- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
«Невозможно оторваться»
Denise Jans / Unsplash
О магии фильмов Уэса Андерсона, исследовании советского кинематографа, всеядности «культуриндустрии» в «Черном зеркале» и изучении английского языка с помощью комедийных скетч-шоу рассказывают Ксения Ермишина и Дмитрий Туляков в своей подборке любимых фильмов и сериалов.
Преподаватель Лицея НИУ ВШЭ
Доцент департамента иностранных языков социально-гуманитарного факультета пермского кампуса НИУ ВШЭ
О любимых фильмах
Ксения Ермишина, преподаватель Лицея НИУ ВШЭ
Как бы ни хотелось быть оригинальной и интеллектуально недоступной, всё же назову «Гарри Поттера». Сначала это была первая книга, которую в детстве я прочитала самостоятельно. Уже позже «Гарри Поттер» стал тем фильмом, который можно посмотреть под любое настроение, и под новогоднее в том числе. Не могу сказать, что этот фильм научил меня чему-то, он сделал кое-что гораздо более важное и одновременно с этим болезненное – создал волшебный мир, в который так хотелось попасть. В подростковом возрасте мне даже снились сны, в которых я была одним из персонажей вселенной «Гарри Поттера», и каждый раз, когда наутро я не обнаруживала волшебной палочки (обязательно с пером феникса!) у себя в руках, я испытывала сильнейшее отчаянье. С моим взрослением увеличивалось и количество серий в этой франшизе, но моей любимой до сих пор остается вторая часть – «Тайная комната», в которой еще так много уюта и так сильна вера в безоговорочную победу Добра над Злом.
Со стартом своей академической карьеры я обнаружила, что «Гарри Поттер» скрывает в себе гораздо больше загадок, чем я предполагала раньше. Его можно приводить в пример лицеистам, у которых я преподаю, как иллюстрацию к самосбывающимся пророчествам и студентам – как продукт массовой культуры, скрывающий постгуманистические тенденции (об этом, в частности, пишет Дина Хапаева). Во время преподавания я порой обнаруживаю, что всё больше студентов не знакомы ни с книгами, ни с фильмами о «мальчике, который выжил». Поэтому этот фильм – первую его часть – я бы хотела посоветовать всем, кто еще его не смотрел. Мне кажется, «Гарри Поттер» позволяет воскресить самые светлые и волшебные моменты нашего детства вне зависимости от того, знали ли мы его в то время или узнаем только сейчас.
Дмитрий Туляков, научный сотрудник Научно-учебной лаборатории учебных корпусов факультета гуманитарных наук, доцент департамента иностранных языков социально-гуманитарного факультета пермского кампуса НИУ ВШЭ
Наверное, мой самый любимый фильм – это «Водная жизнь со Стивом Зиссу» Уэса Андерсона. Раньше я его достаточно часто пересматривал. В случае с фильмами Андерсона это особое удовольствие, они как будто специально сделаны для того, чтобы возвращаться к ним, перематывать, рассматривать каждую детальку. Именно визуальным рядом «Водная жизнь» меня когда-то и покорила. С одной стороны, это фильм океанского масштаба и огромных амбиций. Если я правильно помню, он начинается со сцены показа последнего фильма океанографа Стива Зиссу и его пресс-конференции, по размаху больше похожей на церемонию вручения «Оскаров». Стив Зиссу (Билл Мюррей) сидит на шикарной сцене за столом, под которым еле умещаются его ноги, и объявляет, что для следующего фильма его команда отправится на поиски уникальной акулы-ягуара, чтобы убить ее и отомстить таким образом за смерть одного из членов команды Зиссу. Завязка поистине эпичная, но при этом всё выдержано в веселых, почти что кукольных декорациях, как будто ребенок разыгрывает представление в игрушечном кинотеатре, на игрушечной подводной лодке, игрушечном острове с пиратами. Всё здесь и условное, и настоящее, и крохотное, и огромное. Может быть, магия фильмов Андерсона как раз в этом – в том, что в них через толщу изобретательного комизма сквозит, а иногда и прорывается сильнейшее и неподдельное переживание одиночества, неполноценности, утраты.
Больше всего «Водная жизнь» понравится тем, кто любит самобытные фильмы с выраженным авторским почерком. Чтобы получить от нее наибольшее удовольствие, нужно «выключить» в себе жанровые ожидания и попытаться не сопротивляться, а принять те странные правила, по которым фильм живет с самых первых кадров. Помню, я советовал многим сверстникам посмотреть «Водную жизнь», но даже если их удавалось убедить, почти никто не разделял моего энтузиазма (если не ошибаюсь, в прокате она тоже провалилась). Закончилось всё тем, что DVD с фильмом осел у кого-то дома, и мои уговоры, как и собственные повторные просмотры, прекратились. Пересматривать его сегодня я немного побаиваюсь (вдруг разочаруюсь), хотя увидеть пресловутую акулу-ягуара в высоком разрешении было бы здорово.
