О Нижнем Тагиле

рассказывает Александр Филиппов, заведующий лабораторией «Центр фундаментальной социологии», профессор Школы философии факультета гуманитарных наук

Я родился в Нижнем Тагиле в 1958 году. В самом конце 1974 года мы оттуда переехали в Москву. Я был там с тех пор два раза: зимой 1975 года на первые зимние каникулы в МГУ и еще раз семь лет назад. Просто воспользовался поездкой в Екатеринбург, чтобы буквально на несколько часов заскочить в родной город.

Мы жили в самом центре города, в двух шагах от драмтеатра, на главной улице. Почти все здания в городе, которые я помню, построены после войны, в 50-е годы или на моих глазах, и никаких архитектурных достоинств они не имеют. Есть исторические фотографии, есть сайты по истории города, сейчас можно узнать, как много было снесено после революции, но я говорю только о том, что сам помню. Исключение составляют старый комплекс демидовских зданий – бывшее заводоуправление и господский дом, старая церковь Александра Невского на берегу пруда, в мое время, естественно, закрытая и превращенная в склад, маленькая сторожевая башня на возвышающейся над городом Лисьей горе. Еще была старая демидовская больница, в мое время скорее опасные и соблазнительные руины. Сейчас она восстановлена, ее можно видеть в фильме «Приваловские миллионы». И еще было здание горного техникума, тоже очень старое, спрятанное в глубине парка. На свежего человека все это производит, по-моему, несмотря на отдельные интересные места, достаточно гнетущее впечатление, потому что кругом почти повсеместно одни типовые дома. Конечно, есть города и похуже в этом смысле, вообще без прошлого, но его и в Тагиле физически не так много. В последнюю поездку я заходил в свой двор, сделал несколько фотографий. И когда показывал их друзьям, ничего не знавшим о моей старой жизни, они не понимали, что там вообще можно было любить. Действительно, двор – каменный мешок в буквальном смысле слова. А сердцу не прикажешь.

Весь город работал на войну, это военный город. Степень этого вовлечения или включенности в войну я каким-то образом улавливал, но в то время не осознавал до конца. Кругом стояли памятники танкам и висели военные плакаты «Седой Урал кует победу», но я как-то не имел особого повода додумывать это до конца. Основным производством в Тагиле, которое чисто визуально доминировало над всем остальным, был, конечно, металлургический комбинат. У меня это до сих пор стоит перед глазами. Если выйти на наш балкончик и смотреть на север, то левее можно было видеть гору Высокую, которая изначально давала железную руду для старого тагильского завода и которую давно уже исчерпали. В наше время даже подходить к ней близко было нельзя, потому что там все разрыто и почва осыпается под ногами. Направо, на востоке, виднелся комбинат. Ржавые огромные тучи, все эти выхлопы, которые поднимались над ним, – довольно зловещее зарево и временами вонь от коксохимзавода. Слово «экология» тогда никто не произносил, но с экологией было довольно плохо.

Название «Тагил» переводится с мансийского как «еще вода» или «много воды». Типичное название, я вот только что узнал, что так же переводится слово «Мадрид». Жаль, что не знал в детстве. На небольшой реке Тагил для нужд железоделательного завода устроили огромный пруд длиной, по-моему, 14 км. Зимой можно было пройти по нему полтора километра и оказаться за городом в лесу. Еще до лыж отец вывозил меня туда на санках. Кажется, лучших фотографий, чем оттуда, с той поры у меня не было. В лесу было хорошо: прекрасные хвойные деревья, которые я до сих пор люблю больше всего. Все названия я помню. Если с берега пруда смотреть на юг, то подальше на западе была гора Голый Камень и гора Долгая, там теперь известный трамплин. На востоке, за прудом, – Корабельный мыс. Корабельный – потому что на нем когда-то росли роскошные сосны, спиленные на мачты, как говорят, еще при Петре. Лыжники уходили еще дальше, на десятки километров вглубь. Летом можно было далеко уходить на лодке. Без этого пруда, с тех пор как переехал в Москву, куда ни приезжаю, чувствую себя обделенным. Зима, лыжи, лодка и все остальное – то, от чего у меня навсегда осталось ощущение счастья.

