Этика современного ученого

Роман Абрамов, доцент кафедры анализа социальных институтов НИУ ВШЭ

Академическая этика является формой профессиональной этики, принятой в научной и университетской среде и затрагивающей все ее заинтересованные стороны, включая исследователей и преподавателей, студентов, менеджеров и администраторов, вспомогательный персонал и даже в ряде случаев alumni.

Функция профессиональной этики заключается в нормативном регулировании деятельности членов профессиональных сообществ с целью поддержания доверия к профессии со стороны потребителей услуг, государства и общества. Проблема заключается в том, что в случае неработающей профессиональной этики накапливается критическая масса девиаций, складывающихся из отдельных нечестных поступков и недобросовестного поведения членов профессиональной корпорации, и, как итог, могут быть дискредитированы целые области знаний и профессиональной деятельности. Отсутствие доверия влечет за собой не только ущерб, наносимый доходам профессиональной группы, к которой перестают обращаться за услугами потребители, но и провал важных институциональных сфер жизни общества. Например, в России на протяжении долгого времени относительно низким доверием населения пользуются профессионалы, работающие в полиции и других правоохранительных органах, что стало следствием широкой практики неправомерных действий и коррупции с их стороны. В результате граждане стремятся по возможности снизить частоту контактов с полицейскими: в ряде случаев избегают обращаться в полицию, даже если являются пострадавшими или свидетелями преступления. Как результат, страдает все общество, в котором у преступника всегда есть шанс избежать заслуженного наказания из-за нежелания граждан сотрудничать с правоохранительными органами. Подобные примеры можно привести из сферы медицины, где недоверие к качеству и добросовестности врачей нередко приводит к попыткам самолечения и обращения к знахарям и лжелекарям.

Однако вернемся к академическому миру. Почему академическая этика является столь значимым и дискуссионным вопросом в мире науки и высшего образования? Причин этому несколько. Во-первых, наука и образование связаны с сущностно значимой для современного общества задачей производства и распространения научных знаний, качество которых формирует материальную и символическую основу для развития технологий, социальных отношений и культуры. Поэтому обществу важно понимание принципов создания и передачи знаний и доверия к социальному институту, занятому этой деятельностью. Во-вторых, значительная часть знаний и сопровождающих их обращение в академическом мире практик не поддаются ясному и эксплицитному описанию и структурированию, оказываясь в пространстве личного взаимодействия и неформальных отношений, но понимаемых и разделяемых членами сообществами правил и действий. Это связано с тем, что процесс научного творчества имеет ограниченные ресурсы для кодификации, и даже в естественных науках с их строгой экспериментальной основой далеко не все умения и знания могут быть однозначным образом описаны и интерпретированы.

Академическая этика появилась вместе с рождением первых университетов и выросла из корпоративной этики и правил поведения, которым следовали члены городских корпораций учащих и учащихся. Источником этой этики были религиозные установления и правила жизни профессиональных сообществ в средневековых городах и даже более ранние религиозные традиции. Позже, в Новое время, академическая этика базировалась на джентльменских кодексах чести и была связана с нормами поведения дворянского сословия и городской буржуазии. XX век существенным образом изменил ландшафт высшего образования и науки. Высшее образование и научные исследования перестали быть уделом немногочисленной интеллектуальной элиты, но стали массовым предприятием, в которое почти во всех странах оказалось вовлечена значительная доля населения. В этой ситуации выросли риски недобросовестного и нечестного поведения, а поэтому возникла необходимость в выработке детально проработанных правил поведения и этических норм для представителей академического мира. Так появились кодексы академической этики как развернутые, написанные строгим юридическим языком фолианты. Теперь во многих университетах обучение принципам академической этики является обязательным этапом допуска к преподаванию и научной работе.

