Академическое чтиво

Василенко Юрий Владимирович

Кафедра гуманитарных дисциплин: Доцент

Шевелева Марина Сергеевна

Департамент иностранных языков: Доцент

Давыдов Сергей Геннадьевич

Департамент социологии: Доцент

В этом выпуске о своих любимых художественных и научных произведениях, а также о книгах, полезных в преподавании, рассказывают Юрий Василенко, Марина Шевелева и Сергей Давыдов.

Художественная книга

Юрий Василенко, доцент кафедры гуманитарных дисциплин социально-гуманитарного факультета пермского кампуса НИУ ВШЭ

Вопрос о любимой книге в художественной литературе – один из сложнейших, если вы читаете книжки системно на протяжении нескольких десятилетий. В этом смысле намного проще говорить о любимой книжке в немецкой, французской, английской, американской, польской, норвежской, само собой русской литературе, подразделяя их далее по векам и эпохам, чем о какой-то одной на все времена. Поэтому мой выбор предельно волюнтаристский и в общем-то наобум: «Осада, или Шахматы со смертью» Артуро Переса-Реверте.

Дон Артуро пришел в мою жизнь лет двадцать назад, благодаря моему учителю Павлу Юхимовичу Рахшмиру, который, занимаясь фехтованием со всеми вытекающими, посоветовал мне прочитать «Учителя фехтования» (впоследствии этой книжкой я заразил еще человек восемь-десять, пополнив фан-клуб Переса-Реверте такими же «маньяками», как и я сам). Я, конечно же, вмиг прочитал эту книгу, и далее, что называется, была уже любовь на все времена. Я побежал в магазин, купил все имеющиеся в этом магазине книги Переса-Реверте и продолжаю так делать постоянно, поскольку это и испанская литература (а я по нынешней специальности испанист), и приключенческая (люблю, грешен, легкий жанр), и интеллектуальная (профессия обязывает), и актуальная (автор по профессии военный журналист, много пишет в газетах, и у него выходило на русском очень много публицистики, которая ничуть не хуже художественных текстов).

Почему «Осада, или Шахматы со смертью»? Ну, во-первых, это исторический роман про Войну за независимость Испании (1808–1814), про осаду Кадиса французами, про Кадисские кортесы, когда испанцы впервые написали собственную конституцию (знаменитую конституцию 1812 года, вокруг которой они будут ломать копья весь XIX век). На страницах этой книги появляется даже «молодой Пако Мартинес»: Франсиско Мартинес де ла Роса, который станет одним из архитекторов Нового – либерально-буржуазного – порядка в Испании и одним из лидеров партии «модерадос» («умеренных либералов»). Конечно же, лучше всего этого Мартинеса определять как «либерального доктринера» (по аналогии с французами типа Б. Констана, Ф.П.Г. Гизо и т.д.) и основоположника испанского либерального консерватизма. Но главное другое: он один из основных персонажей моей докторской, которую, я надеюсь, я когда-нибудь закончу и защищу; более того, он еще и поэт, и драматург, и автор книг для детей, и вообще красавец мужчина…

При этом «Осада» как исторический роман – это полотно в духе Вальтера Скотта и Лиона Фейхтвангера. Притом что внешне это детектив (главный герой, очень похожий на французского следователя Видока, расследует серию загадочных убийств: у Переса-Реверте незагадочных вещей не бывает в принципе), перед нами проходят сцены военной жизни (одни из лучших, на мой взгляд, в военной литературе «всех времен и народов»), семейные истории, экзистенциальные потрясения героев, традиционная une histoire d`amour; мы видим войну глазами испанцев и французов, генералов и рядовых, артиллеристов и моряков… Сюжет традиционно закручен до предела, и читатель до последней страницы не узнает, кто же убийца на самом деле: Перес-Реверте переводит стрелки с одного героя на другого, играя с нами как со слепыми котятами. Ну и в конечном итоге все заканчивается плохо, потому что это Испания, а в Испании без смерти и крови (этакая сублимация корриды) не бывает ничего. Конечно же, убийцу найдут, но что такое удачное завершение детективной истории, если вокруг рушится мир и вселенные главных героев поглощаются черной дырой истории… Испанцы смогли защитить свободу и независимость, но не смогли освободиться от рабства, которое продлится еще двадцать лет, а после для них наступит тот самый «долгий XIX век», который завершится катастрофой 1898 года… Будут еще и революции, и военные перевороты, и гражданские войны.

