Габриэль Гарсиа Маркес, Салман Рушди и Людвиг Витгенштейн

Тюрина Наталья Александровна

Доцент департамента психологии, академический руководитель программы "Психология"

Данько Софья Владимировна

Доцент школы философии

Рябиченко Татьяна Анатольевна

Доцент департамента психологии

Якубенко Вячеслав Витальевич

Доцент департамента экономики

Художественная книга

Наталья Тюрина, доцент департамента психологии факультета социальных наук

Когда «Окна роста» спросили меня о любимых книгах, я оказалась в затруднительном положении: оказалось, что я не помню почти ни одной книги из тех, что читала. Причина этого проста: когда я стала заниматься наукой, я стала читать гораздо больше научных статей, времени и сил на чтение художественной литературы не оставалось. Я много читала, когда была подростком, но с моего teenage прошло слишком много ages, чтобы помнить хоть что-то более или менее осмысленно.

Я решила подойти к решению проблемы как исследователь, коим, надеюсь, несмотря на годы административной работы, я все еще являюсь. За пару минут я нашла три списка «хороших книг»: 200 лучших книг по версии BBC, 100 книг XX века по версии газеты Le Monde и 100 книг из списка, составленного в 2002 году Норвежским книжным клубом совместно с Норвежским институтом имени Нобеля. С помощью нехитрых вычислений я узнала, что мой средний показатель «начитанности» 15%. Не так уж много, но есть о чем рассказать и, что даже более важно, куда двигаться дальше.

Если выбирать одно художественное произведение, которое зацепило меня больше всего, то я бы назвала «Сто лет одиночества» (1967) Габриэля Гарсиа Маркеса. Когда мне было 15 лет, я влюбилась в неприлично начитанного молодого человека. И мне так хотелось добраться до вершин его интеллектуальности, что я решила прочесть по одной книге от каждого нобелевского лауреата по литературе (получилось у меня или нет, вы можете узнать из предыдущего абзаца). Так вот, между терзаниями американской бедноты из-под пера Джона Стейнбека и безрадостной жизнью норвежских крестьян от Кнута Гамсуна развернулся пряный, густой, душно-жаркий мир мифической Латинской Америки.

Бесконечная семейная сага, многократно повторенный жизненный круг, герои, одновременно столь же отличные друг от друга, сколько неуловимо одинаковые, любовь, смерть, инцест, борьба за власть и за жизнь, всепоглощающая обреченность и невероятные чудеса. Макондо – волшебный край, где люди, вокруг которых закручивается мир, важны не более чем муравьи на теле земли, а безумные человеческие страсти бессильны перед течением времени. Наверное, нет ничего странного в том, что человека, родившегося и выросшего на севере, привлекают истории магического и теплого юга. Когда я прочла первую треть книги, я воскликнула: «Круто! Понятно, почему он получил премию!» Когда я прочла вторую треть, я задумалась: «Как-то затянуто и мутно, я уже не понимаю, кто чей родственник и что с кем происходит… А почему, собственно, роман наградили?» Когда я завершила последнюю треть, осталось только выдохнуть и уронить: «А… вот почему…»

Мои «Сто лет одиночества» – это экзистенциальная и философская история о том, как устроен міръ, страшная сказка о бытии, которая, завершаясь безысходностью, оставляет в ней же надежду.

Софья Данько, доцент школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук, старший научный сотрудник Научно-учебной лаборатории трансцендентальной философии

Прежде всего это детские или подростковые книги, прочитанные в соответствующем возрасте. Одна из самых важных – это книга Памелы Трэверс «Мэри Поппинс» (1934), но мне трудно говорить о ней: когда читала ее в детстве, могла лишь поглощать исходящий оттуда свет, любое слово будет помехой этому впечатлению. Еще одна, столь же важная книга – «Чудесные приключения Жоана-Смельчака» (1971) Жозе Гомеса Феррейры. В поисках небывалых приключений Жоан оказался в мире низкопробных фантасмагорий. Скучающие феи превращают его в дерево или ручей, отправляют во дворец смерти и в лапы кровожадного циклопа. Он не боится испытаний, которые беспорядочно сменяют друг друга и не дают продохнуть, он сохраняет себя в пучине инфернального безумия, но он измучен и страстно мечтает вернуться домой. Однако инфернальный мир не знает пощады: вернуться он может лишь в обмен на свою цельность, что-то в нем должно навсегда остаться во власти недружелюбных чудес... Думаю, это книга о вечных альтернативах жизни, представленных в форме сказочного гротеска или иронии, в общем, удивительная книга, подобных детских-недетских книг я не встречала.

