«Охотник на людей» Майкла Манна и «Лютер» Эрика Тилля – Новости – Окна роста – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

старший преподаватель Школы философии и культурологии

Куманьков Арсений Дмитриевич

доцент Школы философии и культурологии

В этом выпуске о любимых фильмах и сериалах, оказавших влияние как в личном, так и в академическом плане, рассказывают Роман Гуляев и Арсений Куманьков.

Роман Гуляев, старший преподаватель школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук

1980-е – эпоха, когда мир менялся темпами, которые сейчас сложно представить. Десятилетие началось в одной из самых напряженных точек холодной войны (вторжение советских войск в Афганистан, бойкот московской Олимпиады западными странами, стратегические учения 1981–1983 годов, едва не спровоцировавшие открытый конфликт), а закончилось революциями 1989 года, роспуском Варшавского блока и надеждами на новое мирное сосуществование человечества. Стилистику этого времени невозможно перепутать ни с какой другой: одежда, прически, музыка абсолютно узнаваемы хоть в новостном репортаже, хоть в клипах MTV (начал вещание в 1981-м), хоть на снимках «Полароида» или в любительской кинохронике. И именно в это время был создан фильм, к которому я возвращаюсь снова и снова, – «Охотник на людей» Майкла Манна (1986).

Триллер об аналитике ФБР, идущем по следу маньяка, блистательно показывает внешние атрибуты эпохи – от синтезаторного саундтрека до внешности героев; важную роль в сюжете играет развитие бытовой кинотехники: ты уже можешь снимать что угодно, хоть интерьеры собственного дома, но для проявки пленку необходимо отдать в фотомастерскую. Но не меньшую роль играет и дух времени. Действие перемещается с открыточного вида пляжей в стерильные интерьеры служебных кабинетов и на залитые лунным светом места преступлений; при этом смутное чувство тревоги присутствует постоянно. Оно возникает именно из плавности перехода между этими пространствами (и, следовательно, осознания эфемерности их границ), а не из напряженного ожидания, что из-за угла неожиданно выпрыгнет нечто страшное. Уилл Грэм – не оперативник, а психолог, он не бросается за убийцей по горячим следам и не опрашивает свидетелей; его задача – составить психологический портрет, понять, почему преступник делает то, что делает, как он выбирает жертвы, и предугадать его следующие действия. Поэтому в кадре практически отсутствуют трупы, погони, перебор подозреваемых и прочие атрибуты детективного жанра. Вместо этого Грэм работает с протоколами осмотра и отчетами экспертов и пытается найти в них ключи к пониманию чужого безумия. Страшное не выпрыгивает на него из-за угла, он сам методично и детально его реконструирует; но чем ближе он к успеху, тем тоньше оказывается граница между ним и тем, на кого он охотится (собственно, название фильма равно применимо и к герою, и к антагонисту).

Еще одна деталь, по которой «Охотника на людей» обычно и вспоминают: чтобы поймать настроение и одновременно получить независимое мнение о деле, Грэм навещает в тюрьме преступника, которого в прошлом он помог поймать. Преступника зовут Ганнибал Лектер, и фильм Манна – первое появление этого персонажа на экране. Большинству, естественно, он знаком по вышедшему через несколько лет «Молчанию ягнят» Джонатана Демми (пять «Оскаров», триумф в прокате, включение в Национальный реестр США), и сравнение двух картин позволяет сформулировать несколько особенностей фильма Манна (который, напротив, провалился в прокате и был разгромлен критикой).

«Молчание ягнят», где за помощью к Лектеру обращается стажерка ФБР Кларисса Старлинг, несмотря на фабулу и структуру полицейского триллера, содержательно напоминает скорее роман воспитания. Старлинг находится на нижней ступени иерархии, в которой ей постоянно приходится отстаивать свою компетентность и независимость, так как окружают ее преимущественно похотливые дураки. Единственный, кто воспринимает ее всерьез (и подчеркнуто избегает любых проявлений сексуального влечения), – эрудит, интеллектуал и знаток человеческих душ доктор Лектер. Он даст ключевые подсказки в ее расследовании, поможет ей обрести уверенность в себе и попутно накажет тех, кто оказывал Клариссе нежелательное внимание. Да, он убивал и ел людей (о чем сам с энтузиазмом рассказывает), но на то были причины; и героине, и зрителю приходится делать выбор между тем, что о Лектере говорится, и тем, каким они его видят сами. Позднейшие романы Т. Харриса и их экранизации (которые окончательно превращаются в аттракцион расправ Лектера над разного рода негодяями) показывают, какой выбор был сделан широкой публикой. Маньяк-людоед становится чем-то вроде Кентервильского привидения О. Уайльда, которое принято бояться, но преимущественно чтобы не обесценивать уплаченные за билет деньги.

