Кейптаун и Саппоро

В дни закрытых границ и вынужденной работы на дому мы продолжаем серию академических рассказов о разных городах мира. Очерки эти помогут, не выходя из комнаты, совершить путешествие в далекие и временно недоступные страны. В сегодняшнем выпуске о Кейптауне и Саппоро рассказывают Ирина Филатова и Василий Щепкин.

О Кейптауне рассказывает профессор-исследователь школы исторических наук Факультета гуманитарных наук Ирина Филатова

Так сложилось, что вот уже почти три десятилетия моя жизнь оказалась тесно связанной с Южной Африкой. Десять лет, с начала 90-х по начало 2000-х годов, я жила и работала в Дурбане, а с 2003 года делю время между Кейптауном и Москвой. Тем, кто не бывал в этих краях, трудно представить, насколько велика разница между двумя городами, не столь уж и далекими друг от друга: всего два часа полета, 1600 километров. Но Кейптаун – на Атлантическом побережье, а Дурбан – на берегу Индийского океана. Да и севернее Дурбан Кейптауна, то есть ближе к экватору. Дурбан – это почти тропики. Выйдя из двери самолета в Дурбане, особенно здешним летом, в декабре-феврале, вы сразу поймете: это Африка. Жара, влажность, запах раскаленных зданий, плавящегося асфальта, моря и гумилевских «немыслимых трав» (в 90-е годы аэропорт был посреди покрытых травами низких дурбанских холмов прямо рядом с морем) не оставляли в этом никакого сомнения.

Кейптаун – город почти средиземноморский, и никаких особенных «африканских» запахов здесь нет. Летом, конечно, может быть очень жарко, а зимой весьма прохладно. Но все же можно обойтись и без кондиционера, и без пальто. Пальмы, в отличие от Дурбана, редкость, зато много высоких деревьев, которых в Дурбане нет. Кейптаун окружен виноградниками, и винодельческие фермы – одна из его главных достопримечательностей. Лучшие южноафриканские вина, которые продаются сейчас по всему миру, – отсюда.

Холмов в Кейптауне тоже нет – есть настоящие горы. Прежде всего, конечно, Столовая гора, с плоской, как стол, вершиной, вокруг которой и стоит город. Таких «столовых» гор в Южной Африке немало, но только эту на протяжении нескольких столетий видели приплывавшие к капским берегам моряки. Вот потому и стала она символом Кейптауна и одним из самых известных природных чудес страны, а их здесь немало. Столовую гору не нужно «покорять», физически здоровый человек вполне может забраться на нее без специального оборудования, если знает где. Но нужно следить за погодой. Ветер может нагнать тучу на гору в считанные минуты, и дорогу назад найти почти невозможно, даже если вы знаете ее как свои пять пальцев. Вы попадаете в такой туман, что не видно вытянутой руки. Со стороны, впрочем, это выглядит очень красиво: облако каскадирует с плоской вершины горы вниз, словно мощнейший водопад с обрыва, и развеивается только где-то в середине горы.

Кейптаун, «город на мысе», называют матерью южноафриканских городов. Он – самый старый, возник в середине XVII века как перевалочная база на пути в Индию. С него пошла Капская колония, в те времена голландская, а с нее – и вся остальная Южная Африка. Коль скоро это была перевалочная база, то нужна была сельскохозяйственная продукция. На Кап стали ссылать преступников и свозить рабов, в основном из Индонезии, Малайи и Индии, с Филиппин и из Мозамбика, где задолго до этого обосновались португальцы.

Первая граница колонии – изгородь из колючего кустарника – проходила по местам, до которых сейчас всего 15 минут езды от центра города. Там стоит маленький памятник с табличкой. Изгородь была нужна для защиты от местного населения – готтентотов (кои-кои) и бушменов (сан). Земледелием они не занимались, но у готтентотов был скот. Он-то и стал яблоком раздора. Впрочем, в первые десятилетия существования колонии, когда там было еще мало белых женщин, колонисты нередко и женились на готтентотках, иногда вполне официально. Эти связи дали начало многочисленному «цветному» населению, которое ревностно считает Кейптаун своим – и только своим – городом.