О фильмах, оказавших влияние на выбор академической карьеры
Ксения Ермишина
Я связываю начало своего исследовательского пути с советским кинематографом. На третьем курсе преподавательница школы культурологии Мария Майофис предложила мне заняться изучением истории фильма «Доживем до понедельника» (реж. Станислав Ростоцкий, 1968). Но совсем недавно я осознала, что советское кино инициировало мои исследовательские изыскания еще за четыре года до этого, когда, обучаясь в лицее Вышки, я решила проанализировать фильм Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» и затем защитила это исследование в качестве своей выпускной работы. Естественно, простота и наивность той работы не особо позволяют назвать ее полноценным исследованием, но это было первым шагом к тому, чтобы погрузиться в культурологическую проблематику.
Картина Ростоцкого может показаться современным неискушенным зрителям классически советским фильмом на школьную тематику. Сюжет «Доживем до понедельника» рассказывал о трех днях в московской школе: взаимоотношениях 9-го класса с преподавателем истории Ильей Мельниковым, роль которого исполнил Вячеслав Тихонов, и другими учителями разной степени консервативности. Тем не менее выход картины в прокат намеренно затягивался и, по воспоминаниям режиссера Станислава Ростоцкого, даже был под угрозой: по его словам, картиной были недовольны не только руководители Госкино, но и представители органов образования. Несмотря на это картина всё же попала на широкие экраны, хоть и поэтапно: сначала состоялись закрытые показы на Всесоюзном съезде учителей, и лишь несколько месяцев спустя «Доживем до понедельника» стал демонстрироваться в кинотеатрах по всему СССР. Прокатную судьбу фильма, а также реакцию зрителей мне удалось восстановить благодаря работе с архивными документами, советскими газетами и журналами. Как раз из-за этого входа в неизвестное мне прежде пространство архива я считаю «Доживем до понедельника» первым кирпичиком моего исследовательского пути. И под «исследовательским» я понимаю здесь не только и не столько производство научного знания, но нечто гораздо более таинственное и увлекательное. Ведь процесс поиска в архивной работе напоминает археологию, «выкапывание» крупиц золота из тонн песка и пыли (а в большинстве архивов и правда очень пыльно). Но после нахождения этих обрывков информации наступает следующая стадия – реконструкция целостной картины. Когда этот этап наступил, я снова осознала, как мне повезло с научным руководителем: Мария Львовна как-то раз провела аналогию между детективным расследованием и проведением исследования. Для меня, всё детство зачитывавшейся Артуром Конан Дойлем, Агатой Кристи, только этого и не хватало для полного счастья. Возможно, эта аналогия пригодится многим студентам – мне кажется, даже для людей, находящихся в высоком статусе перво/второ… курсника, порой полезнее представлять, что они – не ученые, корпящие над исследованием, а сыщики или археологи, сквозь десятилетия и века интерпретирующие сохранившиеся следы.
Дмитрий Туляков
Когда я заканчивал учебу в университете, я по чистой случайности посмотрел фильм «Мой ужин с Андре». Название очень хорошо передает, что эта картина собой представляет: на протяжении почти двух часов мы наблюдаем за ужином двух не очень близких друзей – драматурга Уолли (Уоллеса Шоуна) и режиссера-авангардиста Андре (Андре Грегори). Помню, в то время этот фильм поразил меня своим минимализмом. Создатели фильма из всех бесчисленных возможностей кинематографа решили остановиться на одной из самых непритязательных и практически весь фильм показывать зрителю, как едят и разговаривают два человека. И самое удивительное, что от их разговора невозможно оторваться. Я отчетливо помню, как смотрел этот странный, больше похожий на радиопьесу фильм и совершенно не мог понять, почему он меня так трогает.
Как исследователю литературы мне интересно, каким образом текст и язык художественного произведения оказывают воздействие на воспринимающее сознание. «Мой ужин с Андре» был одним из фильмов, подтолкнувших меня к размышлениям об этом. Он казался мне загадкой, в которой одновременно всё понятно (оба участника разговора за ужином излагают свои мысли связно и предельно ясно) и не понятно ничего. Секрет превращения утомительно долгой и достаточно постановочной беседы двух персонажей в не концептуально, а эмоционально заряженное произведение, в остроумное и ироничное – но в то же время очень интимное – высказывание ускользал от меня. Чтобы разобраться в этом, вероятно, потребовался бы систематический анализ самых разных сюжетных, повествовательных и стилистических решений, многие из которых кажутся тривиальными и не обращают на себя никакого внимания. И хотя до такого анализа я так и не дошел (наверняка он уже существует, и не один), я понял, что это безумно интересное занятие.
Много лет спустя я наткнулся на оммаж «Моему ужину с Андре» в сериале Community. Там один из персонажей, гик и синефил Абед, решил в качестве подарка себе на день рождения разыграть собственную версию этого фильма, устроив ужин с ничего не подозревающим другом. Зрители, к слову, тоже до самых последних минут ни о чем не догадываются. Как и фильм, эта вариация на его тему произвела на меня сильное впечатление. Оказывается, не только мне были интересны эти сто с лишним минут экранной болтовни! Сегодня я не теряю надежды вернуться к «Моему ужину с Андре» и взглянуть на его текст через исследовательскую оптику (возможно, с позиций литературной стилистики).
