Академическое чтиво

Художественная книга

Ксения Тенишева, старший преподаватель департамента социологии, младший научный сотрудник научно-учебной лаборатории «Социология образования и науки» Санкт-Петербургской школы социальных наук и востоковедения НИУ ВШЭ

Мне непросто было выбрать одну книгу из множества любимых мной, но все же я решила рассказать о коротком романе Станислава Лема «Насморк». Наверное, этот выбор может показаться несколько странным, но эта книга действительно дорога мне, потому что оказалась мастерской иллюстрацией одной очень важной идеи, о которой и расскажу.

Я всегда любила детективы (как и многие дети, выросла на Агате Кристи и сериалах про лейтенанта Коломбо) и долгое время зачитывалась научной фантастикой, особенно братьями Стругацкими и Рэем Брэдбери. И в какой-то момент (кажется, я как раз окончила тогда магистратуру) я взялась за чтение Лема. Но мне в руки попался не его знаменитый «Солярис», а сборник рассказов, среди которых был «Насморк». В то время, хочу отметить, нуарные скандинавские детективы еще не вошли в моду, но сейчас я не могу не провести параллель. «Насморк», написанный в 1975 году, пропитан той же мрачной атмосферой и дарит то же ощущение постоянного напряжения, саспенса и некоторой безысходности, что и книги любимого мной Ю Несбё – современного мастера нуарных детективов.

Главный герой тоже соответствует современным канонам: это сильный человек, который вынужден расстаться со своей мечтой о космосе и тяжело это переживает, отчего и решает заняться несвойственным ему делом – расследованием загадочных смертей на курортах. Один за другим 12 туристов гибнут при странных обстоятельствах, на первый взгляд никак не схожих между собой. Но все они незадолго до своей смерти резко меняли свое поведение, и все испытывали проблемы с сенной лихорадкой – насморком, от которого страдает и главный герой. Главная интрига книги заключается в том, сможет ли герой раскрыть эти загадочные происшествия, шаг за шагом повторяя действия погибших, или он сам станет жертвой чего-то неведомого.

Это, вообще-то, несвойственный Лему жанр и сюжет. В книге даже не так много фантастики и космоса, ведь герой лишен последней надежды там побывать. И практически все повествование выстроено как типичный – и довольно современный – детектив. Я не буду в подробностях пересказывать сюжет, чтобы не лишить потенциальных читателей удовольствия от погружения в историю. Скажу только, что концовка романа выбивается из жанра и для кого-то может стать большим разочарованием. Но для меня она и стала причиной моей искренней любви к произведению.

Надеюсь, это не окажется большим спойлером (я сама терпеть их не могу), но именно благодаря финалу вся история иллюстрирует такую важную в социальных (и прочих) науках аксиому, как «корреляция не является каузальностью», то есть взаимосвязанные события не обязательно состоят в причинно-следственной связи. Это очень неожиданная и очень красивая, с моей точки зрения, развязка, которая до сих пор приводит меня в восторг. Я часто рекомендую эту книгу студентам курса по анализу данных. Мне кажется, это очень запоминающийся и простой способ не просто запомнить упомянутое важное правило, но и действительно понять и принять эту идею.

Антон Котенко, доцент департамента истории, старший научный сотрудник Центра исторических исследований Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ

Если отвлечься от детской и классической литературы, я назвал бы роман Александра Павловича Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» (2001). Я не помню, когда и почему прочитал его впервые. Мне кажется, это произошло случайно благодаря истории, которая сама могла бы стать иллюстрацией к этому роману. В нем студент американского университета рассказывает главному герою о том, что в их университетской библиотеке можно свободно ходить в хранилище с книгами; и это производит впечатление большее, чем все рассказы об американской демократии: «от огорченья Антон не спал полночи». Мне повезло учиться в университете с такой библиотекой, что очень важно, потому что часто рядом с книгами, которые нас интересуют и с шифрами которых мы подходим к полкам, стоят работы, впоследствии оказывающиеся даже более важными. И в этой библиотеке было несколько читальных мест рядом со стеллажами с художественной литературой, в том числе на русском. Возможно, я нашел этот роман там. Как бы там ни было, точно могу сказать, что эту книгу я чаще всего дарил своим друзьям и знакомым; к большой моей радости, она переиздается почти каждый год. Мне кажется, ее нужно прочитать каждому, кто владеет русским языком; к сожалению, на другие языки она пока не переведена. Эта книга очень красива; она в целом о красоте и радости того, что другой писатель называл «вчерашним миром».

Академическая книга

Ксения Тенишева

Я бы хотела рассказать здесь о двух книгах, одинаково значимых для меня. Это «История западной философии» Бертрана Рассела и «Thinking, Fast and slow» Даниэля Канемана. С «Историей западной философии» я познакомилась, когда готовилась к поступлению в аспирантуру на социологию. Тогда (а это было не очень давно) философия входила в перечень обязательных экзаменов для поступления и вызывала у меня большие опасения, потому что глубоких систематических знаний по этому предмету у меня не было. Мой руководитель, Даниил Александрович Александров, тогда посоветовал мне почитать Рассела, и я очень благодарна ему за эту рекомендацию.