На другой стороне улицы стоял горный техникум, довольно старое здание, про него сейчас пишут, что это старейшее на Урале учебное заведение, открытое по указу Петра, чуть ли не до официального основания города. Рядом с ним – большой, по моим детским понятиям, парк, который очень много значил в моей жизни. Начиная с младенческих прогулок с родителями и кончая первыми свиданиями в школьные годы, все проходило там. Моя школьная приятельница называла его «Булонский лес». Дальше, если двигаться на запад, можно было прийти в еще один большой парк, типичный парк культуры и отдыха провинциального города, с лодками, качелями и комнатой смеха. Был такой местный писатель из рабочих – Бондин, который умер в конце 1930-х годов. Его имя и носил этот парк. Из парка можно было выйти к комплексу зданий, оставшихся с демидовских времен. Одну часть занимал музей краеведения, а в другой части был горсовет. Музей я страшно любил, как большой патриот города. С огромным удовольствием разглядывал типичный набор – от костей мамонта до моделей всех изобретений, сделанных в Тагиле. Их было очень много. Достаточно сказать, что в Нижнем Тагиле был изобретен первый русский паровоз. Памятник изобретателям, отцу и сыну Черепановым, стоит на центральной площади, модель паровоза красовалась в музее, там же и модель первого велосипеда, сделанного Артамоновым. Предметом особой гордости был тагильский малахит. Ходили упорные слухи, что малахитовый зал в Зимнем дворце сделан из тагильского малахита. В бывшем господском доме в свое время нашли переписку семейства Карамзиных, которая касалась, в частности, обстоятельств дуэли Пушкина. Об этом есть рассказ Ираклия Андроникова «Тагильская находка». Его интересно читать и сейчас. Там и Тагил, и его архитектура выглядят совершенно иначе, чем у меня: роскошное описание особняков и улиц, или там, скажем, «город спит, небо пылает – это из домны пустили шлак». С большим вкусом описаны разные наши достижения, я все это знал, конечно, мог любому рассказывать часами и раздувался от гордости.

Была еще история с «Тагильской Мадонной», картиной, найденной во все том же особняке Демидовых, которую в 20-е годы Грабарь приписал Рафаэлю. Я помню, что картину, естественно, забрали куда-то в столицы, а взамен отдали нашему художественному музею много каких-то второстепенных картин из запасников, но уже потом оказалось, что это все-таки ошибка, и картину вернули в Тагил. Музей у нас хороший, специально выстроенное здание, надеюсь, ей там хорошо.

Может быть, есть маршруты поинтереснее, но если бы я сейчас предлагал пройтись по Тагилу, то сказал бы, что идти надо так. Город начинался от завода. Старый металлургический завод, перестроенный из демидовского, стоял рядом с плотиной и носил имя Куйбышева. Сейчас, насколько мне известно, там никакого производства нет, но старые домны все еще на месте. Имеет смысл дойти туда, посмотреть на эту плотину, на этот завод, на изгиб горного хребта над рекой в районе демидовского дома, перейти плотину по реке и подняться на Лисью гору к башенке – это не очень крутая гора и не очень тяжелый путь. И тогда оттуда можно увидеть практически весь город, большую часть пруда, горы, которые его окружают. Недаром там находилась сторожевая вышка. Оттуда можно спуститься вниз, к парку Бондина и музею, а уже потом двигаться на восток, пока не наскучит.

Моя школа была очень хорошей, «с преподаванием ряда предметов на немецком языке». В действительности почти ничего там на немецком не преподавали: не было специалистов. Но это не была еще «спецшкола» в более привычном понимании, как я помню, не для того она создавалась, чтобы рядовой советский человек мог при желании лучше знать немецкий. Там был другой мотив. Дело в том, что на Урал выселяли поволжских немцев. И в 1950-60-е годы в Тагиле жило много немцев, которые по закону имели право получать образование на родном языке. Правда, сами немцы, которые в то время еще никуда не уезжали, часто предпочитали хорошо знать русский, а не немецкий, потому что именно он открывал им дорогу в светлое будущее, но кто-то, наверное, хотел хотя бы отчасти приобщить детей к немецкому языку и культуре. Мы учились не только языку, причем со второго класса, но должны были уметь читать газеты. Еще была история немецкой литературы на языке и ежегодные конкурсы переводов. Переводили разное, но был чуть ли не культ Гейне, которого с удовольствием заучивали наизусть. Многие выпускники нашей школы стали довольно известными в своей профессии людьми. Из тех, кого я знаю, ни один не жалеет, что уехал из Тагила, но ни один не жалеет, что родился и вырос именно там.

Читать 12 выпуск Географии Вышки.

Автор текста: Филиппов Александр Фридрихович, 27 января, 2017 г.