Весь восемнадцатый век границы колонии неспешно расширялись, но лишь немногие охотники-колонисты, которых тогда звали бурами («бур» по-голландски – фермер, крестьянин), отваживались отправляться вглубь страны. Уходили на год-два в поисках добычи. Путешествовали в огромных повозках – фургонах, которые тащили несколько пар волов. К концу восемнадцатого века уходили из колонии и некоторые группы цветных – основывали свои собственные поселения. Только в середине девятнадцатого века, когда англичане, став хозяевами колонии, начали отменять рабство, отправились основывать новые поселения и большие отряды буров. Они шли на восток и северо-восток теперешней Южной Африки, сталкиваясь, конечно, по дороге с местным населением, иногда с плачевным для себя результатом. Самые кровавые стычки произошли с зулусами, у которых было сильное в военном отношении государственное образование на востоке страны. Все эти новые поселения были республиками. Объединились они в одну страну в начале ХХ века, когда буры проиграли англичанам вторую англо-бурскую войну.

Туристские места Южной Африки хорошо известны. Столовая гора, с которой открываются непередаваемые виды и на которую можно и не взбираться пешком: есть фуникулер. Мыс Доброй Надежды – вернее, самая южная его оконечность, Капская точка, или мыс Диаша (Бартоломеу Диаша, который первым из европейцев достиг этих мест). Кейптаунцы считают этот мыс границей между Атлантическим и Индийским океанами. Жители мыса Игольного в двухстах километрах к юго-востоку считают такой границей именно свой мыс. Там даже есть монумент, на котором именно это и говорится. Но тем, кто не добирается до мыса Игольного, вполне хватает и Капской точки. Здесь мыс гораздо драматичнее, а уж о видах и спорить не приходится.

В Южной Африке семнадцатый век кажется чем-то невообразимо древним: здесь даже жилые дома, которым всего 50 лет, считаются памятниками архитектуры. Но даже такая недревняя по европейским понятиям древность успела создать в городе культурный слой. Здесь много концертов и много любителей и знатоков музыки. Есть несколько театров, множество культурных и литературных обществ. Есть приличные книжные магазины, хотя и в основном с уклоном в местную тематику. Есть клубы, которым многие десятки лет и у которых свои давние экзотические традиции. Здесь находится Национальная библиотека, филиал Национального архива. В самом городе – два университета, Кейптаунский и Западного Кейпа, и еще один – в Стелленбоше, в сорока минутах езды. В каждом из них – свои весьма неплохие научные библиотеки и архивы.

Есть и музеи, и картинные галереи, но россиян они вряд ли привлекут. Мы слишком избалованы культурным слоем России и Европы. Из архитектурных памятников стоит, наверно, посмотреть то немногое, что осталось от семнадцатого века. Это крепость, которую почему-то называют замком: она была построена для защиты не от местных жителей, а от англичан, на случай, если они появятся в тутошних водах. И дом для рабов, в котором сейчас музей рабства. Там, в одном здании, жили сотни рабов, принадлежавших Голландской ост-индской компании. Таких памятников в Европе нет.

Конечно же, все знают о первом чернокожем президенте Южной Африки Нельсоне Манделе, и многие захотят поехать на остров Роббен, где он провел большую часть своего 27-летнего тюремного заключения. О жизни на острове вам красочно расскажут бывшие заключенные. Увы, они не историки, и их рассказы – не всегда о самом интересном из того, что там происходило.

