Полезные книги

В этом выпуске о своих любимых художественных и научных сочинениях, а также о книгах, полезных в преподавании и повлиявших на выбор профессии, рассказывают Ирина Махалова, Максим Маркин и Роман Казаков.

Художественная книга

Ирина Махалова, старший преподаватель школы исторических наук ФГН, стажер-исследователь Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий

В разные периоды жизни разные книги претендовали на звание любимых. В школе мне нравились произведения Л. Толстого, а любимым романом был, конечно, «Война и мир». Подобная преференция была обусловлена еще и неиссякаемым интересом к отечественной истории, которой я увлекалась с 7-го класса. Учитывая это обстоятельство, наверное, уже не так удивительно, что больше всего в романе меня, девочку, захватывало описание войны, в частности Бородинского сражения.

Если говорить о художественной книге, непосредственно отразившейся на моих научных интересах, то это, бесспорно, роман Б. Шлинка «Чтец», впервые опубликованный на немецком языке в 1995 году. В школе я изучала немецкий как первый иностранный и на эту книгу наткнулась именно в контексте штудий. Она читается очень легко, и я бы рекомендовала ее всем изучающим немецкий для совершенствования своих языковых навыков. После прочтения этой книги (а это произошло в старших классах школы) я начала интересоваться историей национал-социализма и теми вопросами, которые волнуют меня до сих пор. В частности, это проблема осмысления национал-социалистического прошлого в Германии, и в особенности преступлений, связанных с Холокостом, которая, в свою очередь, побудила меня обратиться к культуре памяти в современной Германии. Другая болезненная тема, затронутая в романе, – столкновение двух поколений, одно из которых, поколение «отцов», пережило Вторую мировую войну, а другое, поколение их детей, в определенный момент стало задаваться вопросами о том, чем же занимались их родители в период с 1933 по 1945 год. В романе Б. Шлинка речь идет о женщине, которая в годы войны работала надсмотрщицей в лагере, а после войны предстала перед судом за свои преступления спустя много лет после содеянного. И этот сюжет привел меня к той области исследований, которой я занимаюсь сейчас, – Perpetrators Studies. Вероятно, это не случайное совпадение, поскольку одна из глав моей диссертации также посвящена женщинам, но только советским, которые сотрудничали с нацистским режимом на оккупированных территориях в годы Второй мировой войны.

Сейчас я всеядна в плане литературы, читаю много и абсолютно разноплановые тексты, отдаю предпочтение современной русской прозе. Однако последняя художественная книга по теме моих исследований, которая произвела на меня сильнейшее впечатление, написана все же зарубежным автором, – это роман «Благоволительницы» Д. Литтелла.

Максим Маркин, старший преподаватель департамента социологии факультета социальных наук

«Американскую трагедию» Т. Драйзера я прочитал относительно поздно – на 1-м курсе бакалавриата. Впрочем, может быть, это и хорошо, потому что к тому моменту меня уже можно было назвать юным социологом. Я заинтересовался не столько любовным сюжетом, сколько социально-экономическим контекстом. В этой книге желания и устремления главного героя во многом определяются его положением в обществе. При чтении меня захватил процесс борьбы человеческих чувств с «якорем» текущего и потенциально возможного места в социальной иерархии. В конечном итоге, по крайней мере в книге Т. Драйзера, «общественное» победило «индивидуальное».

С тех пор юный социолог внутри меня постоянно ищет за частными поступками людей более глубокие социальные основания. Безусловно, они не ограничиваются стратификацией. Мои профессиональные интересы лежат в области экономической социологии, поэтому чаще всего я ищу социальные основания в хозяйственных явлениях и процессах, будь то выбор делового партнера или восприятие конкурентной ситуации на различных рынках.