Лектер в исполнении Энтони Хопкинса – элегантный обаятельный джентльмен, идеальный (или идеализированный?) наставник, а исходящая от него угроза лишь придает ему загадочности и возбуждает зрительский интерес, тем более что направлена эта угроза не на Клариссу, а на тех, кто ее окружает. Лектер в «Охотнике на людей» (Брайан Кокс) присутствует всего в нескольких сценах, суммарно менее 15 минут экранного времени. Первое его появление выглядит так: грузный мужчина в вязаных носках лежит на койке задницей к посетителю и не утруждается ни встать, ни даже повернуть к нему голову; при этом он узнает Грэма по запаху лосьона для бритья. Лектер, безусловно, умен и опасен: для одной из самых страшных сцен ему достаточно телефонной трубки и обертки от жвачки; и тем не менее фильм выстроен так, что зритель скорее прекратит просмотр, чем захочет узнать, что же делается у него внутри. Лектер здесь абсолютно не собирается никого ничему учить или помогать (и вообще его симпатии явно не на стороне следствия), но дело в том, что в фильме Манна никому и не нужно у него учиться.

Вопреки расхожему стереотипу о детективе-гении, «Охотник на людей» представляет процесс расследования как совместную работу группы профессионалов, уважающих труд и специальность друг друга. Да, Грэм, как никто другой, способен к «вчувствованию» в преступника, но в фильме есть не менее захватывающие сцены работы дактилоскописта или, скажем, эксперта по почеркам, без которых талант главного героя лишается смысла. Такой подход режиссер распространяет не только на полицейские профессии. Главврач клиники Лектера в «Молчании ягнят» – ограниченный самодур; у Манна он использует пинцет, чтобы держать случайно обнаруженное письмо маньяка, еще до того, как сотрудники ФБР по телефону велят ему не трогать его руками. Манн известен тем, что при подготовке к съемкам тщательно изучает материал, и, даже не имея возможности оценить адекватность изображения в фильме всех технических деталей, безусловно чувствуешь уважение создателей к профессиям, работа которых попадает в кадр.

Наконец, последнее, о чем следует сказать, – это мотивация главного героя. Фильм открывается долгим кадром, снятым субъективной камерой с точки зрения убийцы. Камера неспешно следует по дому – в луч фонаря попадает лестница, детский кроссовок с воткнутым в него носком, плюшевый пингвин, икеевский комод – и направляется в спальню родителей. В отличие от «Молчания ягнят», где маньяк подстерегает одиноких молодых женщин на улице, «Зубная фея» в «Охотнике на людей» выбирает хорошо обустроенные семьи, тщательно изучает устройство их дома, повседневную рутину. Нетрудно заметить, что и Старлинг, и Грэм находятся в «группе риска» потенциальных жертв того, кого они преследуют. Однако для Клариссы путь к поиску убийцы – это одновременно путь к обретению (и принятию) себя: Лектер дает ей подсказки в обмен на рассказ о ее детстве; поимка убийцы, на что недвусмысленно указывает название фильма, – способ изжить детскую травму и двигаться дальше. У Грэма поиск и обретение себя очевидно остались в прошлом; нынешнее дело вырывает его из идиллии семейной жизни и заставляет вспомнить в себе те черты, которые, напротив, отдалят его от родных, даже если он сможет к ним вернуться. Если вначале он боится, что маньяк сможет добраться до его жены и сына, то в конце становится очевидно, что он боится скорее себя – такого, каким он к ним вернется; боится, но все равно движется к цели.

«Охотник на людей» мало похож на те фильмы, которые пересматривают в кругу семьи или друзей, смеясь или пугаясь на ключевых моментах, в основном потому, что они дают комфорт привычки. Это фильм из тех, которые внушают дискомфорт независимо от того, сколько раз ты их посмотрел. Но одновременно он позволяет взглянуть в лицо страшному (а в 1986 году страшного, пожалуй, в целом хватало) – и все равно делать свое дело. Что в целом, наверное, и подразумевает собой взрослая жизнь.