Фильмы, сериалы и студенты
Ксения Ермишина
Во время преподавания на курсе «Современный культурный процесс» я несколько раз ловила себя на мысли, что проблемы, которые мы поднимаем, очень здорово отражаются в «Черном зеркале». От того, что этот сериал сейчас не так популярен, как он был два-три года назад, показывать и обсуждать его со студентами только интереснее. На занятии, посвященном массовой культуре, мы разбираем главу из книги основателей Франкфуртской школы Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно «Диалектика Просвещения» сквозь призму 2-й серии 1-го сезона («15 миллионов заслуг»). Антиутопическое устройство мира в этой серии будто бы создано по лекалам «культуриндустрии» – той модели массовой культуры, которую как раз предлагают Хоркхаймер и Адорно. Герои этого мира постоянно трудятся, и единственное, что скрашивает их рутину, – индустрия развлечений, довольно примитивная по содержанию, основанная на эротике и сатирическом насилии. Главный герой пытается вступить в противоборство с самим устройством массовой культуры в его мире, и интрига серии состоит в том, сможет ли «маленький человек» совладать с «культуриндустрией» или же он будет поглощен ей. Чтобы обойтись без спойлеров, отмечу лишь, что тезисы Хоркхаймера и Адорно о «тотальности» и всеядности «культуриндустрии», о ее специфическом и примитивном содержании, о единообразии в работе всех ее институтов и медийных кластерах реализуются в этой серии на все 100%. Порой, если студентам трудно дается отрывок из «Диалектики Просвещения», мы начинаем обсуждение даже не с самого текста, а с просмотра финальной части этой серии. За счет настолько яркого иллюстративного материала теоретические наработки Хоркхаймера и Адорно наполняются жизнью и эмоциональностью, а я убеждена, что эмоциональное переживание текста крайне важно для его усвоения и последующей аналитической работы.
Что интересно, в этой же серии обнаруживается и имплицитная критика теоретической модели «культуриндустрии». Угнетенные и отупленные «культуриндустрией» массы, как их представляли теоретики Франкфуртской школы, показаны в сериале не столь гомогенно. И если в тексте внимание в большей степени уделяется продуктам и механизмам «культуриндустрии», то сериал настраивает фокус на рецепцию этой продукции, которая на самом деле может происходить очень разными способами (о чем писал, например, Стюарт Холл). В этом моменте со студентами всегда интересно обсудить их восприятие рецепции контента массовой культуры: считают ли они, что можно «постиронично» слушать треки Моргенштерна или смотреть «Сумерки», примеряя к отношениям Беллы и Эдварда философскую/психоаналитическую оптику и т.п. Здесь возникает пространство для дискуссии и для «остранения» собственного зрительского/читательского/слушательского опыта.
Добавлю еще один сериал, который удачно сочетается с темами «современного культурного процесса». Это всеми любимая «Теория Большого взрыва». О ней написано уже много исследовательских книг и статей (чего стоит одна «“Теория Большого взрыва” и философия»), но лично мне кажется актуальным подключать этот сериал к теме университета и университетской культуры, ведь за отношениями Леонарда, Шелдона, Говарда и Раджа стоит не только дружба и их гиковские интересы, но и ряд конвенций американского студенческого (и ученого) сообщества. Подробный разбор репрезентаций этих конвенций в сериале произвел Виталий Куренной в статье с забавным названием «Унылая субстанция и доставляющие лулзы. “Теория Большого взрыва” и культура исследовательского университета».
Дмитрий Туляков
Единственный сериал, который я смотрел со студентами больше чем один раз, это комедийное скетч-шоу Ки и Пила (Key&Peele). Признаюсь, что никакой педагогической мотивировки здесь нет: просто это очень смешное шоу, и я пользуюсь любым предлогом, чтобы пересмотреть тот или иной скетч из него. Шоу «Ки и Пил» отличается от другой комедийной телепродукции каким-то совершенно запредельным уровнем безумия. Обыкновенная ситкомовская завязка за пару минут эскалирует в жутковатый абсурд, от которого уморительно смешно, но в то же время как-то не по себе. Мне очень нравятся их сценки про учителя на замену, про влюбленную пару Миган и Андре, про разные эпизоды из офисной жизни. Так как я преподаю английский, в том числе деловой, последний тип сценок иногда соотносится с темами и проблемами, которые мы обсуждаем со студентами, и такие сценки мы изредка смотрим вместе. Я убеждаю себя, что это не только ради веселья, но и чтобы, например, капельку лучше разобраться в американских реалиях и насущных проблемах общества, таких как дискриминация и неравенство. Но на самом деле я всего лишь хочу, чтобы студенты получили удовольствие от живого, задорного современного английского языка и хорошенько посмеялись. Уверен, любому изучающему язык это идет только на пользу.