Роман Казаков, приглашенный преподаватель школы исторических наук ФГН

В небольшой библиотеке моего родного поселка было мало книг для детей. И там не было того, что читал в разные годы обычный советский ребенок. В мои детские годы у меня не было романов А. Дюма, Р. Стивенсона, Д. Ф. Купера, а трехтомник Николая Носова о приключениях Незнайки был прочитан еще в первом классе. Зато родные всегда дарили мне книги, правильно считая, что книга – лучший подарок. Так я прочитал в детстве, а затем и много раз перечитал некоторые романы Ж. Верна, и, конечно же, были Том Сойер и Гек Финн М. Твена. Совсем в младших классах школы я проглотил исторические повести Л. Воронковой и историческую трилогию В. Яна «Чингиз-хан», «Батый», «К последнему морю». Но книгой, ставшей на многие годы любимой, перечитываемой много раз, стал роман в пяти книгах В.И. Язвицкого «Иван III – государь всея Руси». Валерий Иоильевич Язвицкий – советский исторический писатель далеко не первого ряда, его в свое время ругал М. Горький. Это не А. Толстой и не В. Ян. Роман был написан намеренно архаизированным языком, а когда он был напечатан, то не получил ни одной положительной рецензии. Два толстых тома покорили меня описанием грандиозной эпохи становления Российского государства. И понятно было, что эта книга определила мои увлечения в дальнейшем. Многие страницы романа я помнил наизусть. Прошли годы, и я даже написал кое-что о работе В.И. Язвицкого над романом для вполне серьезного научного издания и опубликовал там его письма. Писатель задавал вопросы М.Н. Тихомирову, а в своем ответе академик Тихомиров дал краткую, но очень емкую характеристику известным подделкам древних рукописей и способам выявления подделок. Иными словами, детское чтение в моем случае имело результатом вполне серьезный научный интерес, ставший делом жизни. Прочитать эти книги, а еще и многие другие хорошо бы школьнику, увлеченному историей. Будет замечательно, если «Спартак» Р. Джованьоли приведет к увлечению историей Древнего Рима, а значит, и к серьезному интересу к классической латыни. Пусть «Кентерберийские рассказы» Д. Чосера поведут к изучению в будущем средневековой университетской культуры и жизни студиозусов. Но вполне возможно, что такое чтение приведет к профессиональному интересу не только к истории: в одном из сборников статей и писем П.Л. Капицы есть письмо, в котором он благодарил М.В. Нечкину за ее биографию В.О. Ключевского. Великий физик интересовался жизнью и трудами великого историка.

Академическая книга

Ирина Махалова

Я очень хорошо помню момент, когда мое сердце похитила история советской эпохи, и после этого я уже не занималась другими периодами. Это случилось на первом курсе бакалавриата после знакомства с книгой Ш. Фицпатрик «Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: город». Написанная классиком советологии, эта книга входит в список обязательной литературы на всех курсах, так или иначе освещающих историю и культуру Советского Союза. Это очевидно и прозвучит банально, но после прочтения этой книги я впервые задумалась о том, что тоталитаризм – это не только про насилие и давление на человеческую личность, хотя и про это тоже. Меня поразило то, что люди продолжали жить обычной жизнью, ходили в театры и кино, а определенная прослойка населения действительно стала мощной социальной платформой действовавшему режиму. Конечно, тогда я попала под влияние ревизионистского направления в изучении сталинизма, и это неудивительно. Написанная простым языком, книга рассматривает советское общество через практики повседневности, и это невероятно увлекательно. Уверена, что многие начали открывать для себя социальную историю СССР именно с этой книги.

Летом после окончания первого курса я прочла книгу А. Верта «Россия в войне 1941–1945» и поняла, что мне интересна история Второй мировой войны и именно ей мне суждено впоследствии заниматься. Книга вышла в 1960-е годы, и меня поразило в ней человеческое измерение Великой Отечественной войны. В советской школе этот период истории преподносился однобоко и некритически – через фильтры устоявшихся героических нарративов, как набор голых фактов, подлежащих зазубриванию: названий фронтов и военных операций, имен военачальников и дат сражений. Корреспондент ВВС А. Верт, находившийся в СССР с 1941 по 1946 год, описал войну такой, какой он увидел ее во время своих поездок на фронт. Он разговаривал с обычными солдатами, военачальниками, представителями советской интеллигенции, и от их историй невозможно оторваться. Впоследствии я прочла о войне десятки других книг, но впечатление от этой книги остается одним из самых сильных, и я бы рекомендовала ее всем тем, кто хочет узнать о Великой Отечественной войне чуть больше.

Максим Маркин

Больше всего на меня повлияли академические книги, которые написаны просто и увлекательно. Я считаю, что любую, даже самую сложную мысль можно изложить доступно для читателя. С моей точки зрения, если нужно с трудом продираться через текст, то автор либо сам не до конца понимает, о чем пишет, либо он не заинтересован в том, чтобы с его работой ознакомились. И в том и в другом случае моя мотивация как читателя резко падает.

Из достаточно значительного перечня научных книг, важных для меня как социолога, я отмечу «Силовое предпринимательство» В. Волкова. В этой монографии прекрасно сочетаются и глубина теоретической идеи, и яркость изложения эмпирических результатов, и увлекательный стиль написания. Для нынешних студентов указанная книга может выступать учебником по социально-экономической истории России 1990-х годов. Когда я учился на 2-м курсе факультета социологии Вышки (сейчас – факультет социальных наук), мой преподаватель по экономической социологии Т. Калимуллин посоветовал мне прочитать эту монографию наряду с «Экономической социологией» В. Радаева и «Неформальной экономикой» С. Барсуковой. Могу без преувеличения сказать, что знакомство именно с данными книгами подкрепило мой выбор экономической социологии в качестве будущей специальности.

