О Берлине

рассказывает Иван Болдырев, доцент департамента теоретической экономики факультета экономических наук.

Иван Болдырев

В Берлине хорошо, кажется, всем, он порой даже избыточно прекрасен, хоть я и видел собственными глазами людей, которые терпеть его не могут, но стоит ли мне верить? Тут сравнительно мягкий климат, много места, чистый воздух, низкие цены (были до недавних пор). Тут явно любят тех, кто делает новое. В Берлине нет и, вероятно, не будет центра – для каждого он свой. И даже такое множество центров постоянно куда-то смещается.

Собственно, если город и изменился за те пять с половиной лет, которые я тут провел, то, кажется, именно в этом смысле: какие-то места вдруг стали привлекать больше внимания, там заметнее, что люди не просто коптят небо и ночуют, а переделывают пространство вокруг себя. Скорость изменений разная: где-то моды меняются очень быстро, а иногда вымывание жизни длится десятилетиями. Это хорошо видно, если пройтись по Курфюрстендамм: некогда главная и самая оживленная улица безнадежно устарела, и, хотя в закусочных там по-прежнему вперемежку с национальными берлинскими хот-догами торгуют «Вдовой Клико» и трюфелями, такая роскошь кажется неуместной, от нее как-то неловко.

Но она тем не менее остается! Ведь в этом городе сосуществует множество разных реальностей и времен, еще не наступивших или забывших уйти: прусская культура, не знавшая разницы между социализмом и капитализмом; поздний отзвук «запада» в бывшем западном секторе – странном анклаве, который воплощал всю серьезность и нелепость холодной войны и вокруг которого любой частью света был «восток»; страшноватый советский быт этого самого «востока», еще сохранившийся под современными вывесками; новый и особенный космополитизм, очень важный для Берлина.

Что этот город значит для меня? Я попал, в общем, туда, куда хотел, и, по-видимому, в подходящем возрасте: коллоквиум Йозефа Фогля – это всегда очень вдумчивый разговор, быть может, даже слишком для меня интенсивный. Чтобы участвовать в нем, нужно изучить новый язык, и не просто немецкий (тут больших препятствий нет), и даже не только язык германистики, науки, которой в России очень мало и которая в версии Фогля выходит за пределы исследований немецкой словесности. Это специфический диалект мысли, задающий принципы рассуждения и общую систему координат, с авторами и школами, либо мне прежде неведомыми, либо прочитываемыми совершенно иначе. Он, этот диалект, и локальный, берлинский, и вместе с тем совершенно всемирный по тематике, составу собеседников (живых и мертвых) и способам размышления. Я даже почти не жалею о том, что решил писать диссертацию по-немецки, это удивительный опыт, пусть и самоубийственный с точки зрения карьеры и аудитории.

Здесь начинаешь по-новому относиться к бедности и неравенству. Сам Берлин – бедный город, живущий на дотации и доходы от туризма и только недавно начавший выбираться из общего восточнонемецкого запустения, когда консервативные немцы начали осознавать, что столица именно здесь. Тут темно, потому что на пышную иллюминацию средств нет, но наука и образование здесь в чести. Быть в Берлине студентом – счастье, потому что все как будто нарочно придумано для ученых и молодых: удобные библиотеки, где можно жить, мильон событий, научные и прочие знаменитости, которых встречаешь тут каждый день, безумная ночная жизнь и самая продвинутая музыкальная и клубная культура (мне она по разным причинам незнакома, но о ней все знают), дешевое жилье и прочие льготы в дополнение к бесплатному образованию, очень развитые практики социального участия (ты помогаешь, тебе помогают) и много чего еще. Если у тебя нет денег, но есть хоть какое-то занятие, ты не чувствуешь себя отбросом общества, оно помогает не терять достоинства, это очень заметно.

В Берлине несколько больших университетов и исследовательских центров, и естественное для столицы сосредоточение интеллектуальной жизни здесь приобретает какие-то немыслимые масштабы. Однажды друг пригласил меня на ужин в Берлинский институт перспективных исследований, где сам этими исследованиями занимался. Институт оказался богатым отелем с библиотекой и небольшим садом, захваченным очкариками, которые установили там свои правила: быть знайкой – привилегия, исследовательский талант ценится и поощряется, общество хочет, чтобы вы работали дальше и разговаривали друг с другом.

