Академическое чтиво: Алексей Толстой и Ричард Бах, Макс Вебер и Норберт Элиас

доцент Школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук

Иванова Вера Ивановна

научный сотрудник Центра теории рынков и пространственной экономики, доцент департамента экономики Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента

Художественная книга

Тимофей Дмитриев, доцент школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук

Любимых художественных книг у меня довольно много, и я имею обыкновение их часто перечитывать, поскольку чтение, начиная с семилетнего возраста, составляет неотъемлемую и важную часть моей жизни. Правда, в последние годы приходится читать в основном большие объемы профессиональной исторической и социально-научной литературы, как отечественной и переводной, так и на основных европейских языках. На «худлит», как его несколько фамильярно звали в прошлом веке, остается не так много времени.

Книга, о которой я хотел бы рассказать, – это знаменитый в свое время исторический роман Алексея Николаевича Толстого «Петр Первый». На мой взгляд, эта книга – одно из лучших художественных произведений, написанных на русском языке в XX веке. Этот толстый том с потертым, видавшим виды корешком и печатью «Сталинский (с) район. Инв. №4344. Библиотека к-за им. Кирова. 1958» и сегодня стоит на одной из моих книжных полок. Книга эта попала в мои руки еще в школьные годы в Киеве, где я обычно проводил у бабушки и дедушки часть своих летних каникул. Скорее всего, в Киев ее привез дед Сергей из одной из поездок к брату на свою малую родину – Кубань, где в Краснодарском крае в 1934–1960 годах существовала такая административная единица с центром в станице Ленинградской (на самом деле она исторически называлась Уманская, и мой дед был оттуда родом).

Этот роман я перечитал бессчетное число раз. Перечитываю его и сегодня, но реже. В свое время сильным поводом для того, чтобы взять роман снова в руки, был выход в свет в 1980-е годы экранизации романа мэтром советского кинематографа Сергеем Герасимовым – «Юность Петра» и «В начале славных дел» с неподражаемым Дмитрием Золотухиным в роли юного Петра. Фильм этот тоже был просмотрен не раз и не два. Мне очень хотелось выяснить, как экранизация Сергея Герасимова сочетается со своей «литосновой» (еще одно идиоматическое словечко из истории советской культуры). Одновременно как роман, так и его экранизации послужили мощным стимулом к тому, чтобы начать систематически читать исследовательскую литературу, посвященную эпохе петровских реформ. Этот импульс, полученный еще в 1980-е, прошел со мной через годы и расстояния: одним из последних ценных букинистических приобретений стала купленная две недели назад в Санкт-Петербурге книга нашего замечательного историка Евгения Анисимова «Время петровских реформ» (1989), которая в свое время не попала в мое поле зрения (в отличие от более поздних работ этого же автора), но которую я с интересом изучаю сейчас.

Понятное дело, что со временем само отношение к роману Алексея Толстого претерпело у меня в известном смысле неизбежный процесс историзации и релятивизации, связанный с пониманием исторического контекста создания этого произведения. Теперь я могу оценить и степень зависимости автора от исторических схем советских идеологических виртуозов вроде историка М.Н. Покровского с его идеей решающей роли торгового капитала в истории России, и значение самого романа и его первой одноименной экранизации 1937 года для поиска Сталиным знаковых фигур для подражания из прошлого исторической России в русле того, что Дэвид Бранденбергер назвал «руссоцентричным поворотом». С другой стороны, в этой книге можно усмотреть тот редкий случай, когда четкий социальный заказ не сказался однозначно негативно на художественных качествах самого произведения.

В любом случае, моя личная история с романом Алексея Толстого – это любопытный пример того, как чтение вроде бы одного, пусть и очень хорошо написанного художественного произведения влечет за собой целую цепочку новых поисков и интересных открытий. Если говорить об актуальности этой книги сегодня, то у нее и теперь не отнять того, что это хорошо написанная проза, где исторические персонажи выведены не ходульными социальными типажами, но людьми, сотканными из страсти, плоти и крови.

Вера Иванова, научный сотрудник Центра теории рынков и пространственной экономики, доцент департамента экономики Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента

Никогда прежде не задавалась вопросом о том, какая книга является любимой. И выделить что-то одно очень непросто. Возможно, многие книги для меня становятся страстно любимыми именно во время их жадного первого прочтения, когда они распахивают двери в новый мир. Одной из таких запоминающихся была «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» (1970), притча-рассказ про чайку, которая училась жизни и училась летать не ради пищи, а ради полета. Пятитомник Ричарда Баха, подаренный мне в студенчестве братом, был полон удивительных притч о самосовершенствовании с размышлениями о выборе и его последствиях, перемещениями в прошлое и будущее и сильно отличался от всего, что я раньше замечала в книгах.