Из взрослых книг – это роман Айрис Мэрдок «Дитя слова» (2008), те же «приключения Смельчака» на другой, реалистический манер, но о той же неразменной честности, на которую непрерывно покушается безжалостная судьба. Другая невероятно значимая книга – роман Жана-Поля Сартра «Тошнота». С этой книгой действительно связана особая история, которой я однажды уже поделилась в неформатной статье «Можно ли выразить мистический опыт», и добавить, в общем, нечего. Еще Джон Фаулз в свое время произвел впечатление, в особенности «Волхв»; Ивлин Во – «Возвращение в Брайдсхед»; Брэдбери – «Тени грядущего зла»; Канетти – «Ослепление» – тоже знаковые книги. И все же, если говорить о любимых книгах, я бы остановилась на тех двух детских – они любимые. А взрослые… да, упомянутые книги важны, но было еще много других, каждая сказала что-то свое, уникальное.

Не знаю, могу ли я рекомендовать что-либо кому-либо. Наверное, каждый сам находит свою книгу, или же «та самая» книга как-то сама попадает в руки неисповедимыми судьбами. Насчет актуальности я бы сослалась на Оскара Уайльда: «Художник – тот, кто создает прекрасное. Те, кто способны узреть в прекрасном его высокий смысл, – люди культурные. Они не безнадежны. Но избранник – тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту».

Татьяна Рябиченко, доцент департамента психологии факультета социальных наук, старший научный сотрудник Международной лаборатории исследований социальной интеграции

Очень люблю творчество Михаила Булгакова. Любимая книга – «Мастер и Маргарита». Попала она ко мне в руки еще в студенчестве, и с тех пор я к ней периодически возвращаюсь. Читать этот роман можно бесконечно, и поскольку следить за сюжетом после многократного прочтения уже нет необходимости, то в зависимости от настроения можно просто открыть нужную главу. Здесь есть всё: великолепный язык и юмор, история, мистика и размышления на вечные темы. Восприятие книги менялось, это неизбежно, потому что с возрастом накапливается больший опыт. «Квартирный вопрос» в его различных вариациях и описанные в романе «граждане», пытающиеся его решить любыми способами, завидно стабильны, и это тоже часть опыта. Поэтому актуально, поэтому современно. Не так давно прочла анализ «Мастера и Маргариты» Андрея Кураева. Интересный взгляд, есть над чем подумать при следующем прочтении романа.

Вячеслав Якубенко, доцент департамента экономики Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ

На самом деле мне очень тяжело выбрать именно одну книгу, которую я могу назвать любимой, ведь таких книг очень много. Кроме того, некоторые из них не получается воспринимать в отрыве друг от друга или от тех мыслей и эмоций, которые ты испытал во время чтения. Вполне возможно, что, если я сейчас прочитаю то, чем восхищался еще в юности, у меня не будет таких сильных ощущений, так как последующие (и не обязательно ставшие любимыми) книги тоже повлияли на меня и мои предпочтения. И наверняка я уже дорос до некоторых серьезных произведений из той же школьной программы, которые я прочел, но не прочувствовал полностью. А главное, я ведь еще надеюсь когда-нибудь прочитать что-то, что вызовет у меня еще больший восторг, чем все уже прочитанное. Но поскольку мне поставлена конкретная задача и я знаю, куда дальше пойдет разговор, я все же выберу одну из своих любимейших книг, о которой, на мой взгляд, будет интереснее всего поговорить. Это «Дети полуночи» (1981) Салмана Рушди. Конечно, мне бы очень хотелось рассказать о каком-то очень редком и никому не известном произведении, но очень уж тут к месту все сплелось. Это однозначно одна из тех книг, что повлияли на меня больше всего и, вполне вероятно, в какой-то степени предопределили мой карьерный путь. Я уже не помню, как узнал об этом произведении, но мне не сложно представить, что я просто услышал о романе с огромным количеством наград и восторженной критикой и захотел составить свое мнение. Точно могу лишь сказать, что я в то время учился в университете курсе на третьем. Опять же, я не запомнил сам процесс прочтения, но сейчас мне думается, что это из-за того, что я просто проглотил эту книгу за несколько дней.

Раз мы говорим про то, что книга любимая, то в некой степени обсуждаем эмоции, а их не всегда легко как-то рационализировать. Но если все же попытаться, то я могу сказать, что я был очень впечатлен, насколько эта книга многослойная. Как много разных мелких историй переплетается в ходе повествования, сколько разных символов можно усмотреть, а в итоге это все очень органично сливается в историю целой страны. Множество маленьких деталей и делает повествование интересным и одновременно показывает, какой многогранной бывает жизнь. А еще я был поражен, насколько уместными и реалистичными выглядят всякие мистические явления. Ведь в конечном итоге получается, что вполне понятные и привычные нам вещи выглядят еще более фантастическими, чем какая-то магия, описанная в книге. И начинаешь задумываться, где проходит грань между реальностью и воображением и существует ли она в принципе. Конечно, я бы рекомендовал прочесть эту книгу всем, не только своим студентам. Помимо каких-то гуманистических устремлений, это просто очень увлекательная история, которая никого не оставит равнодушным, каждый прочтет ее по-своему и найдет в ней что-то свое. В конечном итоге понимаешь, что даже в далекой Индии живут такие же люди, как и мы, у них очень похожие желания и заботы, как и у нас с вами.