Вернемся к «Силовому предпринимательству» В. Волкова. Эта монография хорошо раскрывает экономико-социологический образ мышления, демонстрирует социальную природу хозяйственных процессов. Фундаментальная роль организованных преступных групп в экономике России в 1990-е годы объясняется не набором случайных обстоятельств и девиантным поведением индивидов, а спецификой сложившихся после распада СССР институтов. Низкая эффективность арбитражных судов, неспособность правоохранительной системы защитить население и бизнес в совокупности с принуждением к использованию «крыш» со стороны бандитов привели к возникновению «силового предпринимательства». Тысячи людей вели свои дела, опираясь не на умственные способности, а на угрозы и применение насилия. Однако с течением времени социальные институты менялись, а вслед за ними эволюционировало и «силовое предпринимательство». Укрепление государства, улучшения в работе правоохранительных и судебных органов радикально снизили роль организованных преступных групп в экономике России уже в начале 2000-х годов. Но формализация насилия не уничтожила рассматриваемое явление полностью, а скорее изменила его форму. Произошел переход от «силового предпринимательства по понятиям» к «силовому предпринимательству по закону». О текущей ситуации можно прочитать в новых книгах В. Волкова и его коллег по Институту проблем правоприменения.

Роман Казаков

Я довольно рано понял, что меня интересует только история и только история России второй половины XV века, ее главный герой – Иван III. И в разное время старался читать о нем все, что попадалось в руки, хотя в советские годы такой литературы было мало. Книга, прочитанная в детстве, побудила покупать и читать уже научную литературу по истории России XV–XVI веков. Я помню, что карманные деньги тратил не на мороженое и ситро, а на книги. Так, из букинистического отдела магазина я принес «Реформы Ивана Грозного» А.А. Зимина (а потом пришел учиться и работать на кафедру Историко-архивного института, на которой работал он), а через службу «Книга почтой» я получил и читал-перечитывал монографию С.О. Шмидта (моего учителя в будущем) «Российское государство в середине XVI столетия». Классикой стали для меня исследования Ю.Г. Алексеева – блистательного знатока истории России XV века. Круг чтения, наметившийся еще в детстве и продолжавший формироваться под руководством учителей в Историко-архивном институте, определил и конкретную специальность в науке – источниковедение истории России. В этом смысле у меня не было сомнений, метаний и различных вариантов будущих занятий. Это источниковедение истории России, история исторической науки. Но начиналось все с детского чтения, увлечения эпохой и ее героями, которые привели к раннему чтению научной литературы, иногда предназначенной совсем не для школьников: когда я увидел на полке библиотеки толстые тома «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева, то схватил том, посвященный именно Ивану III, и совсем запутался в сотнях имен на страницах тома. А интерес к фигуре Ивана III благодаря С.О. Шмидту превратился в уже постоянный интерес к тому, как работал над «Историей государства Российского» Н.М. Карамзин, для которого Иван III был центральным героем истории России. Исследованиям творчества Н.М. Карамзина теперь посвящено практически все мое время. Рад тому, что все начиналось с чтения в детстве именно исторических романов, а со временем привело и к некоторым открытиям (пусть и крошечным!): ну кто бы мог представить, что на страницах «Истории государства Российского» Карамзин, описывая эпоху Ивана III, будет цитировать категорический императив Иммануила Канта, адресуя его не только монарху, но и всем гражданам?

Книги и студенты

Ирина Махалова

Я преподаю всего третий год, поэтому сложно говорить о книгах, которые я разбираю со своими студентами чаще остальных. Я бы сказала так: есть тексты, которые задевают сегодняшних студентов за живое и заставляют их рассуждать о неоднозначных, во многих отношениях спорных вопросах. Так, всегда удачно проходит обсуждение дневника Лидии Осиповой, опубликованного в сборнике «Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны». Это обусловлено тем, что тема сотрудничества советских граждан с нацистским оккупационным режимом до сих пор остается табуированной. Данный исторический источник позволяет анализировать перспективу женщины-коллаборантки: ее мотивацию к сотрудничеству, причины недовольства советской властью и особенности условий проживания под немцами (фактически – ряд повседневных практик, сформировавшихся у советских граждан в этот период). Неудивительно, что дневник Осиповой довольно быстро вошел в программы курсов, посвященных истории Второй мировой войны и советской истории в целом. В нашем распоряжении не так много опубликованных текстов, написанных бывшими коллаборационистами, что делает этот текст уникальным источником в изучении столь сложной темы.

