доцент департамента психологии факультета социальных наук
Художественная книга
Конечно, я хотел бы в первую очередь поговорить о своем любимом писателе Умберто Эко (1932–2016). Думаю, многие со мной согласятся (хотя наверняка будут и другие мнения), что это один из величайших писателей конца XX – начала XXI века. Недаром Лоран Бине в своем романе «Седьмая функция языка», вышедшем в 2014 году, вывел Эко в образе главы интеллектуального клуба Европы. Мы сейчас об этой книге не будем говорить. Но это такой интеллектуальный детектив, что само по себе отсылает к Умберто Эко. И там фигурирует некий интеллектуальный клуб «Логос», довольно кровожадный, члены которого при определенных обстоятельствах могут лишиться пальца, а то и двух, а для тех, кто претендует на высокие титулы, предусмотрены более серьезные наказания. А участники клуба – это известные философы и политики, некоторые – до сих пор живущие: Мишель Фуко, Джон Сёрл, Юлия Кристева и др. Так вот, главой этого самого интеллектуального клуба Европы, Великим Протагором Бине назначает Умберто Эко.
Друзья, которые учились у Эко в Болонье, рассказывали мне, что он был достаточно жестким преподавателем, семиотику приходилось пересдавать по много раз. Но оставим сейчас в стороне его преподавательскую и научную деятельность. Сейчас я хочу поговорить об Умберто Эко как о писателе. Итак, это писатель, который пишет детективные истории. И в книге Бине тоже разворачивается детективная история. Известна теория Якобсона про шесть функций языка, и вдруг появляется произведение Лорана Бине «Седьмая функция языка». Точно так же, как у Умберто Эко в «Имени розы» (1980) появляется вторая, как бы утраченная книга «Поэтики» Аристотеля, вокруг которой разворачивается вся детективная история. Вроде бы она существовала, но была утеряна. А почему утеряна? Потому что по каким-то причинам странички этой книги были пропитаны ядом, и все, кто ее читал, погибали. В конце концов книга пропала, до нас она не дошла. И в этом, на самом деле, весь Эко. Он создает историю на основе чего-то, что некогда существовало, существование чего подтверждается историческими источниками, и как бы совсем немножко эту историю видоизменяет.
Когда я читал «Имя розы», мне было лет 20–22. Я помню, мне приходилось постоянно залезать в какие-то словари – тогда «Википедии» не было. Книга шла очень тяжело. Читаешь, и у тебя мозги буквально скрежещут, но и оторваться невозможно, настолько это интересно. И после этого я стал фанатом Эко. Каждое произведение, которое мне попадалось, прочитывал. Последние две его книги мне не очень понравились, у него, видимо, пропала острота повествования. Но самое мое любимое произведение у Эко – «Маятник Фуко» (1988) – написано в этой своеобразной манере, когда он рассказывает о каких-то исторических фактах, но где-то как-то их видоизменяет, причем невозможно даже понять, как именно. Ты с головой погружаешься в его историю, и тебе кажется, что именно так оно всё и было. И в какой-то момент оказывается, что он тебя увел в свою реальность, уже не историческую, а художественную реальность писателя, сочинителя.
«Маятник Фуко» – это произведение о Каббале, и вся эта каббалистическая история сильно запутана: здесь целый набор всяких мистических обществ – тамплиеры, каббалисты, огромные пласты истории, связанные с различными мистическими учениями. И все это завернуто в детективную историю. С одной стороны, это произведение захватило меня своей сложностью. И в то же время это просто кладезь исторического знания. Именно к этому произведению Эко существует словарь толкований, который расшифровывает все те термины и явления, которые Эко встраивает в «Маятник Фуко». Я намеренно не рассказываю сюжет, потому что надеюсь, что люди, прочитав это интервью, захотят прочитать саму книгу.
Почему это произведение оказалось интересным и важным для меня? Поскольку я по образованию психолог, я много читал Карла Густава Юнга (1875–1961), которого очень любил, и, читая, встречал у него достаточно много отсылок к алхимии. В какой-то момент я вслед за Юнгом стал изучать алхимию и как-то по касательной, через мистическую алхимию, пришел к изучению Каббалы. Не как религиозного или мистического учения (хотя в принципе Каббала – это иудейские мистики), а с точки зрения психологии.
Мне попалась целая серия произведений, начиная с классических работ крупнейшего исследователя Каббалы профессора Еврейского университета Иерусалима Гершома Шолема (который, кстати, оказал огромное влияние на Эко) и заканчивая серией книг Ицхака Гинзбурга, раввина, который пишет о Каббале именно с точки зрения психологии. И вот на волне интереса к Каббале ко мне приходит «Маятник Фуко», который раскрывает и обогащает мое понимание Каббалы совершенно другим, историческим знанием.
