О Тбилиси

Я попал в этот славный город в совершенно несознательном возрасте – 3 месяца от роду. Мой отец, офицер советской армии, после войны получил назначение в Закавказский военный округ, и осенью 1947 года меня привезли в Тбилиси, где я прожил лучшие 18 лет моей жизни. Там я окончил школу, прошел свои первые университеты в области наук, искусств и спорта, все мои яркие детские и юношеские впечатления связаны с этим городом. И очень многое из того, чем я занимался в последующие годы, тоже связано с Тбилиси. Я с детства знал, чем буду заниматься. В 12 лет я участвовал в школьной математической олимпиаде, решил сложную задачу и понял, что я математик.

Мне было 6 лет, когда мама, преподаватель эстетики, сводила меня в мастерскую художника Ладо Гудиашвили, входившего в круг Матисса. Недавно в Музее частных коллекций проходила замечательная выставка грузинской живописи той эпохи. Там представлены Гудиашвили и люди его поколения, а из предыдущего поколения – Пиросмани. В детстве я все это видел, даже общался с этими людьми, через одно рукопожатие от Матисса – не слабо, да?

Находясь в Тбилиси и его окрестностях, впитываешь в себя представление о старинной архитектуре, о планировке азиатского, мавританского типа и планировке европейского типа. Моя мама была преподавателем эстетики, поэтому знаменитую книгу Бунина «История градостроительного искусства» я, конечно, читал. Но одно дело чтение, и другое – когда ты ходишь по городу и понимаешь, что вот этот квартал европейский, а те кварталы строили армянские купцы так, как это принято на Среднем Востоке. Это, конечно, здорово формирует человека.

Я учился музыке лет восемь. В Тбилиси была замечательная консерватория, прекрасный оперный театр. Причем в советские времена в провинции можно было играть, скажем, Бартока или Шенберга. В Москве как раз было нельзя, действовали идеологические запреты, а в Тбилиси можно. Приезжала великая Юдина, играла концерты Белы Бартока для восьми роялей, для двух роялей, струнных и ударных – абсолютно немыслимо в те времена. Так что культурный бэкграунд в провинции был, пожалуй, даже поинтереснее. Вообще, советская национальная провинция с точки зрения формирования культурного горизонта была чем-то грандиозным. У моих друзей, которые выросли в Эстонии, степень социокультурной свободы была еще выше. В возрасте от 12 до 17 лет я пересмотрел весь оперный и балетный репертуар по списку, нас туда уже бесплатно пускали, как своих. Сейчас мы с женой много ездим, и всегда, когда приезжаем в другой город, не важно, Милан это или Прага, мы идем в оперный театр, я смеюсь, что слышал все это в 12 лет.

В Тбилиси были хорошие школы, может быть, чуть слабее, чем в Москве, но очень приличного уровня. Будучи студентами мехмата, мы вели математические кружки, так что я имел возможность сравнить. В старших классах школы я попал в городской математический кружок, который вел потрясающий преподаватель, один из знаменитых руководителей математических кружков, тренер на большие олимпиады. Сейчас ему хорошо за 100 лет, он живет в Израиле. Я попал в его кружок, и это помогло мне при поступлении на мехмат МГУ, где тогда, в 1965 году, был совершенно жуткий конкурс – больше 20 человек на место. Но к этому моменту у меня степень тренированности к решению задач была как в хорошей легкой атлетике. Я занимался спортом, входил в сборную Тбилиси по легкой атлетике по бегу. Бегал всякие эстафеты – 100, 200 метров и т.п. У меня были коронные 110 метров с барьерами.

Отец был офицером советской армии – капитаном, потом майором. Мы жили в ужасных условиях в коммунальной комнатушке на улице Крылова, примыкавшей к улице Плеханова (ныне улица Давида Агмашенебели, известного как Давид IV Строитель, царь Грузии на рубеже XI–XII веков). В этом есть некоторый исторический анекдот, потому что улица Плеханова – одна из немногих в Тбилиси, которая была названа не коммунистами, в знак того, что «знамя большевиков реет над Тифлисом», а социал-демократическим правительством, которое в терминах советской власти называлось меньшевистским. В 1960 году отец стал подполковником, и мы получили квартиру в новом, очень хорошем доме на проспекте Чавчавадзе, где я прожил с 7-го класса до отъезда в Москву. Это качественная советская архитектура образца второй половины 1950-х – начала 1960-х годов, напоминающая послевоенную застройку Тверской.