Я люблю бывать в Саймонстауне, где находится база военно-морского флота ЮАР, особенно зимой, когда там нет туристов. В 70-80-е годы прошлого века доком базы руководил Дитер Герхардт, советский разведчик, передавший ГРУ многие западные технические новинки. Саймонстаун ведь был тогда на передовой важного фронта холодной войны, и здесь базировались корабли стран НАТО, а на горе, над городом, располагались службы слежения за часто появлявшимися у южноафриканских берегов советскими подлодками. В Саймонстауне до сих пор базируются три подлодки и четыре фрегата страны, но милый городок (по сути – пригород Кейптауна) давно стал туристским центром на пути на мыс. Там приятно посидеть на открытой веранде недорогого ресторанчика, особенно зимой, когда нет туристов. Там вас всегда накормят прекрасной свежайшей рыбой.

Конечно же, нужно побывать на винных фермах, даже если вы абсолютный трезвенник. Самая старая из них, Констанция, заложенная первым губернатором Кейптауна, находится прямо в городе. Хозяйский дом, давно превращенный в музей быта, сохранен в том виде, в каком он был в восемнадцатом веке. Стоит съездить и в чудесный маленький студенческий городок Стелленбош, который буквально окружен старыми винными фермами. Каждая из них производит всемирно известные марки вин.

Но университеты, винные фермы, музеи и прекрасные рестораны – это не весь Кейптаун. Уже на пути из аэропорта в город вы видите Кейптаун другой: километры и километры «неформальных поселений» – лачуг, выстроенных из любого хлама. На многих таких лачугах – телевизионные антенны, но люди живут в них в совершенно антисанитарных условиях. Они стекаются к большим городам не только со всей страны, но и со всей Африки в поисках работы или куска хлеба. Кейптаун – одна из главных точек притяжения. Невозможно определить численность населения Кейптауна, потому что никто не знает, сколько народу живет в этих поселениях. Все они имеют право на обучение детей в школах и минимальное лечение в государственных больницах. Но работы на всех нет, условия жизни ужасны, и отчаяние часто выливается в преступность или агрессию. За те годы, что я провела в Кейптауне, эти неформальные поселения выросли в разы, и остановить этот поток правительство не в состоянии.

Кейптаунский университет стоит у подножья Столовой горы, посреди природного заповедника. И то, и другое было завещано городу Сесилем Родсом, миллионером, сделавшим свои деньги на алмазах и золоте Трансвааля во второй половине девятнадцатого века. В Кейптауне, где он жил и умер, многое связано с его именем. Для чернокожих студентов университета он стал символом колониального угнетения, и несколько лет назад они добились того, что статую Родса в университете снесли и все здания, названные в честь его соратников, были переименованы. Сцены, происходившие в 2016 году в этом замечательном кампусе, наводили ужас. Студенты срывали занятия, врывались на заседания Совета университета, плясали на столах, оскорбляли преподавателей, жгли не понравившиеся им «европейские» картины, ломали мебель, нападали на тех своих коллег, которые пытались остаться в стороне. У руководства университета долго не находилось мужества прекратить эти безобразия: получилось бы, что они на стороне реакции, колониализма и апартеида, а таких обвинений здесь сейчас не хочет никто. Атмосферу в университете это испортило и на преподавание, прежде всего гуманитарных наук, повлияло сильно. Университет удержал свой высокий мировой рейтинг – 135-е место (у МГУ – 189-е). Пока удержал. Но за будущее и университета, и города тревожно.

О Саппоро рассказывает доцент департамента востоковедения и африканистики Санкт-Петербургской школы социальных наук и востоковедения НИУ ВШЭ Василий Щепкин

Когда мне предложили рассказать о городе, сыгравшем важную роль в моей личной и академической жизни, я не задумываясь остановился на Саппоро. Во-первых, он находится в стране, изучению которой я посвятил свою жизнь. Во-вторых, это главный город острова Хоккайдо, который долгое время был домом для айнов, а последние два с половиной века еще и основной сценой истории российско-японских отношений, а это две важнейшие темы моих исследований. Наконец, вот уже десять лет с учеными этого города меня связывают совместные научные проекты, а на один год Саппоро даже стал для меня домом: я провел его в качестве приглашенного исследователя в Центре изучения айнов и коренных народов Университета Хоккайдо. За это время я объездил половину Японии, собирая редкие рукописи, вместе с коллегами завершил работу над большим проектом по их сравнительному изучению и написал свою первую книгу.