Вообще, у Эко есть такое же потрясающее свойство, как у Хорхе Луиса Борхеса (1899–1986). Борхес может написать буквально один параграф и раскрыть в нем целый мир. Например, «Алеф»: точка, рассматривая которую, познаешь всю вселенную. Или рассказ «Фунес, чудо памяти» того же Борхеса. Там у главного героя Фунеса настолько феноменальная память, что он помнит все. Он помнит форму каждого облака на небе, каждый фрагмент. И он удивляется, как мы можем считать собаку в 3 часа 14 минут и собаку в 3 часа 15 минут одним и тем же существом, – они же настолько различаются! В принципе, это что-то говорит о свойстве нашего мозга. Наше восприятие, наша перцепция убирает огромное количество нюансов, так что для нас собака в 3:14 и в 3:15 остается одним и тем же существом. И каков же гений Борхеса, что он через такой короткий рассказ открывает целую вселенную!
То же самое у Умберто Эко. В его «Острове накануне» какой-то безумный монах излагает свою теорию потопа. Как вообще мог произойти потоп? Откуда взять столько воды, чтобы затопить всю Землю? Так вот этот монах говорит: Бог взял воду на нулевом меридиане из вчера и вылил ее в сегодня. И этим объясняет природу потопа. Это настолько потрясающе: совершенно простые элементы, а через них открывается целая вселенная. И это всего лишь одна маленькая зарисовка внутри большого романа.
Мир Умберто Эко настолько многообразен, настолько многогранен, что о нем можно говорить и говорить. Но лучше воспользоваться уникальной возможностью, которую нам предоставила Елена Костюкович, единственная верная переводчица Эко, – просто взять его и почитать. Тем, кто никогда его не читал, я посоветовал бы, наверное, начать с классического, самого известного его произведения – «Имя розы», а тем, кто хотел бы чего-то посложнее, – с «Маятника Фуко».
У меня помимо моих академических интересов есть еще интересы в искусстве, в литературе, которыми я тоже занимаюсь профессионально: печатаю книги, пишу стихи, у меня проходят выставки и т.д. И Эко своими художественными произведениями питал мою артистическую составляющую, дополняя знания, которые я получал академическим путем. У меня от его произведений интеллектуальное наслаждение. Это какое-то невероятное явление, прежде всего литературное, но в то же время и историческое. Когда ты с ним сталкиваешься, у тебя действительно происходит взрыв сознания.
Академическая книга
В академическом же плане на меня очень повлиял один маленький рассказ Станислава Лема (1921–2006), который просто сделал мою карьеру от и до, от начала до конца. Причем прочитал я его примерно лет за десять до того, как эта карьера у меня нарисовалась. Станислав Лем, достаточно известный фантаст, переведенный на русский язык, автор «Соляриса», экранизированного Андреем Тарковским, выпустил в 1960 году сборник сатирическо-философских рассказов «Из воспоминаний Ийона Тихого». И в одном из них – «Странные ящики профессора Коркорана» – описал некий барабан, на который записаны импульсы, эмоции. Этот барабан проводами подключен к каким-то приемникам, которые считывают эти импульсы и считают, что они – люди; то есть приемники считают себя людьми.
Когда я прочитал этот рассказ, мне было, наверное, лет шестнадцать. Что-то я понял, чего-то не понял, но прямо загорелся этой идеей, что, оказывается, люди – это всего лишь приемники каких-то импульсов. Прошло несколько лет, я уехал в Голландию, поступил там на факультет информатики, а через год к нам пришли преподаватели с новой образовательной программы, которая называлась «Когнитивные науки». И они нам сказали: ребята, смотрите, у нас есть такая новая дисциплина, в нее можно прийти со стороны психологии и со стороны информатики. И я пошел учиться туда. Так я начал заниматься когнитивными науками. Я сразу вспомнил Лема. И вдруг меня настолько захватила идея этого рассказа, что я несколько дней сидел дома, пил кофе и писал компьютерную программу, которая бы воспроизвела компьютерную модель, описанную Лемом: машина, считывающая импульсы, считает себя человеком.
По сути, в этом рассказе Лема речь идет об искусственном интеллекте. О том, что искусственный интеллект – это некий приемник, который так или иначе получает какую-то информацию, перерабатывает ее и считает себя мыслящим человеком. Как мы можем проверить, может ли машина мыслить? Существует тест Тьюринга, предложенный им еще в 1950 году. Суть теста в том, что есть две комнаты. В одной находится компьютер, в другой – человек. А ты сидишь в третьей комнате и с ними общаешься. И если в 70% случаев ты не можешь определить, где человек, а где компьютер, значит, компьютер прошел тест. Тьюринг, правда, пророчил, что машина, которая сможет пройти этот тест, будет создана через пятьдесят лет, а такая машина не создана до сих пор, но мы движемся уверенно в этом направлении. И если барабан из рассказа Станислава Лема с его импульсами пройдет тест, у нас есть искусственный интеллект.
Так, начиная со 2-го курса университета в Неймегене, я стал заниматься искусственным интеллектом. И в конечном счете это привело меня к психологии. То есть я начал карьеру в информатике, а потом через искусственный интеллект, как бы с черного хода, пришел в психологию. И именно рассказ Лема положил начало моей карьере в когнитивных науках и в искусственном интеллекте.
