«Узнавание себя»: фильмы о прошлом – Новости – Окна роста – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

В этом выпуске о любимых фильмах и сериалах, оказавших влияние как в личном, так и в академическом плане, рассказывают Лидия Рахманова, Сергей Давыдов и Мария Сафонова.

Художественный фильм

Лидия Рахманова, старший преподаватель департамента истории Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ

Я расскажу о нескольких художественных фильмах, которые не просто люблю, но действительно могу рекомендовать для просмотра. Первый фильм – это «Несрочная весна» 1989 года, снятый по мотивам произведений Ивана Бунина. Действие фильма происходит в двух временах: постреволюционном и дореволюционном. Мы видим дворянскую усадьбу, которая уже находится в предощущении будущих социальных перемен. Этот усадебный мир наполнен подробностями, показанными с глубоким вниманием. Это насыщенное описание жизни, которая скоро будет утрачена безвозвратно. И одновременно это кино про то, как утраченный мир, как бы погрузившийся под воду времени, воспринимается уже в советское время. Это кино соткано из тонких ощущений, диалогов, жестов и знаков той повседневности, которой я не знала, с которой лично не сталкивалась, но при этом почему-то разделяю ощущение утраты. В этом смысле это фильм про мою «личную Атлантиду». Для меня это история про узнавание себя, той идентичности, что есть внутри нас, но распознается нами ощупью, через ассоциативный ряд таких вот фильмов. Симптоматично, что фильм был снят и вышел на экраны в 1989 году, на закате советской эпохи.

Второй фильм, о котором я скажу, – это «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Как ни странно, я бы поставила эти фильмы рядом, для меня они образуют своего рода дилогию. Если первый фильм про то, что такое утрата, то второй – это наблюдение за тем, как целый мир рушится и погружается в небытие. Это фильм о разрушении руин, продолжающемся уже в постсоветское время. Мне это интересно и важно потому, что я как антрополог, как полевик исследую процессы распада, которые происходят на постсоветском пространстве с советскими инфраструктурами. Мне удалось побывать в месте, где это снималось, в Кенозерском национальном парке, и даже послушать частные истории живущих там людей. И я поняла, что это как раз тот случай, когда кинематограф совмещает в себе художественный и антропологический подход к реальности. Это съемка-исследование, которое по-своему изменило, трансформировало местное сообщество. В фильме действуют реальные люди, рассказываются их истории жизни, и после выхода фильма на экраны судьбы этих людей изменились. И, с одной стороны, для меня это глубоко личное кино, а с другой стороны, оно очень сильно перекликается с героями моих полевых исследований и миром, в котором живут мои информанты.

Сергей Давыдов, доцент департамента медиа факультета коммуникаций, медиа и дизайна

Выбрать один-единственный любимый фильм слишком сложно. Назову не просто любимый, но еще и важный, значимый: «Страсти Жанны д’Арк», снятый в 1928 году Карлом Теодором Дрейером.

В истории искусства это признанный и живой шедевр – уровня живописи Рембрандта или музыки Бетховена. Поэтому его должны посмотреть все. А для вдумчивого, заинтересованного зрителя этот фильм – отправная точка для многих путешествий и открытий сразу.

Через «Жанну» гораздо понятнее становятся классические кинокартины, снятые позднее. Например, вы найдете прямые цитаты из этого фильма у Андрея Тарковского в «Ностальгии» или у Жана-Люка Годара в «Жить своей жизнью». Или же можно вспомнить замечательный советский фильм Глеба Панфилова «Начало», в котором Инна Чурикова играет актрису, которой предложили роль Орлеанской девы. В плане психологической глубины у Дрейера многое взял Ингмар Бергман, в плане эпатажа и провокации – Ларс фон Триер.

В фильме уникальный актерский состав. Например, Антонен Арто – великий французский актер, режиссер и теоретик искусства, которого Мераб Мамардашвили называл «мучеником мысли». Или молодой Мишель Симон, через шесть лет сыгравший папашу Жюля в другом французском киношедевре – «Аталанте» Жана Виго. Но главное открытие – безусловно, сыгравшая Жанну Мария Фальконетти. Это ее единственная роль в кино, которую обязательно надо увидеть.