Вообще, мой путь в Японию пролегал не через привычные парадные ворота – Токио или Осаку, а скорее через черный ход. Впервые я попал в эту страну еще в 12-летнем возрасте в рамках школьного обмена по линии побратимских связей. Это был маленький городок Нэагари на побережье Японского моря – побратим моего родного Шелехова Иркутской области. На весь городок – две начальные и одна средняя школа да средней руки парк развлечений. Во второй раз я приехал в Японию уже студентом Иркутского государственного лингвистического университета – для участия в молодежном морском круизе, посвященном 150-летию установления дипломатических отношений между нашими странами. На теплоходе мы отплыли из Владивостока и посетили знаковые для истории российско-японских связей места – Хакодатэ (первое консульство России, старейшая православная церковь) и Симоду (место заключения первого договора о торговле и границах). Но и эти два города сегодня – по японским меркам захолустье. Так что ко времени своего третьего приезда в Японию (и первого – в Саппоро) я не был искушен ни большими японскими городами с их небоскребами, хайвеями и скоростными поездами, ни опытом длительного проживания в них.

То первое пребывание продлилось около двух недель и пришлось на январь, а Хоккайдо – это такая японская Сибирь с долгой, сравнительно холодной и очень снежной зимой. По объему выпадающего снега Хоккайдо может даже потягаться с Сибирью, по крайней мере в Саппоро из-за того, что снег из города не вывозят, а аккуратно складывают между тротуарами и проезжей частью улиц, сугробы способны впечатлить своими размерами даже коренного сибиряка. По утрам я вставал пораньше и отправлялся знакомиться с городом – каждый день в разные стороны, а к девяти приходил в университет, где погружался в академическую жизнь: работал в библиотеке, слушал доклады, посещал занятия известных профессоров. Двух недель с лихвой хватило, чтобы я всей душой полюбил и Саппоро, и Университет Хоккайдо, так что, когда спустя полтора года представилась возможность приехать сюда на год, я воспользовался ей не раздумывая.

Не стоит ехать на Хоккайдо, если вы хотите увидеть Японию, потому что Хоккайдо – не Япония. Так еще в начале XVII века сказал одному христианскому миссионеру князь Мацумаэ, владевший клочком земли в южной оконечности острова и заправлявший торговлей с местным населением – айнами. С тех пор больше двух веков остров оставался плотно привязанным к Японии экономическими узами, но японцы не считали его частью своей страны. Лишь в XIX веке, когда появилась угроза отчуждения айнских земель Россией, сёгуны Токугава дважды объявляли их территорией своего прямого подчинения и усиливали оборону, но окончательно остров стал частью административной системы Японии в 1869 году, когда к власти в стране пришло новое правительство во главе с императором Мэйдзи. Тогда же остров получил свое современное название – Хоккайдо, а неподалеку от устья самой большой реки Исикари был основан Саппоро.

Да, Саппоро – с самого начала целиком искусственный город: на его месте не было постоянных поселений ни айнов, ни японцев – и те и другие предпочитали селиться по берегам моря. А Саппоро расположился немного в глубине острова, подперев себя с юга и запада горами, но оставшись открытым просторным равнинам на севере и востоке. Власти, располагая бюро освоения Хоккайдо – кайтакуси – именно в Саппоро, однозначно давали понять: отныне колонизация острова будет опираться не на рыбную ловлю, как прежде, а на земледелие и скотоводство. При этом город находился не очень далеко от ближайших портов – Отару и Исикари, что было важным в отсутствие дорог.