Академическая книга

Наталья Тюрина

Если говорить о книгах, которые повлияли на мое становление как ученого, то я бы начала с плохих научно-популярных книг, после прочтения которых хочется не переписать их, но научиться критически читать настоящие научные статьи и правильно оценивать полученные результаты. Мне кажется, это хорошая идея, если хочешь заниматься наукой.

Также не могу не отметить отличную книгу Поля де Крюи «Охотники за микробами» об истории микробиологии от изобретения микроскопа Антони ван Левенгуком до работ Пауля Эрлиха. Самое важное в этой книге, на мой взгляд, – это не сами факты о великих биологических открытиях, а персональные истории людей, которые за этими открытиями стоят. Эти истории демонстрируют, что грандиозные вещи, спасающие жизни миллионов людей, начинаются с маленьких шагов, состоят из везения и неудач и огромного упорства в решении повседневных проблем. Корпорация «Академия», вооруженная карьерно-публикационной мясорубкой, временами заставляет нас забыть о том, что где-то еще существует настоящая наука, которая часто не что иное, как хобби, которому ты фанатично предан.

Я бы рекомендовала эту книгу к прочтению вашим детям, которые интересуются исследованиями, вам и вашим уставшим, выбившимся из сил аспирантам, стажерам-исследователям и младшим научным сотрудникам.

Еще на меня как на исследователя могла бы повлиять книга «Избегайте занудства» – автобиография Джеймса Уотсона, соавтора модели ДНК. Но я не смогла ее дочитать: она оказалась слишком занудной. Это тоже определенный урок, который можно усвоить: некоторых вещей избежать не удается. Например, занудства.

Софья Данько

Книга, к которой я все время возвращаюсь, – «Логико-философский трактат» (1921) Людвига Витгенштейна. Первое издание «Трактата» на русском я впервые увидела в юности, эта книга была в семейной библиотеке, и уже тогда она привлекла своим названием, форматом, цветом обложки и не знаю чем еще. Конечно, тогда я ни слова не поняла и даже не пыталась понять. В университете продолжала любоваться этой книгой, но не читать ее: что-то останавливало (учебного курса по Витгенштейну тогда не было). Первый раз ощутила право и потребность вчитаться в «Трактат» в конце третьего курса, наугад открыла его и сразу наткнулась на фразу «Мистическое не то, как мир есть, но то, что он есть». Это меня как громом поразило, настолько точно соответствовало случившимся тогда же переживаниям. Конечно, захотелось – еще как! – понять всю эту книгу. Но не тут-то было: книга не поддавалась, оставалась такой же загадочной, как и в далеком прошлом. Пришлось дальше брести своей дорогой, и лишь спустя годы после университета я смогла, надеюсь, как-то пробиться к некоторому пониманию. Конечно, я читала многое из того, что написано о «Трактате», обсуждала отдельные фрагменты с коллегами и друзьями, снова и снова возвращалась к обдумыванию текста, так что понимание пришло (если пришло) уже не как «откровение», а в результате вполне обычных усилий.

Почему эту книгу я считаю важной? Потому что в ней нет никакой избыточности, только настоящий, ничем не приукрашенный, простой и невероятно проницательный взгляд на мир, который удерживается на пределе человеческих возможностей. Даже отвергнутая поздним Витгенштейном искусственная модель языка не искажает обрисованную в «Трактате» общую картину мира, а, напротив, способствует раскрытию темы невыразимых смыслов и ценностей. Эта книга не только о логике, «Трактат» – это своего рода философский камень, в котором спрессовано все, что можно вообще понять о мире, о жизни и смерти, о добре и зле, судьбе и свободе и т.п. Замечания Витгенштейна об этих вещах косвенно задают правильную ценность, правильное отношение к жизни. Становится, к примеру, понятно, почему страх смерти свидетельствует о «ложных ценностях», но понятно не так, что об этом можно запросто рассказать или перестать бояться трагедий. Понимание скорее мерцающее, но это мерцание освещает жизнь – ровно в той мере, в какой это допускает честное отношение к миру, к себе, ко всему, что происходит. Добавлю, что иногда «Трактат» оценивают как крайне амбициозный и самонадеянный проект, хотя, на мой взгляд, Витгенштейн как раз противник всякой философской самонадеянности: произведенное им радикальное ограничение мыслимого и выразимого само по себе должно умерить амбиции философского всезнайства, и сам он строго придерживается заявленного ограничения мысли. Там, где мысль бессильна, он с детским изумлением останавливается перед тайной мироздания, настолько грандиозной, что никакие наши представления не выдержали бы ее «объема».