Я жду от Переса-Реверте романа про 1898 год, очень болезненный для испанцев, когда они расстались с империей, которая начиналась как романтическая история про поиски Эльдорадо, а закончилась «Черной легендой» и обвинениями в геноциде индейцев. Пока же Перес-Реверте написал очередной шедевр про Эль Сида, полумифического персонажа испанской истории, боровшегося против арабских завоевателей. Что ни говори, а сражаться с внешним врагом всегда проще, чем с внутренним; испанская история, очень похожая в этом плане на российскую, – она еще и об этом…

Марина Шевелева, доцент департамента иностранных языков социально-гуманитарного факультета пермского кампуса НИУ ВШЭ

У меня в жизни есть два хобби – чтение и путешествия. И конечно, я люблю читать о путешествиях или о местах, куда я собираюсь поехать. Так я открыла для себя книгу Виктора Сонькина «Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу». Ее посоветовала мне прочитать подруга (тоже преподаватель пермского кампуса Вышки) перед поездкой в Рим. Это путеводитель, но не совсем обычный, не такой, который ведет от точки к точке, строя оптимальный туристический маршрут на день. В ней важна не функциональность, не удобство освоения города туристами и даже не места, где можно недорого остановиться. Эта книга оживляет или даже одушевляет известные достопримечательности Рима, показывает их значимость для людей, живших сотни и тысячи лет назад, заставляет посмотреть на город сквозь пласты времени и ощущать его величие. В ней можно найти ответы на такие вопросы, как: «Где жили гуси, которые спасли Рим, и почему спасать Рим им там было особенно удобно?», «Как на карте найти все те дороги, которые ведут в Рим?». Самое интересное, что эта книга похожа на город, который она описывает. Как и Рим, ее невозможно прочитать, охватить и запомнить за один раз. Как и Рим, ее можно открывать много раз и каждый раз находить какие-то новые детали и наслаждаться ими. И, как и Рим, ее можно начинать читать не с первой главы, а с любой понравившейся, потому что книга состоит из отдельных историй. И, как и Риму, ей можно простить некоторое несовершенство или исторические неточности, так как они придают особое очарование.

Сергей Давыдов, доцент департамента социологии факультета социальных наук

Выбрать любимую художественную книгу невероятно сложно, а дать рекомендацию – еще сложнее. Чтение – процесс интимный, вдруг не понравится?

Не буду оригинален. Из всего прочитанного за последние лет десять самое большое впечатление на меня произвела серия о Гарри Поттере. Это превосходная литература и в то же время по-настоящему современная – безо всей этой ерунды, что шедевры не стареют и рукописи не горят.

Все семь романов я прочитал вслух. Мы с сыном всюду брали книгу с собой. Уверен, что вкус к самостоятельному чтению у него выработался именно благодаря нашим прогулкам с Гарри Поттером. Каждый раз, закончив очередной том, мы смотрели снятый по нему фильм, и Петр отмечал, чем они отличаются. Фильмы, конечно, тоже замечательные, но сравнение всегда оказывалось в пользу книги! «Дары смерти» мы дочитали на Арбате. Потом зашли в Дом книги, чтобы купить что-то новое. Выбрали три небольшие книжки, и вечером этого же дня Петя сообщил, что они уже прочитаны. Сработало.

Стоит ли советовать книгу, о которой все знают? Думаю, это как раз такой случай. Романы о Гарри Поттере – то самое дерево, спрятанное в лесу: все видят, а замечают немногие. Кампания в социальных сетях против Роулинг, развернутая ее вчерашними почитателями, увы, служит тому подтверждением. Мне довелось побывать в Эдинбурге, в уютном и простом кафе «Элефант», которое считается местом рождения Гарри. В жизни Роулинг тогда был непростой период. Мальчик, который выжил, по-прежнему готов помочь выжить всем нам.

Академическая книга

Юрий Василенко

Отвечать на вопрос про главную для меня «научную книжку» намного проще, чем про художественную, потому что она просто первая. Речь идет о «Постижении истории» Арнольда Дж. Тойнби. Перевод названия этой книги как «Изучение истории» (“A Study of History”) мне категорически не нравится, поскольку изучение – это что-то скоротечное, а у Тойнби 12 толстых томов: здесь возможно лишь постижение.

Первое 900-страничное русское издание «Постижения истории» (1991) я прочитал на первом курсе (и в этом смысле не оно предопределило мой выбор исторического факультета, здесь сыграли свою роль совершенно другие факторы, определившие победу истории над географией и испанской филологией), в самом начале 1992 года, после чего любовь к теории «локальных цивилизаций», что бы там ни говорили ее критики (иногда очень суровые), я пронес через всю жизнь, написав по этому вопросу целую кандидатскую – или всего лишь кандидатскую – диссертацию.

На тот момент мне как первокурснику в Тойнби понравилось все: от «картинок с выставки», иллюстрирующих его законы «Вызова-и-Ответа» и «Ухода-и-Возврата» (передо мной, как в калейдоскопе, проходили столь экзотические общества, что они завораживали лишь одним фактом своего существования), до трех версий количества «локальных цивилизаций», что тогда было воспринято мною как метафизический поиск истины, а не отсутствие определенного критерия классификации. Я смог почувствовать Историю как нечто бесконечно сложное, постижению чего действительно можно посвятить всю свою жизнь (сам Тойнби писал «Постижение» 27 лет).