Рядом с нами располагался шикарный парк Ваке, одно из лучших мест в тбилисской географии. За парком находился стадион «Буревестник», где мы занимались в спортивной секции олимпийского резерва, членство в которой давало право на бесплатное посещение матчей тбилисского «Динамо», причем не только трибун, иногда удавалось затесаться среди самих футболистов и тренеров.

Районы старой застройки в традициях грузинской архитектуры очень приятные с эстетической точки зрения. Все-таки в Тбилиси всегда была пристойная архитектурная школа. В сторону аэропорта строились новые жилые массивы, которые в Тбилиси ничуть не отличались от индустриальной застройки любого другого советского города. Если бы я рос в районе этих пяти-, позже восьмиэтажек, может быть, я бы по-другому сформировался.

Самый интересный район Тбилиси – это, конечно, Мейдан. Мейдан – это интереснейшее место, где перепутаны все конфессии. Там буквально на одном пятачке соседствуют синагога, православный храм и мечеть. Тбилиси исторически чрезвычайно, до смешного интернациональный город. Та площадь, которая при коммунистах носила имя Берии, потом Ленина, а сейчас называется площадь Свободы, изначально называлась Ереванской. Авлабар вообще был армянским районом. То есть население как-то группировалось, но Мейдан был вавилонским столпотворением, местом смешения всех религий и национальностей. Архитектурно – это маленькие домишки, которые лепятся к горе. Сейчас там от Ботанического сада пробили проход, где водопад и речка, и высветились эти старые, слегка подремонтированные домишки, и появились просто открыточные виды. На проспекте Руставели находится известный Драматический театр имени Руставели, затем опера, дальше вниз – грандиозный Театр Марджанишвили – своеобразный аналог Театра Вахтангова в России. Еще дальше – Театр юного зрителя, где моя мама работала в литчасти и где творили такие люди, как, например, Товстоногов.

Я рос в семье офицера, по существу, иностранной армии, которая стояла в Тбилиси. Но в 1960-х это виделось иначе, и межнациональная обстановка была сугубо толерантной. Могу рассказать замечательную байку на эту тему. Специфика образования в Грузии требовала, чтобы я сдал грузинский язык, грузинскую литературу, историю и географию. Когда я оканчивал школу, мне нужна была золотая медаль, чтобы поступить в университет. Я твердо знал, что сочинение по-грузински я на пятерку не напишу. Писал я вполне прилично, но на пятерку нужно, чтобы было совсем без ошибок, а со страху и по-русски запятые не там поставишь. И я пошел на хитрость: взял справку по месту работы отца, в штабе Закавказского военного округа, что я как сын военнослужащего имею право не сдавать грузинский язык. Приношу эту справку нашему завучу, очень культурной женщине из старинного грузинского рода Тархнишвили. Отдаю ей эту справку, она гладит меня по голове и говорит: «Мишико, я знаю, ты 15 минут назад приехал в Грузию». Совсем недавно, пару лет назад, у меня был мальчик-магистрант из Грузии. Он поздравил меня с Новым годом, и я ответил ему по-грузински. Думаю, уж «Новый год» я как-нибудь по-грузински вспомню. И в ответ получаю драматическое письмо: «Уважаемый Михаил Яковлевич, я свою курсовую уже написал по-грузински, сейчас перевожу на английский, а на русский я даже не сумею перевести, недостаточно знаю язык. Вы не сочтете за трудность прочесть ее в подлиннике?» И тут мне нельзя было терять лицо. Так что сочинение, на котором я схалтурил весной 1965 года, в 2016 году мне пришлось все-таки отрабатывать.

В Тбилиси есть два главных туристических маршрута. Один сугубо городской: спуститься с проспекта Плеханова на набережную Куры и получить картинку немного лакированного Тбилиси. Второй маршрут – пройтись пешком от университета по Меликишвили, дальше по проспекту Чавчавадзе дойти или, если очень лень, доехать до парка Ваке, погулять по парку и, если хватит сил, подняться на Черепашье озеро. Это по московским меркам как от станции метро «Университет» до Дворца пионеров на Воробьевых горах, не более того, очень приятная прогулка. Вообще, Тбилиси город маленький, расстояния несоизмеримы с московскими. От нашего дома до проспекта Руставели мы доходили пешком.