Среди последних работ, вызвавших оживленные споры на одном из моих семинаров, могу назвать недавно опубликованную книгу Л. Виолы “Stalinist Perpetrators on Trial: Scenes from the Great Terror in Soviet Ukraine”, которая не переведена на русский язык, и я даю ее в рамках англоязычного курса. Монография основывается на недавно рассекреченных архивах Службы безопасности Украины и посвящена малоизученной теме сталинских репрессий в отношении работников НКВД, принимавших участие в Большом терроре. Речь идет о людях, которые работали в тюрьмах, допрашивали подсудимых, применяя к ним физическое насилие с целью выбить признания в преступлениях, которые ими не совершались. После спада Большого террора их судили за «нарушение социалистической законности», то есть за то, что они делали, будучи интегрированными в систему насилия, где иная модель поведения могла сделать жертвами террора их самих. Вопрос в том, как в тоталитарном государстве человек сегодня может вершить чужие судьбы, а назавтра стать обвиняемым в рамках этой же системы. Этот вопрос неизменно вызывает живую дискуссию у студентов.

Максим Маркин

Обычно мои занятия со студентами проходят в еженедельном формате, и я стремлюсь к тому, чтобы к каждому семинару как можно бóльшая доля учебной группы ознакомилась с обязательной литературой. Это накладывает серьезные ограничения на выбор материала для домашнего задания. Я предпочитаю давать текст на русском языке в пределах 20–30 страниц. К сожалению, шансов, что студенты за семь дней успеют прочитать целую научную книгу, практически нет. Иногда я задаю для ознакомления одну главу из монографии, но это происходит нечасто. Статья выигрывает у фрагмента книги своей структурой, изложением основной мысли от начала и до конца. Монографию все-таки лучше читать целиком.

Тем не менее я нашел выход из этой ситуации в форме распространения научных книг среди студентов в качестве дополнительной литературы. Приношу на занятия лучшие, с моей точки зрения, монографии авторов, чьи статьи мы разбираем на семинарах, и предлагаю студентам прочитать их в свободное время. Прежде всего речь идет о «Социальном значении денег» В. Зелизер, «Загадке капитала» Э. де Сото, «Главаре банды на день» С. Венкатеша, «Силовом предпринимательстве» В. Волкова, «Эссе о неформальной экономике» С. Барсуковой. С удовольствием раздавал бы «Капитализм против капитализма» М. Альбера, но, к сожалению, эту книгу уже практически невозможно найти в печатном виде, а я не сторонник чтения с электронных носителей. Рад, что такая практика распространения монографий востребована студентами: они активно их берут, читают, обмениваются и после окончания курса возвращают мне.

Роман Казаков

Особенностью моих курсов у студентов разных направлений обучения является то, что книг на каждом занятии присутствует много. Речь идет всякий раз об их корректном библиографическом описании в студенческих работах, в том числе квалификационных и выпускных. И здесь помимо довольно скучного материала есть место для всякого рода книжных изюминок. Как не утомить первокурсника скучной терминологией и показать, что такое форзац книги? Показываю один из сборников документов, выпущенных к 100-летию со дня рождения Л.Н. Толстого, где на форзацных листах воспроизводился рисунок обоев комнаты на станции Астапово, где умирал великий писатель. А при характеристике всех трех изданий «Большой советской энциклопедии» вполне можно показать, как подписчикам 2-го издания «бритвенным лезвием следует отрезать указанные страницы, сохранив близ корешка поля, к которым приклеить новые страницы», то есть статью «Берия Л.П.» нужно было заменить страницами статьи «Берингов пролив». А в 3-м издании БСЭ есть забавная фотография Эйфелевой башни на шести опорах и на фоне горного хребта. Загадка! А затем на занятиях книги сменяются диссертациями и авторефератами диссертаций, изданиями на электронных носителях и изданиями в интернет-ресурсах. Все это можно и нужно показать и охарактеризовать как объекты библиографического описания, как элементы научно-справочного аппарата письменных работ студентов. Но при этом стараюсь не забывать и об отечественной книжной традиции, которой уже более 1000 лет, поэтому всегда найдется место для классической цитаты из Изборника Святослава 1076 года: «Добро есть, братие, почетанье книжьное», а можно привести запись писца, радующегося причитающемуся ему гонорару за переписанную книгу и написавшего для нас примерно так: «…что ни порт (одежды) – все на мне, что ни кун (денег) – в моем кошеле, удавися, нищета, глядя на мене…»

14 апреля, 2020 г.

Окна роста