Конечно, в современной научной деятельности существуют универсальные принципы научной этики, которой следуют добросовестные ученые и преподаватели. Эти принципы отражаются в формальных документах, принятых отдельными университетами или целыми профессиональными ассоциациями, – кодексах профессиональной этики или кодексах поведения профессионалах в конкретных организациях. Однако большинство этих принципов являются отнюдь не только формальными правилами, которым нужно следовать, чтобы не попасть под санкции со стороны университета, в котором работаешь. Академическое сообщество (международное и российское) имеет комплекс неформальных правил, традиций, установлений, которые нередко нигде не описаны и не проговариваются, но подразумеваются как само собой разумеющееся. Безусловно, плагиат, коррупция, использование доминирующей позиции в академической иерархии в личных интересах, подтасовка экспериментальных и любых эмпирических данных, дискриминация по какому-либо основанию и ряд других «грехов» академического мира не просто становятся объектом морального осуждения, но нередко ведут к исключению из академической профессии и даже судебным разбирательствам.

Другое дело, что универсальность этих правил не означает простоты их практической имплементации. Во-первых, несмотря на то, что академия является одной из самых глобализованных профессиональных сред, где существует тесная международная кооперация между учеными, опосредованная единой информационной средой, все-таки в нашем мире пока еще сохранилось множество культурных и институциональных контекстов, которые непросто свести к единому знаменателю. Например, в одних академических культурах отношения аспиранта и научного руководителя жестко регламентируются соответствующими юридическими правилами и неписаными законами рационализованного взаимодействия, а в других работает модель отношений мастера и ученика, унаследованная из средневековья и даже более ранней истории, и в этом случае неформальные взаимодействия принимают более широкий характер. Во-вторых, даже в практике работы ученых и преподавателей встречаются ситуации, имеющие пограничный характер, которые могут быть интерпретированы и как нарушение академической этики, и как ошибка или даже допустимое поведение ученого или преподавателя. Сам факт привлечения неодобрительного внимания коллег к возможному нарушению уже является значимым символическим наказанием для любого академического профессионала, и тем более важно подходить крайне внимательно и даже, можно сказать, деликатно как к расследованию подобных случаев, так и к их публичному обсуждению. В этой связи можно обратиться к жанру академического романа, большинство сюжетов которого как раз и построено на анализе подобных пограничных ситуаций.

Следует понимать, что академическая этика не является навязанным извне порядком вещей, а органически прорастает из жизненного мира профессионального сообщества, которое не может функционировать нормальным образом без доверия к его деятельности со стороны общества. Поэтому можно принять и сделать обязательными к исполнению самые строгие и самые подробные нормы профессиональной этики, но они не станут работать по-настоящему, если сообщество не принимает их как неотъемлемый элемент своей профессиональной жизни. То есть профессиональная этика и академическая этика служат не принуждению и репрессивному контролю за жизнью профессионалов, но наряду с наличием специальных знаний, системы специальной подготовки и сертификации являются необходимым элементом практической жизни, который превращает индивидов в сообщества, в данном случае профессиональные.

В российских университетах есть увлечение разработкой детализованных кодексов академической этики, что, вероятно соответствует глобальным тенденциям, однако здесь хотелось бы предостеречь от поспешного и административно инспирированного внедрения этих регламентов: еще раз подчеркну, что важно учесть сложившиеся этические практики и понять, что только принятые к действию самими профессионалами этические нормы станут работать, а не останутся громкими декларациями, какими, например, стал в свое время Кодекс строителя коммунизма.

 

Рубен Апресян, профессор, заведующий сектором этики Института философии РАН

Если говорить об этике науки, как и любой этике профессиональной деятельности, то вряд ли уместно ставить вопрос о национальной специфике. Этика в особом значении этого слова, как принципы деятельности, наднациональна. Другое дело – нравы, или этос, в том числе этос профессии. Здесь могут быть национальные особенности. Профессиональная, отраслевая или корпоративная этика возможны при условии наличия сообщества. Я не уверен, что можно говорить о российском научном сообществе, разве что в социологически-статистическом смысле. Несомненно, есть локальные, на уровне лабораторий, может быть, даже институтов, научные сообщества. Возможно, некоторые из них задают тон в своем чуть более широком, чем сами эти локальные сообщества, пространстве. Но не более того. Это проблема уже не этики (в выделенном выше смысле) и не науки, а общества в целом. Российское общество – атомизированное (даже не индивидуализированное), тотально маргинализированное и в этом смысле декоммунитаризированное – общество разрушенных сообществ в качестве признанных и институционализированных социальных агентов.