Эта книга поменяла мое отношение к философии и в целом мое видение науки, она добавила системности и глубины понимания того, как и почему развивалась наука и как она стала такой, какой мы с вами привыкли ее видеть. Рассел – прекрасный писатель, помимо того что он был гениальным ученым. Он выстроил логичное и очень увлекательное повествование о том, как развивались идеи, всегда делая большой акцент на историческом и культурном контексте, который и задал рамки для возникновения всех описанных течений мысли. «История западной философии» дала мне ответы на многие вопросы о принципах развития идей. Также благодаря Расселу я познакомилась с аналитической философией, которая до сих пор вызывает у меня большой интерес и восхищение своей логичностью и стройностью подхода. А про чайник Рассела и важнейший принцип «бремя доказательства лежит на утверждающем» я всегда с удовольствием рассказываю своим студентам на занятиях по социологической теории.

Вторая книга – «Thinking, Fast and slow» Даниэля Канемана (на русский ее перевели «Думай медленно, решай быстро», что не вполне передает суть, на мой вкус). Она широко известна, и многие, думаю, о ней слышали или даже читали. Эта книга для меня является образцом того, как следует делать науку и как следует писать научпоп, и в то же время она вдохновляет меня в научной жизни. Это результат огромной работы, и чтение книги позволяет многое понять о том, как устроено наше мышление и в какие моменты оно отклоняется от «золотого стандарта» рациональности и почему.

Для меня эти знания важны не столько с практической точки зрения, хотя я знаю, что на основе этой книги сейчас появилось множество курсов по избавлению от когнитивных искажений и т.п. Мне это все интересно с исследовательской точки зрения. Я среди прочего изучаю процесс принятия решений (например, относительно дальнейшего образования ребенка), и понимание возможных отклонений от рациональности в суждении индивидов открывает новые возможности в наших исследованиях и дает шанс лучше понять окружающих нас людей. К тому же в этой книге есть очень хорошие примеры для объяснения некоторых сложных статистических понятий, включая принципы байесовской статистики и проблему редких событий. Эта книга оказала на меня большое влияние, и я продолжаю вдохновляться ей.

И еще хочу отметить, что Канеман является примером открытости в науке. Не так давно произошел известный скандал, связанный с кризисом воспроизводимости психологических экспериментов: многие из них ученые не смогли воспроизвести и подтвердить. Книга Канемана построена на результатах как раз экспериментов. И он быстро отреагировал на новые разочаровывающие результаты и опубликовал уточнение к книге, в котором отметил все упомянутые в ней эксперименты, которым мы больше не можем доверять (их, кстати, было немного). Я хочу стремиться именно к такой науке, чтобы мы (как научное сообщество) могли открыто признавать свои ошибки и исправлять их, вместо того чтобы игнорировать любые неприятные нам открытия, как это нередко, к сожалению, происходит.

Антон Котенко

Таких книг было две, они вышли в разных издательствах еще в первой половине 2000-х годов, но в 2012 и 2013 годах были переизданы как часть одной серии. Первую книгу, «Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении второй половины XIХ века» (СПб.: Алетейя, 2000; Киев: Laurus, 2013), написал Алексей Ильич Миллер. В этой работе рассказывается о том, как в 1840–1870-х годах власти империи Романовых, столкнувшись с вызовом украинского национального движения, пытались по-разному на этот вызов ответить, сначала сдержанно, но затем все более скатываясь к репрессивной политике. При этом, будучи не настолько развитым государством, как, например, Франция или Британия, Российская империя не смогла успешно развить альтернативное украинскому малороссийское движение. Как и со всеми научными работами, с этой книгой спорят, ее дополняют и поправляют, но при этом последние двадцать лет «Украинский вопрос» Миллера остается отправной точкой и самым важным текстом, написанным о русско-украинской истории XIХ века. И мне очень повезло, что именно эта книга стала первой прочитанной мной работой по этой теме ввиду ее непростого характера. Не перечисляя здесь все ее достоинства, скажу, что работа Миллера позволила мне понять, что даже о такой сложной и эмоциональной теме можно писать взвешенно, спокойно и трезво; так, чтобы потом видные современные историки не могли понять, на чьей же стороне автор.