Есть книги, оживающие в определенной местности. «Москву и москвичей» Владимира Гиляровского я открыла после первых своих поездок в Москву, уже после окончания университета. Книга состоит из очерков про традиции, быт, слухи и тайны старой Москвы конца XIX – начала XX века, про известных людей того времени. До сих пор помню те удивительные ощущения, когда оказывалась в тех частях Москвы, подробнейшее описание которых встречалось у Гиляровского. А «Невский проспект» Николая Гоголя стал оживать для меня после того, как я несколько лет назад переехала в Санкт-Петербург.

Также отдельный жанр, который мне всегда нравился, – это мемуары и автобиографии известных людей. Книга «Десять троллейбусов клоунов» Юрия Никулина была опубликована еще при его жизни. Великий клоун и комедийный актер рассказал о своей жизни и профессии, об историях, связанных с фильмами, в которых снимался. Несмотря на то что автор был широко известен как ценитель и собиратель анекдотов, и их в книге действительно немало, повествование получилось довольно серьезным. Автор размышляет о том, как изменилась профессия клоуна и отношение к ней, и книга передает грусть по безвозвратно ушедшему прежнему цирку и по личностям в профессии. Книга пронизана любовью к близким, в ней покоряет простота, бесхитростность и скромность как автора, так и текста.

Из совсем недавних биографий я бы выделила “Becoming” Мишель Обамы. Это вдохновляющая книга первой леди США, история о непростых детских годах в бедном квартале, о студенчестве в престижном университете, о расовых проблемах в окружении, о небывалых успехах в карьере и трудных потерях в семье. Книга о реализации внутренней потребности изменить современный мир к лучшему.

Академическая книга

Тимофей Дмитриев

Одной из особенностей ученого-гуманитария является то, что ему, если он действительно хороший ученый-гуманитарий, на протяжении всей своей академической карьеры приходится читать огромное количество профессиональной литературы, начиная от первоисточников, монографий и журнальных статей и заканчивая кандидатскими и докторскими диссертациями. Правда, здесь всегда на заднем плане присутствует немаловажный вопрос не только о том, что и сколько читают, но и как читают. На самом деле этот вопрос не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Умение концептуализировать прочитанный материал, помещать его в подходящую теоретическую рамку, делать отправной точкой для постановки новых исследовательских вопросов – это, по моему мнению, самое важное в практиках профессионального чтения, т.е. то, что отличает серьезного ученого от простого эрудита или же толкового популяризатора науки.

Коль скоро вопрос поставлен так: «Какая работа оказала влияние на мое становление в качестве ученого?», – скажу несколько слов об одной книге, которая в известном смысле стала рубежной для моих профессиональных занятий. Речь идет о томе в темно-зеленом переплете, вышедшем в 1990 году в издательстве «Прогресс». На его обложке серебристыми буквами было лаконично оттиснуто: «Макс Вебер. Избранные произведения». Это был тот самый томик Вебера, в котором впервые в широком доступе в тогдашнем Советском Союзе были опубликованы переводы важнейших работ немецкого ученого, в том числе знаменитая «Протестантская этика и дух капитализма». Будучи купленной в одноименном магазине «Прогресс», эта книга – плод творческих усилий наших известных вебероведов и переводчиков Юрия Николаевича Давыдова, недавно ушедшей от нас Пиамы Павловны Гайденко, чьи книги по истории научных программ и немецкой классической философии также входили в мой обязательный круг чтения, Александра Фридриховича Филиппова и Маргариты Иосифовны Левиной – с той поры безвылазно поселилась на моем рабочем столе. Тот, кто хоть раз открывал Вебера в русском переводе, не говоря уже в оригинале, знает, что чтение это не из легких. Здесь было все внове: и сложнейший синтаксис, лежащий в основе рассуждений Вебера, и колоссальный исторический материал, на котором шла работа мысли мэтра, и огромное количество сносок и примечаний, зачастую несущих в себе не менее важные мысли и указания, чем основной текст. Делать было нечего – пришлось сесть и начать читать.