Стоит отметить, что идея Лема до сих пор остается рабочей. Был такой нейрохирург Уайлдер Грейвс Пенфилд, который в сороковые годы прошлого века занимался исследованиями на открытом мозге. Если операция требовала открытого мозга, он ставил эксперименты: возбуждал разные зоны мозга, а люди, находившиеся под местным наркозом, как-то на это реагировали. Один говорил, что видит что-то, другой – что слышит пение и т.д. Его исследования говорят о том, что при стимуляции определенного участка мозга человек получает какой-то сенсорный опыт. Например, слышит запах розы. Интересно, что в рассказе Станислава Лема один из приемников, получая импульс с барабана, тоже слышал запах розы. То есть Лем отразил состояние исследований мозга на тот момент. И в сущности, ничего не изменилось. Ведь все, что мы знаем об окружающем нас мире, – это то, что наш мозг воспринимает в виде импульсов. Откуда, например, вы знаете, что вы со мной разговариваете? Ваш мозг получил какую-то информацию, какие-то импульсы (если использовать терминологию Лема), переработал ее и сообщил вам о том, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем. А вполне возможно, что в действительности меня нет, а кто-то стимулирует ваш мозг. Эти размышления уводят нас немного в сторону, куда-то в направлении «Матрицы». И в принципе, у Лема и в «Матрице» одна и та же идея. Ведь в «Матрице» мы тоже получаем какие-то импульсы и считаем себя живыми людьми, тогда как на самом деле лежим в колбе.
Книги и студенты
Из тех книг, которые я даю своим студентам, я бы порекомендовал псевдоавтобиографическую книгу Карла Густава Юнга “Erinnerungen, Träume, Gedanken” («Воспоминания, сновидения, размышления»). В этой книге Юнг, будучи уже в пожилом возрасте, переработал всю свою теорию, с тем чтобы сделать ее интересной широкому читателю. И действительно, она читается почти как художественное произведение. Он использует там очень много примеров из своей жизни, но эти примеры так утрированы, что служат иллюстрацией его теории. Эта книга как бы подводит итог и обобщает основные теории Юнга. Как известно, до разрыва Юнг был учеником и ближайшим соратником Зигмунда Фрейда. Одним из основных методов психоанализа является интерпретация сновидений. Первая книга Фрейда так и называется – “Die Traumdeutung” («Толкование сновидений»). Любопытно, что разрыв Юнга с Фрейдом произошел именно из-за этих толкований. Как Юнг повествует в «Воспоминаниях…», они плыли с Фрейдом на корабле в Америку, чтобы провести серию лекций по психоанализу. Чтобы скоротать время в восьмидневном плавании, они решают заняться толкованием собственных сновидений. Для интерпретации одного из снов Фрейда Юнгу потребовались какие-то подробности из его жизни, которые тот отказался предоставлять, объясняя это тем, что это подорвет его авторитет. И это, по словам Юнга, послужило крахом авторитета метра. Так вот, в лучших традициях психоанализа я предлагаю студентам интерпретировать фрагмент его воспоминаний:
«…мне приснился один из первых запомнившихся мне снов, которому предстояло занимать меня всю жизнь. Мне было тогда немногим больше трех лет.
Вблизи замка Лауфен особняком стоял дом священника, рядом тянулся большой луг, начинавшийся у фермы церковного сторожа. Во сне я очутился на этом лугу и внезапно увидел темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Подбежав, я с любопытством заглянул вниз и увидел каменные ступени. В страхе и дрожа от страха я все же туда спустился. В самом низу, за зеленым занавесом, находился вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый и выглядевший очень богато. Любопытство толкнуло меня узнать, что за ним: я отодвинул занавес и увидел в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре его лежал красный ковер. Там, на возвышении, стоял богато изукрашенный золотой трон. Я не уверен, но на сиденье, кажется, лежала красная подушка. Это был действительно величественный трон – сказочный королевский трон. На нем что-то стояло, что я поначалу принял за ствол дерева (около 4–5 м высотой и 0,5 м толщиной). Этот ствол доходил почти до потолка и очень напоминал странную массу – сплав кожи и голого мяса; все венчало нечто вроде головы без лица и волос, на макушке которой располагался один глаз, устремленный неподвижно вверх. Помещение довольно хорошо освещалось, хотя там не было ни окон, ни другого видимого источника света. От головы же полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, но у меня возникло чувство, что оно в любой момент может соскользнуть и, как червяк, поползти ко мне. Я застыл в ужасе. В этот момент снаружи, сверху, послышался голос моей матери. Она воскликнула: "Взгляни, это же людоед!" Ее слова лишь усилили мой ужас, и я проснулся в поту, перепуганный до смерти. После этого мне долгое время было страшно засыпать, я боялся повторения сна».
Далее он дает интерпретацию этого сна, но, чтобы ее узнать, надо прочитать книгу.