Второй работой, которая повлияла на мое формирование как ученого, было собрание очерков Алексея Петровича Толочко, впервые вышедших в 2004 году как часть коллективной монографии и затем переизданных отдельной книгой под названием «Киевская Русь и Малороссия в ХІХ веке» (Киев: Laurus, 2012). Эта работа посвящена руинам средневековой Руси, которые в ХІХ веке начали исследовать и делить претенденты на ее наследство. Причину, по которой я прочитал эти шесть эссе на одном вдохе, можно увидеть в первом же предложении автора: «Киевская Русь умерла, не оставив завещания и не упорядочив дела». Продолжив читать, я понял, что передо мной не просто сухое научное исследование, а прежде всего занимательно изложенная и живая история, своей стилистикой напоминающая не строгие тексты историков, о которых она рассказывала, а скорее художественную литературу. Не случайно одна из глав книги, о дискуссии между Михаилом Погодиным и Михаилом Максимовичем 1850-х годов о том, имели ли малороссы/украинцы какое-то отношение к истории Древней Руси, была как-то даже представлена автором на лекции под названием «Как поссорились Михаил Петрович с Михаилом Александровичем». При этом работа совершенно не потеряла своей научности.

Книги и студенты

Ксения Тенишева

Пожалуй, это две книги, которые мы читаем в связке в рамках курса «Социологическая теория»: «The Oxford Handbook of Analytical Sociology» под редакцией Петера Хедстрёма (Peter Hedström) и Питера Бирмана (Peter Bearman) и «Theory Construction and Model-Building Skills: A Practical Guide for Social Scientists» за авторством Джеймс Жаккар (James Jaccard) и Джакоба Якоби (Jacob Jacoby). В комплексе эти книги помогают вырабатывать у студентов навыки научного мышления.

Учебник Жаккар и Якоби знакомит студентов со всеми ключевыми элементами, кирпичиками, необходимыми для построения собственной модели и дальнейшей ее эмпирической проверки. Эта книга хороша тем, что дает упражнения для закрепления тех навыков, которые студенты усваивают в ходе ее чтения и обсуждения. Она построена так, что заниматься по ней можно и самостоятельно, но лучше, конечно, делать это в классе, где на каждом занятии студенты разрабатывают свои модели, с каждым разом все более продуманные и близкие к научным стандартам, и обсуждают их между собой и с преподавателями.

Эти упражнения в технике составления моделей мы дополняем чтением оксфордского руководства по аналитической социологии, из которого мы черпаем уже знания об основных элементах человеческих действий и о том, как их можно включать в те или иные модели. То есть знания о том, как нужно моделировать социальную реальность, мы дополняем знаниями о том, что именно следует включать в эти модели.

В результате студенты приобретают понимание того, как в социологии мы можем объяснять любые социальные феномены – не в смысле стандартного набора объяснений, что было бы крайне неверным, но в смысле понимания, с чего начинать и как можно и как нельзя это делать. Так, мы проходим путь от объяснения бедности как результата лени самих бедных до построения сложных моделей, раскрывающих механизм ловушки бедности, который буквально не позволяет детям бедных людей вырваться из этой среды, даже если они искренне этого хотят и прикладывают большие усилия.

Чтение этих книг и закрепление знаний и навыков, получаемых благодаря им, – непростое дело. Нашим студентам приходится много работать и часто достаточно радикально менять способ думанья о каких-то вещах. Но результат, уверяю, того стоит.

Антон Котенко

Если выделять одну работу, о которой я чаще всего рассказываю студентам, это будет книга профессора Нью-Йоркского университета Ларри Вульфа «Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения», вышедшая в 1994 году на английском и переведенная на русский в 2003-м. Вместе с книгой Марии Тодоровой о воображении Балкан работа Вульфа является одним из классических исследований истории ментальной (или философической – по терминологии XVIII века) географии и очень удачной попыткой применения идей Эдварда Саида в масштабе несколько меньшего региона. Книга Вульфа рассказывает о том, как в XVIII веке европейцы придумали идею о Восточной Европе как о пространстве, альтернативном Европе Западной, – пространстве нецивилизованном и варварском, диком и чужом. Если античная и средневековая Европа делились на цивилизованный Юг и варварский Север, то, по утверждению Вульфа, в XVIII веке роль отсталой Европы была перенесена на ее Восток – одновременно и Европу, и не-Европу, – рассказы о котором позволяли путешественникам, философам, литераторам и художникам, в основном французским, заниматься восхвалением западной части континента. Студентам-гуманитариям, не только историкам, нужно знать и читать Вульфа, даже если они не интересуются Восточной Европой, по нескольким причинам. Во-первых, как и Миллер с Толочко, Вульф отлично пишет (и, в отличие от Саида, здорово переведен на русский), а современные историки должны писать увлекательно. Во-вторых, он хорошо показывает то, как социальные идентичности воображаются и создаются среди прочего с помощью образа «другого». Т.е. книга Вульфа о Восточной Европе на самом деле является работой о Европе Западной. В-третьих, книга вызывает много вопросов, ее можно обсуждать с очень разных позиций, что мне кажется важным в подготовке историка.

5 ноября, 2020 г.

Окна роста