Я потом пригласил сам себя зрителем на камерную конференцию туда же и, как и на ужине, оказался среди тех, кого раньше только читал и цитировал. Удивительнее всего было видеть их, обитателей разных дисциплин, вместе. Наверное, Берлин этим и интересен: здесь собираются великие умы, чье присутствие придает академической жизни смысл. Летом благодаря отпускам, специальным стипендиям и семинарам их особенно много, не нужно никуда летать, они сами приезжают в гости. (Об одной такой летней встрече я сам узнал недавно – это ежегодное открытое заседание наблюдательного совета Эйнштейновского форума в Потсдаме, одного взгляда на состав этого совета достаточно, чтобы захотеть туда попасть.) В семинаре или на конференции всегда присутствует нечто дополнительное, не вычитываемое из книг, и это, вероятно, применимо к любой науке. 

Собственно немецкое академическое сообщество теперь тоже переселяется в Берлин. Раньше – и долгие годы – он не был научной столицей: несмотря на традиционно высокий уровень Свободного университета и TU, а равно и впечатляющие успехи Университета имени Гумбольдта (пережившего в начале 1990-х академическую чистку, прежде всего в социальных и гуманитарных дисциплинах), ведущие немецкие университеты в большинстве дисциплин до сих пор не в Берлине. Но секрет Полишинеля в том, что многие ученые, работая в других городах, живут теперь в столице. Скоростные поезда соединили страну, которая раньше, еще до своего разделения после войны, была очень фрагментированной и «распределенной», в том числе и в науке. Как и прежде, известные ученые работают в «провинциальных» университетах, тем самым упраздняя сам принцип академической провинциальности, этим Германия всегда была знаменита. Но провинциальность обычная, бытовая, увы, берет верх, и академики голосуют ногами. Только Берлин в выигрыше – ну и, быть может, немецкие железные дороги.

Куда пойти? Наверное, туда, откуда не захочется уходить, в Берлине таких мест много, и не все они хорошо известны. Например,  дворец Шёнхаузен в Панкове или Краузник-парк во дворах Митте, до которого и добираться-то не нужно, разве что знать потайную дверь. Вообще Берлин – самый пестрый немецкий город, и в смысле смешения народов, и как безумное соединение множества архитектурных стилей. Здесь чуть ли не каждый квартал обещает новый вариант существования. Буржуазная роскошь 70-х – в Шарлоттенбурге, населенном богатыми дамами и господами с золотыми браслетами и искусственным загаром; новостройки в стиле Чертанова – в Марцане; богатые пригороды с виллами и садами – в блистательном исполнении в Далеме и Груневальде; советские 50-е – вдоль Франкфуртской аллеи (нечто среднее между Ленинским проспектом и Крещатиком); трепет будущего десятилетия – в Кройцберге. Никто, побывав только в аэропорту (оба имеющихся весьма дрянные) и в Митте, не может утверждать, будто знает, что такое Берлин. Попадая в новый район, я всякий раз ловил себя на мысли, что приехал в другой город.

Конечно, я люблю берлинские книжные магазины, хоть и не покупаю больше книг. Помимо прекрасных больших и модных заведений вроде Walter König на Бургштрассе или qmоколо площади Розы Люксембург еще остались букинисты (хотя, наверное, скоро они будут доплачивать покупателям: цены не перестают снижаться, а ящики с отличными книгами, которые отдают даром, выставляются на улицах каждое воскресенье). Один такой любимый магазин – Handbestand на Брунненштрассе, где предлагают кофе и вообще торгуют скорее запахом книг, нежели ими самими. В других местах – например, в лавке имени Георга Бюхнерана Вёртерштрассе – тоже интересны не столько книги, сколько регулярные встречи с авторами, очень камерные и по-немецки серьезные, Non-fiction круглый год, будь у меня десять жизней, одну я бы точно потратил на такие собрания.

Берлин – город велосипедистов, ходят слухи, что центр скоро совсем закроют для машин и его окончательно захватят велосипеды. Тут везде есть парк, есть и озера, в которых действительно можно купаться, есть настоящий заброшенный аэродром, берлинцы отвоевали его у местных точечных застройщиков, чтобы запускать воздушных змеев. Несомненно, Берлин – город не только студентов и прочих академиков, но и детей с родителями, читателей «Нью-Йоркера», экоактивистов, энтузиастов фудшеринга и посетителей магазина одежды Extraveganz, обновляющих наш словарь.Наконец, Берлин – город памяти, когда-то стертый с лица земли. Само отсутствие древностей приглашает заняться прошлым. Мемориальная культура Берлина – чего стоят одни «камни преткновения» с именами убитых – и неостановимая, повсеместная историзация помогают вспомнить даже то, о чем мы на самом деле никогда и не знали, и не дают об этом забыть – никогда.

Читать 13 выпуск Географии Вышки

27 февраля, 2017 г.