Не скажу, что это чтение давалось мне легко, приходилось, что называется, себя заставлять, перечитывать не только целые главы, но и отдельные страницы по несколько раз. Но это была новая, дотоле непривычная, но необходимая школа мысли, без прохождения которой, как мне стало ясно позднее, нельзя толком освоить социологическую классику. Благо подмога подоспела довольно скоро: в 1991 году в «Политиздате» (было в свое время в Москве такое мегаиздательство) вышла книга П.П. Гайденко и Ю.Н. Давыдова «История и рациональность: Социология М. Вебера и веберовский ренессанс». Параллельное чтение этих двух книг стало важным опытом вхождения в символический универсум классической социологической теории. Плюс в 1990 году в «Политиздате» большим тиражом вышел словарь «Современная западная социология», который стал важным подспорьем в освоении современной социально-научной мысли.

В последующем работа с идеями и текстами Вебера, прежде всего связанными с его исторической социологией модерна, прочно закрепилась в фокусе моих профессиональных интересов. Довелось мне приложить руку и к изданию новых переводов мэтра социально-научной мысли: в 2003 году в издательстве «Праксис» стараниями моими и моих коллег вышли «Политические работы (1895–1919)» Макса Вебера. Таким образом, мой будущий персональный императив «не только читай и пиши, но и переводи и издавай» тоже в огромной степени произрастает из интереса к классикам политической и социальной мысли Запада, которых я начал читать еще в годы учебы в Московском университете и аспирантуре Института философии РАН.

Вера Иванова

Сложно сказать, действительно ли это повлияло на выбор профессии, но прочтение «Кафедры» Ирины Грековой в студенческо-аспирантские годы позволило в какой-то мере заглянуть во внутреннюю, зачастую не замечаемую студентами жизнь университетских ученых и преподавателей на работе и вокруг нее. Помню, что была сильно впечатлена открытием, что под псевдонимом Ирины Грековой скрывалась математик Елена Сергеевна Вентцель, по учебникам которой по теории вероятностей и математической статистике я училась на математическом факультете.

Узнавать мир людей науки оказывается очень увлекательно через их мемуары и воспоминания окружения. Не так давно прочитала «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!» Ричарда Фейнмана. Это невероятно захватывающая автобиография нобелевского лауреата по физике. Помимо рассказов о пути в науке и попутного разъяснения физических явлений простыми словами, книга полна удивительных историй о неожиданных увлечениях Фейнмана, о многогранном интересе к жизни. Он был готов разбираться в секретах фокусов, увлечься расшифровкой иероглифов майя, игрой на барабанах, предпринять попытки понять логику искусства, участвовать в эксперименте по сенсорной депривации. Автобиография, которая смело может быть названа приключенческой.

Книги и студенты

Тимофей Дмитриев

Таких книг немало. Могу назвать, к примеру, двухтомную работу «О процессе цивилизации» (в переводе Алексея Михайловича Руткевича) и «Придворное общество» немецкого социолога Норберта Элиаса, которые имеют необычайно важное значение для исторической социологии западного модерна, как, впрочем, и понимания особенностей его русского/советского извода. Фрагменты из этих двух произведений, в которых процесс модернизации концептуализируется Элиасом как процесс цивилизации, появления на Западе современного цивилизованного человека с высокой степенью внутреннего самоконтроля, мы читаем как с бакалаврами, так и с магистрантами. Совершенно незаменимыми являются эти тексты и для изучения культурных процессов раннего советского модерна 1920–1930-х годов в рамках нашего университетского майнора «Советские культурные политики и культурные революции».

Когда речь заходит об исторической социологии европейской культуры раннего Нового времени, эти тексты Элиаса я предпочитаю дополнять чтением фрагментов из назидательных книг о правилах поведения хорошо воспитанного придворного – чтива, широко распространенного в ту пору в странах Западной Европы. Не так давно в Москве сразу два издательства выпустили в свет переводы полного текста известного трактата Бальдассаре Кастильоне «О придворном». Так что есть из чего выбирать. Но чтобы было из чего выбирать, надо знать, что выходит в свет. Поэтому мониторинг новой литературы по истории, антропологии, социальным и гуманитарным наукам – это не только укоренившаяся за долгие годы привычка, но и профессиональная необходимость, у которой, по правде сказать, есть своя обратная сторона: нет ни времени, ни сил на систематическое чтение современной отечественной и переводной художественной прозы. Это достойно сожаления, но это факт, с которым мне приходится мириться.

Вера Иванова

Студентам я советую читать научную литературу, публикации в ведущих журналах. Я не могу считать себя экспертом в художественной литературе, поэтому на занятиях могу советовать только то, что относится к преподаваемой дисциплине. Пусть каждый занимается своим делом, тем, что лучше всего получается, и тогда все у нас будет хорошо.

27 декабря, 2021 г.