О фильмах и сериалах, оказавших влияние на выбор академической карьеры

Лидия Рахманова

Наверное, я не смогу назвать фильмы или сериалы, которые повлияли на мое становление как ученого, потому что не знаю, как и в какой момент начинается процесс становления – со студенчества или с детской мечты о профессии, и как он протекает. Но есть фильм, который помогает сейчас переосмыслить мою позицию ученого. Это многосерийный советский фильм под названием «Солнечный ветер». Про ученых, работающих в Челябинской и Иркутской областях, где в основном и происходит действие. Может быть, кто-то сочтет этот сериал своего рода «лубком», повествующим о развитии науки в СССР. Для меня же это прежде всего фильм про женщину в науке. Фильм показывает, как складывалась судьба женщины-ученого с момента окончания института. В частности, там рассматриваются очень сложные гендерные отношения, отношения кураторства, лидерства, учительства, любовные связи. И мы видим, как интеллектуальная близость людей, объединенных служением одной миссии, перемешивается с глубоко личными женскими чувствами. Как героиня осмысляет комбинацию своих разных гендерных ролей, например матери и исследователя.

Сейчас эта проблема взаимоотношений мужчин и женщин в науке, где они находятся в разных статусных категориях, очень актуальна в связи с обсуждением харассмента в академии. И мне кажется, что то, как эта тема преподнесена в фильме с позиции женщины, оказавшейся в зеркальной ситуации, где она стремится к более глубокой и более эмоциональной коммуникации в академической среде, позволит посмотреть на сегодняшнюю ситуацию свежим взглядом. Поэтому я бы всем рекомендовала посмотреть этот сериал.

С точки зрения развития навыков антропологического анализа очень интересен фильм «Прогулка» Алексея Учителя. Он как бы моделирует ситуацию, когда соотношение власти и подчинения постоянно меняется и контроль над ситуацией переходит к различным акторам. В этом смысле этот фильм может помочь молодому, начинающему антропологу приобрести некоторые психологические навыки, потому что полевику необходимо уметь очень быстро анализировать спонтанные диалоги в социальной и коммуникативной среде. Мне кажется, это очень хороший фильм, и с точки зрения его художественной ценности, и благодаря погружению в эти ситуативные, скажем так, языковые игры.

Сергей Давыдов

Не могу сказать, что на мой профессиональный выбор существенно повлиял кинематограф. В первую очередь это были окружающие люди: члены семьи, занимающиеся научной работой, учителя, родители одноклассников – те, с кем я общался, когда был подростком. Тогда это воспринималось как нечто само собой разумеющееся, а сейчас я понимаю, какое это было везение. Фильмы скорее поддерживали. Конечно, комедии Леонида Гайдая – обаятельный Шурик и романтизация студенческой жизни. Прекрасный Алексей Баталов в фильме «Девять дней одного года» – о том, что подвиг можно совершить в лаборатории.

Помню, что потряс документальный фильм Феликса Соболева «Семь шагов за горизонт», который я посмотрел в старших классах. Там показаны научные эксперименты, демонстрирующие возможности человеческого мозга. Молодые люди под гипнозом, бард-импровизатор, математик, делающий сложнейшие вычисления в уме. И безумно обаятельный гроссмейстер Михаил Таль, показывающий сеанс одновременной игры на десяти досках вслепую!

Позже, во время учебы в университете, я познакомился с документалистикой Роберта Флаэрти – и время от времени ее пересматриваю. Например, «Человек из Арана» – фильм, сделанный одновременно кинорежиссером, исследователем-этнографом и поэтом. Или «Нанук с севера», фильм про эскимосов, который в свое время произвел настоящий фурор. Мороженое на палочке – эскимо, которое продавали на сеансах этого фильма, популярно до сих пор.

Фильмы и студенты

Лидия Рахманова

Интересно, что последней парой, которую мне удалось провести в университете до начала карантина, была очная пара по введению в социальную антропологию с просмотром фильма. Мы разбирали текст «Чистота и опасность», что в связи с уже обозначившимися на начало марта тенденциями пандемии было весьма актуально. И я безумно рада, что для просмотра и проведения параллелей между этнографическими материалами и современностью был выбран фильм «Отвращение» Романа Полански 1965 года. Я предложила проанализировать паттерн поведения героини, молодой женщины, до и после поцелуя с мужчиной с точки зрения того, как это поведение отражает отношение к телу человека другого пола и вообще к Другому как таковому, ко всей материальности, которая с ним связана.