Искусственность города наглядно видна в идеально ровной сетке улиц, ориентированных по сторонам света, – этим вкупе с близостью гор, которыми можно любоваться почти из любой точки, Саппоро напоминает древние японские столицы Нару и Киото. Но на этом сходство заканчивается: здесь вы не найдете ни буддийских храмов, ни синтоистских святилищ (кроме одного – главного на всем Хоккайдо, но расположенного, можно сказать, на краю города), ни традиционных японских садов. Классический список достопримечательностей здесь составляют памятники эпохи освоения конца XIX – начала XX века: старое здание губернаторства, постройки сельскохозяйственной школы – предшественницы местного университета, первые пивные заводы.

Саппоро пронизан духом новизны и освоения – оно здесь как будто не заканчивалось никогда. Сначала это была эпоха сельского хозяйства, причем развивались здесь в первую очередь нетрадиционные для Японии сферы: разведение коров и овец для производства молока, мяса и шерсти; выращивание новых культур – картофеля, кукурузы, пшеницы; производство новых продуктов – шоколада, хлеба, масла и новых напитков – пива, вина, виски. Затем добавилась добыча: леса, угля, золота, ртути, других металлов. После Второй мировой войны, как и повсюду в Японии, началась новая волна индустриализации, на Хоккайдо давшая толчок развитию легкой, пищевой и химической промышленности. В 1969 году было пышно отпраздновано 100-летие освоения, по случаю которого в Саппоро открыли огромный музей истории острова, а тремя годами позже в городе прошла первая в Азии Зимняя олимпиада, к которой был приурочен запуск городского метро. По сей день Хоккайдо, в отличие от других префектур Японии, делится на 14 округов, в каждом из которых есть свое «управление по развитию».

Чтобы ощутить этот дух освоения и увидеть Саппоро во всем его разнообразии, выходите из вокзала (через который вы попадете в город, даже если прилетите на самолете) через южный выход и отправляйтесь по любой из двух отходящих от него улиц на юг – мой привычный маршрут в выходные дни. Сначала вы пройдете по деловому центру, где сосредоточены административные учреждения, банки, офисы СМИ и дорогие отели. Главными точками притяжения этой части города выступают старое здание губернаторства Хоккайдо, в котором теперь небольшой, но интересный краеведческий музей, и так называемая «Башня с часами» – деревянное здание бывшего зала воинских искусств сельскохозяйственной школы Саппоро, отчего-то особенно полюбившееся горожанам и туристам.

Миновав эти здания, вы окажетесь на широком бульваре Одори (что, собственно, и означает «большая улица» или «проспект») – главной рекреационной зоне Саппоро, доминантой которой выступает еще один символ города – 150-метровая телебашня со смотровой площадкой. Каждую зиму в парке Одори проходит знаменитый Снежный фестиваль с десятками громадных фигур изо льда и снега. Летом парк становится главной сценой популярного танцевального фестиваля «Ёсакои». А осенью от подножья телебашни на несколько кварталов расставляются длинные столы и лавки – это местный Октоберфест, когда каждый вечер – и в выходные, и в будни – горожане и туристы уничтожают контейнеры пива и вагоны закусок.

За Одори начинается Саппоро торговый: дорогие универмаги, демократичные торговые центры и главная хорда этого района – крытая пешеходная торговая улочка Тануки-кодзи, протянувшаяся на десять кварталов. Проходя здесь, обязательно загляните на рынок морепродуктов Нидзё (лучше утром), в семиэтажный книжный Maruzen&Junkudo (лучшее собрание книг о Хоккайдо и его истории), а также в магазин грампластинок Fresh Air.

Наконец, еще южнее раскинулся Сусукино – центр ночной жизни. Здесь невообразимое количество ресторанов, баров, караоке, лав-отелей и других объектов индустрии развлечений. Обязательно загляните на «улочку оригинального рамэна» – узкий проход между зданиями, где уместилось 17 заведений, подающих знаменитую лапшу. Еще в Сусукино проходит единственная в Саппоро линия трамвая – самого северного в Японии. Если есть лишние 30-40 минут и 200 иен, прокатитесь на нем по району, который до сих пор сохраняет дух и очарование 1960-х годов. Трамвай здесь ходит по кругу, так что, в какую бы сторону вы ни сели, он непременно доставит вас обратно к месту отправления.