Традиционные блюда грузинской кухни – хачапури, хинкали, сациви, пхали – есть в любом грузинском ресторане, и везде это вкусно. Поварская культура в Грузии очень высокая, к тому же город крайне заинтересован в туристах. В Тбилиси в любом месте тебя покормят вкусно и недорого. Самая скромная еда – мчади, гоми (мамалыга), все из кукурузной муки. Плюс кусочек сыра и стакан дешевого вина. Это еда для бедных. Из мясных блюд это прежде всего хинкали; с яйцом и сыром – хачапури. Хинкали – это грузинский аналог равиоли, а хачапури – пиццы, правда, хачапури повкуснее будет. Когда поездишь по миру, начинаешь понимать, что самая простая еда на побережье – не важно, Средиземного моря или Черного, – везде одна и та же, только по-разному называется и приправы разные. Кстати, я вполне прилично умел готовить грузинские блюда. Правда, жена меня от этого избавила, сейчас я даже кашу варить не стану.

Грузия учит разбираться в вине. Отличать хорошее грузинское вино от простенького фальшака, который наливают в 99% случаев. Правда, самым лучшим знатоком вин из всех моих знакомых любой национальности был покойный Александр Петрович Починок, не имевший никакого отношения к Тбилиси. Не знаю, где он выучился.

С точки зрения транспортной системы Тбилиси – город советской планировки. Исторически это такой средневосточный город с узенькими улицами, не рассчитанными, естественно, ни на какие автомобили. В послевоенные годы в Тбилиси, как и во всех городах Советского Союза, были пробиты широкие проспекты. От Советского Союза в Тбилиси осталось метро, но оно очень маленькое по сетевому развитию. Есть кое-какой наземный транспорт, но несравнимый с транспортом в крупнейших российских городах. Старые автобусы, остатки советских троллейбусов – все очень скромно. Народ передвигается в основном на автомобилях и на маршрутках. С точки зрения типологии это Африка. Вообще, на профессиональном языке маршрутки (по-английски jitney) даже официально – в Международном союзе общественного транспорта – называют африканским способом перевозок. Считается, что в Тбилиси господствует африканский способ перевозок. То есть с точки зрения транспортной системы Тбилиси – это обычный постсоветский город со всеми его родовыми признаками: асфальта мало, автомобилей много, захиревший общественный транспорт замещается африканскими перевозочными системами типа jitneys. Никаких специфических особенностей – все как во всех небогатых городах третьего мира. Разве что советские планировочные пропорции – такие мало где были прописаны.

Я недавно вернулся из Тбилиси. Видел обновленный город. Это забавно, потому что на маленьком пятачке вокруг центра навели такой туристический гламур, что даже старожилу город трудно узнать. А чуть от центра отъезжаешь, ничего не изменилось – та же небогатая страна, тот же небогатый город, та же инфраструктура. Но для туристов сделана витрина. Окрестности площади Свободы с выходом на Мейдан и проспект Давида Строителя. Пéски – бывшее болото – засыпано, теперь туда ведет канатная дорога. А над городом возвышается грандиозных размеров православный храм, построенный господином Иванишвили, самым богатым человеком Грузии. Никаких признаков того, что здесь проводился ландшафтно-визуальный анализ. Видно, что вложены большие деньги, скорее всего частные. Архитектурный дизайн в Тбилиси никогда не был в дефиците, были бы деньги, а мозги всегда найдутся. Архитектура, дизайн, живопись – в Тбилиси это всегда было очень здорово. Там можно найти работы, которые купила бы любая европейская галерея, – огромное количество качественной живописи за смешные деньги.

Многие из грузинской элиты эмигрировали, потому что бедная страна неизбежно теряет интеллектуальный слой. Причем лучшие из тех, кто занимался физикой, медициной и прочими востребованными профессиями, уезжали не только в Россию. Но народ талантливый. Посмотрите, сколько в мире тбилисских музыкантов. Прошлым летом мы с женой были на премьере «Кармен» в «Ла Скала» в Милане, три заглавные женские партии пели грузинские певицы. Уезжает и много молодежи. Я не знаю, как обстоит дело с наукой, потому что, к сожалению, мои научные связи не имеют никакого отношения к Тбилиси. Единственный мой приятель из грузинских ученых, специалист в области электротехники, доктор наук, профессор, говорит о резком падении научного уровня в инженерной среде. Художественный пласт в Грузии таков, что, сколько бы художников и артистов ни убывало, их еще прибудет. А вот академическим дисциплинам ущерб нанесен серьезный, по крайней мере человек масштаба Мераба Мамардашвили в Тбилиси сегодня не мог бы появиться.