Мне показалось, что студенты смотрели очень заинтересованно и были открыты этому сюжету. Поведение героини вызвало массу интерпретаций и коннотаций. Когда героиня вернулась домой и стала промывать рот, чистить зубы и т.п., у кого-то это вызвало усмешку, у кого-то шок, а у кого-то удивление такому поведению как неадекватному. Часть аудитории реагировала просто как зрители, а другая часть сразу настроилась смотреть на сюжет аналитически. Поэтому трактовки были совершенно разные. В процессе обсуждения этого фильма мы затронули очень тонкие моменты, связанные с телесностью и разными типами прикосновений, значимых в разных культурах. Мне показалось, что это позволило нам немного раскрепоститься и перевести фокус внимания с хрестоматийных этнографических примеров из классической литературы на современное общество. В целом, кажется, опыт удался.

И последний фильм, о котором я бы хотела сказать, – это «Город Зеро». Это фильм, который интересен мне прежде всего сатирической рефлексией, переосмыслением различных социальных процессов, которые происходили в советском обществе и происходят сегодня. Но интересно, что мое восприятие этого фильма менялось. Если в первый раз я воспринимала рассказанную в нем историю как некую притчу, в которой все чрезвычайно символично, то после того, как я некоторое время после окончания университета проработала в Эрмитаже, где в качестве музейного социолога исследовала восприятие посетителей, внезапно став частью крупной и достаточно консервативной музейной институции, фактически музейным работником, – я увидела эту историю совершенно другими глазами. В этом фильме есть эпизод про посещение необычного краеведческого музея. И если раньше я видела в этом метафору общества, то теперь – метафору консервативной музейной институции. Есть фильмы, которые меняются для нас вместе со сменой нашей профессиональной идентичности, для меня это был именно такой фильм.

Сергей Давыдов

Предметом обсуждения на занятиях может стать практически любой фильм или сериал. Главное – правильно поставить проблему, выбрать ракурс. Например, в начале курса «Методы исследований медиатекстов» я даю задание проанализировать хорошо известное кино. Это может быть «Гарри Поттер», «Пираты Карибского моря», что-то недавнее из бондианы и т.д. Задача в том, чтобы увидеть в знакомых, неоднократно просмотренных кинотекстах что-то новое, ранее ускользавшее из поля зрения. Получилось? Прекрасно! Первый шаг сделан, главное – не останавливаться и наращивать инструментарий для анализа.

Думаю, что чаще всего я показываю студентам фрагменты из «Злоключений Полины». Это сериал со звездой немого кино Перл Уайт, он снят в год начала Первой мировой войны. Для многих становится открытием, что сериалы снимались уже тогда, задолго до массового распространения телевидения. Главная героиня – приемная дочь богатого промышленника, влюбленная в его родного сына Гарри. Сюжет строится на ее желании до замужества пожить свободной жизнью и посмотреть на мир. Глава семейства умирает, и распорядителем дел становится секретарь Оуэн – классический негодяй, который втерся в доверие к достойному человеку. Брак Полины и Гарри не входит в его интересы, поэтому Оуэн становится триггером приключений (точнее, злоключений) героини, за которыми с интересом наблюдали зрители сто с лишним лет назад.

С одной стороны, в этом сериале есть все, что мы ждем от сериала: закрученный и весьма изобретательный сюжет, трюки и спецэффекты, звездные персонажи. С другой, это кинотекст из другой эпохи, поэтому его просмотр требует определенных усилий, ведь между современным зрителем и персонажами естественным образом складывается определенная дистанция. Но это одновременно и упрощает анализ, позволяя сразу увидеть в Полине и ее злоключениях то, что не сразу заметно на примере современных киноисторий.

Мария Сафонова, доцент департамента социологии Санкт-Петербургской школы социальных наук и востоковедения НИУ ВШЭ

Я читаю базовый курс по социологии для первокурсников-социологов и использую кино либо как учебный материал для анализа, либо как дополнительную иллюстрацию к социологическим концепциям.

Когда мы обсуждаем со студентами социализацию, то смотрим два фильма. Один очень классический и очень хороший маркер правильного вкуса – «400 ударов» Трюффо, другой не очень известный, но с хеппи-эндом и жанрово необычный – “Billy Elliot” Долдри. Оба про взросление, про роли родителей, которые нужны детям для того, чтобы безопасно преодолеть структурные неравенства. В обоих очень хорошо видна одна из главных социологических тем: детям из рабочего класса сложнее, чем детям из среднего, справляться с образовательными институтами и карабкаться вверх по социальной лестнице. Оба фильма иллюстрируют, почему дети рабочих часто становятся рабочими и почему усвоенные ориентации, речевые коды и манера поведения делают другие пути для них сложно преодолимыми. Путь Билли развивается почти как в сказке: сын шахтера перескакивает несколько классовых ступенек, а вот траектория героя из фильма Трюффо, с точки зрения социолога, более правдоподобна и чаще встречается: Антуан оказывается в строгом заведении для сложных подростков.