А если вас уже захватил дух открытия и освоения и возвращаться назад не хочется, можете двигаться дальше. Прогуляйтесь пешком в живописный парк Накадзима, где сохранилось здание, в котором останавливался сам император Мэйдзи. Или прокатитесь на трамвае до канатной дороги на гору Моива, откуда можно обозреть Саппоро с высоты. Или поезжайте до конечной станции метро к пастбищам Хицудзигаока, где на зеленых лугах пасутся белоснежные овцы, и ощутите воочию просторы Хоккайдо.

А вообще, чтобы узнать Саппоро и Хоккайдо в целом, не обязательно гулять целый день по городу или ехать еще куда-то – достаточно заглянуть в кампус местного университета. «Хокудай», как его сокращенно называют японцы, – сердце Саппоро и всей префектуры Хоккайдо. Основанный еще в 1876 году как сельскохозяйственная школа, он всегда был в авангарде развития острова через его всестороннее изучение. Пожалуй, только здесь университет мог стать одной из главных достопримечательностей города, обязательным пунктом программы любого туриста. Сегодня его главный кампус раскинулся на территории почти два квадратных километра в самом центре Саппоро – главный вход в университет расположен всего в трех минутах ходьбы от вокзала. И этот кампус очаровывает и поражает каждого, кто его посещает.

Только представьте: проходя на территорию университета, вы тут же оказываетесь на огромной зеленой лужайке, которую пересекает журчащая речушка с небольшим водопадом, – говорят, еще лет тридцать назад в нее заходил на нерест лосось. Вокруг постройки разных лет: библиотека, ректорат, конференц-залы. Обойдя лужайку, вы выйдете на главную аллею, по обеим сторонам которой расположились учебные корпуса и научно-исследовательские институты, спортзалы и столовые. В самом начале лета эта аллея становится главной сценой университетского фестиваля: местные и иностранные студенты выстраивают здесь палатки, где готовят блюда национальных кухонь мира, а в нескольких местах устанавливают сцены, где демонстрируют свои достижения участники многочисленных студенческих кружков.

Но настоящие чудеса скрываются в стороне от центральной аллеи: сверните с нее в любом месте, пройдите через одну из боковых аллей (вдоль каждой из них высажены вязы, тополя или гинкго) – и вы непременно набредете или на картофельное поле, или на лошадиную ферму, или на пастбище коров. Однажды, когда я работал в своем кабинете, в дверь постучали и предложили купить яйца, снесенные местными курами, – кстати, по цене заметно меньшей, чем в супермаркете. В другой раз я наткнулся на объявление с предложением поучаствовать в выкапывании картошки, в качестве вознаграждения предлагалась возможность забрать с собой не больше ведра выкопанного урожая. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что из желающих уже выстроилась очередь и, чтобы получить возможность участия, нужно было ждать, не откажется ли кто-либо из уже зарегистрировавшихся.

Я жил в университетском доме сразу за северной оградой кампуса, а мой Центр по изучению айнов находился у южных ворот. И каждый день (в зависимости от времени года и погоды – на велосипеде, пешком или на специальном автобусе, курсирующем по кампусу) я пересекал территорию университета от края до края, успевая по пути на работу зарядиться на весь день атмосферой открытия и созидания, а заодно – в случае необходимости – решить административные вопросы и прикупить все необходимое – от блокнота до коробочки «бэнто» на обед.

В жизни многих ученых на заре карьеры случается чудо, которое во многом определяет всю их дальнейшую деятельность: это может быть участие в экспедиции или работа под руководством великого учителя. Моим чудом стал Саппоро: материалы, которые я собрал за время пребывания здесь, до сих пор составляют базу моих исследований, а люди, с которыми познакомился, показали их возможные горизонты.

21 мая, 2020 г.