Татьяна Рябиченко

Книга, которая заставила меня развернуть свой интерес от физики к психологии (по первому образованию я физик), попала ко мне после знакомства с Надеждой Михайловной Лебедевой. Это была книга Надежды Михайловны «Новая русская диаспора» (1995), опубликованная в середине 1990-х годов по результатам исследований русских в постсоветских странах. В книге было много непонятного и непривычная для физика терминология, но сама возможность изучения этнокультурных процессов, которые бурлили тогда вокруг, с точки зрения психологии оказалась настолько вдохновляющей, что через много лет я к этому вернулась, став кросс-культурным психологом. Моя диссертация тоже была о русских, и написала я ее под руководством Надежды Михайловны. Считаю, что есть смысл и сейчас к ее книге иногда возвращаться не только для сравнения тех результатов с сегодняшними, но и в поисках идей для новых исследований.

Вячеслав Якубенко

Безусловно, «Дети полуночи» – важная для меня книга еще и потому, что она точно пробудила у меня интерес к Индии. Тогда я просто изучал экономику в университете и еще не так усиленно думал о дальнейшей карьере. Но когда пришла пора выбирать себе тему для курсовых и диплома, я решил, что хочу заниматься именно изучением индийской экономики. Постепенно фокус сместился с одной страны на развивающиеся страны в общем. А потом я просто понял, что хочу изучать экономику развития, чем и занимаюсь по сей день. Наверное, во многом через эту книгу я понял, что экономика или целая страна – это в первую очередь группа людей, в которой каждый отдельный человек уникален и не менее важен, чем вся совокупность. Об этом важно помнить, чтобы не переоценивать значение результатов, которые мы получаем, а главное, подходить к изучаемым проблемам с желанием помочь конкретным людям. Это и дает мотивацию, когда что-то не получается, и помогает видеть значимость в том, чему ты отдаешь свои силы и время каждый день.

Книги и студенты

Наталья Тюрина

Я преподаю психологическую диагностику, и в рамках этого курса мы редко нуждаемся в разборе литературных произведений. Разве что приводим литературных героев как примеры лиц с некоторыми ярко выраженными психологическими особенностями.

Однажды я предложила студентам создать «распределяющую шляпу» – разработать тесты, которые могли бы помочь распределять студентов на факультеты Хогвартса. Студенты должны были проанализировать поведение героев вселенной Джоан Роулинг, предложить психологическую черту, не обязательно описанную психологической наукой, но являющуюся критической для зачисления на тот или иной факультет, написать задания на основе ситуаций из романов, но без волшебных палочек, адаптировав их к магловской реальности, и далее разработать тест и проверить его качество согласно всем психометрическим нормам, процедурам и правилам. Такое упражнение кажется мне довольно интересным, так как позволяет студентам развивать наблюдательность и аналитические способности, быть креативными и опираться на собственный опыт, а не надеяться на «плечи гигантов», на которых иногда очень неудобно стоять. Из забавного: с одной из групп мы решили, что лучше всего учиться на Пуффендуе – там самый психологически благополучный коллектив.

Вячеслав Якубенко

Что касается художественных книг, редко выдается шанс обсудить какой-то сюжет на занятиях, потому что я обычно читаю курсы об общих, фундаментальных закономерностях. А в художественных книгах как раз и интересны отдельные герои, которые, как правило, ведут себя не так, как все. Кроме того, книги подчеркивают все многообразие и непредсказуемость жизни, а экономическая модель ставит целью упростить реальность, чтобы попытаться уловить те самые закономерности, которые действуют далеко не всегда, но в большом количестве случаев. Зато я часто использую художественную литературу как контрпример того, как надо писать научные работы. Последние, на мой взгляд, должны с самых первых строк отвечать на вопросы читателя и ни в коем случае не могут держать интригу. Обычно мы уже из названия понимаем, куда нас приведет повествование научного текста. А художественные произведения даже могут и вовсе не отвечать на наши вопросы, они не претендуют на какую-то объективность. Они просто вызывают у нас эмоции и заставляют поразмышлять о чем-то, а дальше каждый уже сделает выводы для себя. На мой взгляд, это не менее важная задача, чем у научной литературы, которая старается максимально точно ответить на конкретные вопросы. И зачастую безумно увлекательная.

10 февраля, 2022 г.