Я заметил, что большинство интеллектуальных грузин по разным соображениям – истории, геополитики, чего угодно – полагают, что Грузия должна была оставаться в составе России, что для нее это правильно и полезно. В отличие от балтийских стран, Грузия никогда не чувствовала себя российской колонией, грузины считали себя частью имперской нации. Грузин принимали во всякие учебные заведения – и военные, и комитетские, и партийные и т.д. – наравне с русскими, в отличие от туркмена или эстонца, например. Но гордость маленькой Грузии толкнула большую часть народа на разрыв с Россией. Независимость оказалась совершенно невыгодной для Грузии. Грузины ничего от этого не выиграли, но переступить через гордость они не могли.

Мне было всего 9 лет, но я помню знаменитое грузинское восстание 1956 года (одновременно с будапештским). В это время Сталина вынесли из мавзолея, и вот весь город вышел на митинг под лозунгами «Да здравствует великий Сталин, да здравствует маленькая Грузия!». «Маленькая Грузия» – это лозунг свободной Грузии, независимой от России. Как совмещаются главный имперский держиморда и свободная Грузия, никто не знает, но это же стихия, улица, а не какой-то высоколобый политолог придумал. Интереснейший менталитет – готовность отвергнуть нечто разумное только потому, что эмоции зашкаливают. Но судить о национальном характере чрезвычайно сложно, потому что элиты огромного постсоветского пространства были так сильно русифицированы, что отделить национальные особенности от нашей общей постсоветской ментальности бывает трудно. Для того чтобы понять национальный характер, наверное, надо общаться не с университетскими профессорами.

Интересно, что у Грузии абсолютно нет никакой злобы на Россию. Образованные грузины задаются вопросом: «Зачем надо было устраивать эту бучу в Самачабло?» Самачабло – историческое название того места, которое мы сейчас называем Южной Осетией: Цхинвали и пригороды. Это наследственные земли князей Мачабели, приютивших у себя в какой-то момент своих православных братьев, которых преследовали абреки. И в сознании образованной части грузинского населения глубокое недоумение: «Мы же дружественная России страна, зачем вам понадобилось с нами воевать?» Я много лет ездил в Эстонию, хорошо ее знаю, и для эстонцев мы, русские, абсолютно чужая страна и оккупанты. Но грузин, которые тоже православные, которые исторически соединились с Россией, их никто никогда не завоевывал, события последних лет просто шокировали. В Цхинвали шестидесятых годов жило грузинское чиновничество, секретарь райкома и т.п. Жили армянские ремесленники (цхеки). Там располагалась резиденция раввината Закавказья, потому что прогрессивные князья Мачабели дали раввинам Закавказья такое право, какого никто другой не давал. Собственно осетин в Цхинвали жило мало, в окрестностях располагались как осетинские, так и грузинские деревни. Никакой бытовой враждебности, как между армянами и азербайджанцами, между грузинами и осетинами и в помине не было – и те и те православные. Заключались совместные браки. Азербайджано-армянские браки тоже случались, но это было выражением советского интернационализма, исторически же их отношения складывались непросто, а осетино-грузинские семьи всегда были широко распространены. И для них эта война – очень болезненный вопрос. Грузино-абхазский конфликт был индуцирован русской стороной, но, по крайней мере, он существовал исторически, а грузино-осетинский конфликт создан абсолютно искусственно, на ровном месте, просто из ничего. А теперь эта рана очень надолго.

Сегодня та молодежь, которая работает в гостиницах, ресторанах, заново учит русский, потому что туристическая клиентура в основном русскоязычная. Кстати, то же самое в Эстонии, где было полное отторжение русского языка, а когда хлынул туристический поток, все немедленно выучили русский язык – продавцы, официанты и т.п.

Считаю ли я Тбилиси своим родным городом? Вы знаете, да. Хотя я родился в Москве, на улице Щепкина. И бóльшую часть жизни я прожил здесь, но понятие родного города формируется скорее в возрасте от 0 до 18. Так что, конечно, Тбилиси – мой родной город. И Москва родной город. Мог ли бы я жить в Тбилиси? Да, конечно, мог бы. У меня нет каких-то психологических противоречий. Если бы Тбилисский университет сохранился в том виде, в каком он когда-то был, то я бы даже с удовольствием годик попреподавал там.

Автор текста: Блинкин Михаил Яковлевич, 28 сентября, 2017 г.