Дальше про строгие заведения. Работа строгих учреждений (тюрем, разных спецшкол для сложных подростков, психиатрических клиник, монастырей) описывается термином «тотальный институт». Одна из лучших иллюстраций работы «тотального института» дана в первой части фильма Кубрика «Цельнометаллическая оболочка». Тотальный институт потому тотальный, что он извлекает человека из нормального повседневного чередования ролей, предоставляемого разными институтами (семья/работа/хобби/друзья/семья), и тотально охватывает все сферы его жизни. В фильме Кубрика такой институт – армия, где новобранцы лишены почти всех своих ролей, кроме функциональной – вновь рекрутированного морского пехотинца. Тотальный институт – противоестественный гибрид домохозяйства и бюрократической организации. Отсутствие чередования ролей может привести к тому, что узник лишится способности выполнять и чередовать стандартные социальные роли (role dispossession), десоциализируется. Одну из ключевых ролей в процессе десоциализации в тотальном институте играют ритуалы умерщвления самости/личности (mortification of self): лишение одежды, прически, имени, присвоение порядкового номера, унизительные клички, требования демонстрации подчинения, опыты наготы и отправления естественных потребностей в неприватных пространствах. Если вы сильны духом и крепки нервами – посмотрите/пересмотрите, как умерщвляется личность рядового Кучи, и задумайтесь о том, что большинство тотальных институтов до сих пор используют эти ритуалы, а еще о том (на примере того же Кучи, а затем его товарищей во Вьетнаме), к чему приводит умерщвление личности и десоциализация.

Словом «габитус», который придумал витиеватый и очень известный социолог Пьер Бурдье, пугают маленьких социологов. Если очень упрощать, то габитус – это про то, как социальное происхождение человека отпечатывается на его манерах, речи, вкусах, привычках, выборах, пристрастиях в еде – на всех его повседневных проявлениях. Кажется, вещи все безобидные, но они могут влиять на жизненные шансы – на шансы хорошо окончить школу, попасть в университет, на шансы на рынке труда, на брачных рынках и т.п. Понять этот термин сначала почти невозможно, и его просто запоминают. Лучше всего понять его помогают художественная литература и фильмы; хороших фильмов про габитус много. Из относительно недавнего – основанная на реальных биографиях «Зеленая книга», где один из двух главных героев вырос в рабочих мигрантских кварталах Нью-Йорка и работает вышибалой, а второй – виртуоз-пианист, который зарабатывает, играя для богатых и просвещенных Баха и Рахманинова.

Про то, каким кошмаром для менеджмента могла быть система постоянных контрактов в Золотую эру Голливуда, показано у братьев Коэн в фильме «Да здравствует Цезарь!». Фильм иллюстрирует увлекательную для современной социологии тему: как система организации производства связана с процессом труда, правами трудящихся и выпускаемым креативным продуктом. Золотая эра Голливуда – это когда все стадии производства фильма были интегрированы в огромную, иерархически упорядоченную и стремящуюся к стабильности организацию – студию. Студии пытались удерживать прибыльных звезд и режиссеров долгосрочными контрактами с фиксированным высоким вознаграждением; процесс пытался имитировать конвейер: очень быстро производили много шаблонных фильмов. Если вы однажды вложили много денег в контракт с актером, который показал себя прибыльным, например, в вестернах, вам нужно понять, куда деть этого актера, если интерес к нашумевшей серии вестернов упал. Теперь попытайтесь ввести в эту стремящуюся к предсказуемости систему разные возмущающие факторы: одна из самых дорогих ваших звезд серьезно беременна и не помещается в сшитые для нее на предыдущем витке производства костюмы, другой ваш прибыльный актер пропал в разгар съемочного дня, а его ждут и ждут на площадке многочисленная массовка в костюмах, кони, гримеры, режиссер, камеры и вся дорогая машинерия зрелищного фильма. Об одном дне менеджера из такой организации веселый и полной ссылок на голливудские клише фильм Коэнов.

24 сентября, 2020 г.

Окна роста