг ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича»), Власом Дорошевичем («Каторга. Преступники»). Конечно, не могу не назвать великолепные «Одесские рассказы» Исаака Бабеля, раскрывающие самобытную атмосферу одесского криминального сообщества.

Татьяна Романова

На занятиях со студентами я очень часто апеллирую к роману Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Это помогает объяснить явление мифологизации, понять знаковую природу языка, специфику категории «авторское сознание» на достойных примерах.

В рамках дисциплин, которые касаются когнитивной лингвистики, мы пользуемся монографией Николая Болдырева «Язык и система знаков. Когнитивная теория языка». Здесь удачно сочетается функционал учебной и научной литературы. С одной стороны, полно, обобщенно представлена когнитивная теория языка для специалистов, с другой стороны, содержание книги доступно всем, кому интересны проблемы взаимодействия языка и сознания, ментальных и языковых структур. Книга для меня и моих студентов востребована еще и потому, что пока нет современного и стабильного учебного пособия по когнитивной лингвистике. Так, к примеру, мы сейчас с коллегами и студентами работаем над проектом словаря когнитивных терминов, и эта монография (и другие упомянутые мною книги по когнитивистике) являются стартовыми при составлении словника для этого словаря.

30 июня, 2022 г.