Арсений Куманьков, доцент школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук

В детстве мне говорили: «Зачем смотреть телевизор, если можно почитать», – поэтому смотреть кино много, знакомиться с какими-то культовыми и просто популярными картинами я начал довольно поздно, в университете или даже уже после него. Вряд ли можно назвать один любимый фильм или сериал; скорее я ценю ощущения и воспоминания, которые они вызывают. Например, классические уже картины вроде «Форреста Гампа» и «Побега из Шоушенка», или более глубокие и серьезные («Андрей Рублев»), или сюрреалистичные («Ангел-истребитель») – то, с чем я познакомился на совместных просмотрах с родителями, – навсегда для меня связаны с ощущением дома и уюта вне зависимости от содержания. С чем-то я знакомился в студенческие годы. «Американские граффити» или «Помнишь ли ты Долли Белл?» – на эмоциональной карте они отвечают за любовь, свободу и целеустремленность. В последнем был также отличный кавер на «24 mila baci» Адриано Челентано.

Также я часто использую кино как дополнительное средство знакомства со страной, в которую еду. С румынским кино не задалось (но не с Румынией!), а вот сербское, итальянское, финское очень ценю. Тут важное правило – искать не самые популярные и кассовые местные картины, которые нередко сняты шаблонно и играют на стереотипах.

Вообще же, наверное, я больше люблю старое, черно-белое кино с его потрясающей актерской игрой и каким-то неизменным ощущением надежды на лучшее в итоге.

О фильмах, оказавших влияние на выбор академической карьеры

Я учился на философском факультете Вышки. На втором курсе историю философии у нас вел Виталий Анатольевич Куренной. И вот как-то раз наш микрокорпус на Вавилова, 311-я аудитория, философия Возрождения, и вместо типичного семинара мы смотрим «Лютер» (2003) – байопик о творце Реформации. Меня тогда поразило, что не обязательно сводить изучение философии к тексту. Очевидно, что художественные фильмы нельзя воспринимать в качестве источников. Однако дать иллюстрацию, показать атмосферу эпохи, продемонстрировать значимые эпизоды из биографии рассматриваемой фигуры они вполне способны. Так получилось, что, став преподавателем, я долгое время вел курс по истории философии Возрождения, и всякий раз мы смотрели и обсуждали фрагменты из «Лютера» в качестве фона для «95 тезисов» и «К христианскому дворянству немецкой нации».

Линейку нестандартных и игровых техник преподавания я постоянно стараюсь расширять, но, поскольку, как я говорил, кино для меня чаще всего связано с какими-то эмоциями и воспоминаниями, фильм «Лютер» я всегда вспоминаю с благодарностью к Виталию Анатольевичу за демонстрацию того, насколько живой может быть философия.

Фильмы, сериалы и студенты

Основной предмет моей специализации – этика войны, и поэтому я смотрю немало военного кино и при случае использую его для обсуждения материала. Думаю, что на части майнора «Философия войны в Европе и Америке Нового и Новейшего времени», который запланирован на 3–4-й модуль, мы с коллегой Романом Гуляевым активно задействуем киноматериалы. Я очень ценю такие хорошо известные картины, как «Апокалипсис сегодня», «Цельнометаллическая оболочка», «Взвод». Но также фильмы, которые, скорее всего, менее известны: мини-сериал «Поколение убийц», документальный «В ад и обратно», «Тропы славы» (вновь Стенли Кубрик). Каждый из этих фильмов по-своему полезен в педагогическом смысле, поскольку показывает природу войны, ее непарадное лицо, противоречивость, но также и двойственное отношение к ней человека.

Еще одна тема, которой я занимаюсь, – проблематика справедливости. И здесь у меня также целый арсенал картин. Собственно, одно из заданий, которое я даю студентам, – посмотреть фрагменты из фильмов и зафиксировать, к каким видам справедливости и в каких ситуациях обращаются персонажи. Они могут говорить о распределении и воздаянии (здесь я использую сцену суда из «Берегись автомобиля» и дележ десяти тысяч рублей из «Золотого теленка»), свободах и социальной выгоде (демонстрация излечения Алекса из «Заводного апельсина»), добродетелях («Монти Пайтон и Священный Грааль»). Очень насыщена в этом отношении «Зеленая книга». Сцена, когда Дона Ширли не пускают на ужин в зале, где ему предстоит вечером играть, – настоящая находка для социального философа. Здесь собраны рассуждения о выгоде и естественном порядке вещей, о воздаянии и зависимости решения задачи на распределение от неочевидных принципов. Сложность задания заключается в том, что, как правило, персонажи используют сразу несколько «языков» описания справедливости. Ровно это же создает проблемы и дискуссии вокруг справедливости и в реальной жизни.

10 ноября, 2021 г.