Однако наибольшее впечатление на меня произвело то, как Тойнби описывает распад цивилизаций, уж больно их деление по горизонтали (откол периферийных территорий) и вертикали (деление на богатых и бедных) напоминало распад Советского Союза, который в 1992 году воспринимался как актуальное, а совсем не историческое явление. Именно тогда до меня впервые и начало доходить, что история пишется о современности и может предсказывать будущее и что собственно историческое в истории – это всего лишь ее часть. Впоследствии мы попытались положить эту логику в основу концепции направления «История» в пермской Вышке; как уж оно там получилось и «заиграло» – вопрос отдельный.

После Тойнби в моей жизни были Освальд Шпенглер, Николай Данилевский, Самюэль Хантингтон, Карл Ясперс, Фернан Бродель, Лев Гумилев… Конечно же, я впоследствии расставил их в своей голове по порядку, концептуализировав становление теории цивилизаций, чем горжусь как своим научным достижением, пусть и не известным до сих пор никому; притом что за аспирантские статьи об этих мыслителях мне действительно очень стыдно. Заглянув совсем недавно в Тойнби, я понял, что было бы неплохо «Постижение истории» как-нибудь перечитать, поскольку в 18 лет я очень многое пропустил. В конце концов, на то они и великие книги, чтобы их перечитывать.

Сергей Давыдов

После окончания института я не планировал идти в науку. В 1990-е начинать карьеру ученого было непросто. Но хотелось заниматься интеллектуальным трудом. Определяющую роль сыграли не какие-то конкретные книги, а любовь к чтению, привитая в семье. Мама и ее тетя, моя внучатая бабушка, работали библиотекарями. Отношение к книгам в доме было соответствующее. Шансов пройти мимо у меня не было. О том, что большинство людей не собирают домашних библиотек, я с удивлением узнал уже взрослым, читая результаты тематического опроса ВЦИОМ.

Отлично помню первую встречу с научной и одновременно художественной книгой. Это была дилогия Льюиса Кэрролла про Алису. Академическое издание из серии «Литературные памятники», классический перевод Нины Демуровой. И комментарии, которые читались с не меньшим упоением, чем основной текст. Мне исполнилось лет 7 или 8. Многое я, конечно, тогда не понял, но понял главное: это здорово! Завораживало чувство превращения жизни в игру, а игры в жизнь. Школьником я регулярно перечитывал «Алису», хотя бы раз в год.

«Вы же всего-навсего колода карт!» – говорит главная героиня в конце первой сказки – и просыпается. Этот эпизод и эта фраза помогали мне, ребенку, переключиться на позицию наблюдателя, преодолеть страх и другие негативные эмоции. Произносишь ее, и дальше можно заниматься тем, что сейчас мы называем ролевым анализом, нарративным анализом, дискурс-анализом и т.д. Много позже произошел такой случай. Во время разбора неудавшейся работы одна из моих научных наставниц сказала готовой заплакать студентке: «Не переживайте, мы здесь разговоры разговариваем». Я узнал Алису, которую по недоразумению приняли за Королеву.

Книги и студенты

Марина Шевелева

У меня есть два предмета, которые я люблю преподавать и каждый год делаю это с большим удовольствием. Эти предметы представляют две стороны медали. Первый – это Business English, или деловой английский, для студентов 2-го курса, а второй – Business and Management, предмет, в рамках которого рассматриваются принципы строения организации и подходы к ее управлению. И на обоих предметах я пользуюсь примерами из одной художественной книги. Это роман Артура Хейли «Колеса», который отлично иллюстрирует многие положения этих курсов. К этой книге я обращаюсь, если в рамках преподавания делового английского мне надо проиллюстрировать такие сложные понятия, как “to build Chinese walls” (разделять информацию во избежание злоупотреблений) или “longevity pay” (выплата за выслугу лет). А в рамках преподавания курса Business and Management эта художественная книга показывает, как строят работу большого производственного предприятия на всех уровнях иерархии. И я обязательно говорю студентам, что у А. Хейли много других интересных произведений. Пожалуй, самым ценным для меня является тот факт, что всегда в группе есть несколько студентов, которые начинают читать и другие произведения, приводя из них примеры на занятиях. Думаю, это и есть конечная цель нашей работы со студентами – вдохновить их читать и применять полученные знания.

Сергей Давыдов

На курсе по анализу медиатекстов мы обязательно читаем книгу Вадима Руднева «Винни-Пух и философия обыденного языка». Мне нравится менять источники, смотреть на них свежим взглядом. Но от этого еще ни разу не отказался. Текст сравнительно небольшой, он сопровождает научный перевод книги Алана Милна. Руднев считает, что из пересказа Бориса Заходера исчезли языковые игры, важные для понимания оригинала. И при этом блестяще показывает, как из истории, которая притворяется хорошо знакомой, можно извлечь много интересного и неожиданного. Первое впечатление – шок: а что, так можно было? Дальше возникает желание не соглашаться, спорить и, главное, продолжать анализировать, открывая для себя и осваивая новые подходы.

17 марта, 2021 г.