Наиболее очевидное проявление отсутствия научных сообществ – сонм липовых диссертаций, посредством которых расплодились ничтожные «ученые». Ну да, половина из этих ничтожных – чиновники-депутаты и коммерсанты. Но, во-первых, только половина. Во-вторых, без статусных ученых, из которых состоят диссертационные советы, потворствующих ничтожности, те не появились бы. Без соответствующих экспертных советов ВАКа, адаптирующих свои экспертные критерии под состояние околонаучной среды (говорю об этом, сам пробыв несколько лет членом одного из экспертных советов). О состоянии научной этики и ее потенциале в российской науке говорит и то, что исправлять сложившийся в этом деле порядок вещей взялись чиновники от науки, пусть политически правильные чиновники, но чиновники же. Усилия же отдельных ученых и общественных активистов по борьбе с ничтожными обладателями дипломов кандидатов и докторов наук ни диссертационные советы, ни научные институты в лице их ученых советов и директоров, ни чиновники и политики уровня принятия решений поддерживать не стали.

Еще раз подчеркну: научная деятельность симулируется не только людьми со стороны, которых, кроме диплома, ничто не интересует, но и людьми изнутри, посвятившими себя исследовательской и педагогической деятельности. Не так давно у нас появилось понятие «рецензируемые журналы», но вместе с этим понятием появилась масса журналов, преподносящих себя в качестве рецензируемых, которые представляют собой коммерческие предприятия и рецензирование поступающих статей в которых лишь изображается, в некоторых журналах оно просто машинизировано. Научными статьями стали называться опусы, по прежним меркам тянущие едва ли на тезисы. Авторы этих опусов признаются в качестве ученых, они сами себя всерьез считают учеными, они допущены к преподаванию, пишут учебники и т.д.

Интересна с точки зрения состояния научного этоса ситуация с попыткой реформы РАН и попытками противостояния ей. Правительство посредством этой реформы помимо всего прочего еще и разрушало, может быть, какое-то научное сообщество. Некоторые ученые пытались противостоять, демонстрируя факт как бы сообщества. Но сколько процентов ученых протестовало? И, наоборот, сколько институтов, сколько академиков отмолчалось! Это тоже показатель состояния научного сообщества и его этики, которая выражается не только в признании и исполнении принципов специальной научной деятельности, но и в профессиональном самосознании.

 Полагаю (т.е. это мнение, а не результат исследования), что нравы в российской науке переживают затяжной кризис вместе с российской наукой и вместе с российским обществом. В целом с точки зрения научной этики стало, как мне кажется, хуже – но только в том смысле, что существовавший в советской науке научный этос разрушился, а новый не народился. Тот этос был отнюдь не совершенным, а в ряде своих проявлений искривленным, если не сказать уродливым (в силу наличия идеологических факторов и опосредованного партийного контроля).

Если говорить о динамике развития данной проблемы в российской науке, то пока становится хуже в силу ряда причин:

- резкое снижение социальной значимости, социального статуса научной деятельности (что в первую очередь выражается в постыдно низкой оплате научного труда);

- признание в госструктурах наличия диплома об ученой степени в качестве основания для служебного роста, рост числа мнимых кандидатов и докторов наук;

- десциентизация государственного управления, которое фактически отказалось от использования разносторонней научной экспертизы при выработке политических решений;

- депрофессионализация научного сообщества, стагнация в его обновлении в 1990–2000-е вследствие крайне низкого притока молодежи в науку; разрыв поколений – разрыв традиций;

- спад уровня школьного и вузовского образования, волна которого уже докатилась до ученых и преподавателей: преподавателями и уже даже скороспелыми профессорами становятся студенты 2000-х, которые не всегда отдают себе отчет в ограниченности собственной образованности (сужу об этом как эксперт РГНФ по изменившемуся характеру слабых проектных заявок в РГНФ);

- ослабление процессов и процедур внутринаучной коммуникации;

- фактически отсутствие внутринаучных институтов критической рефлексии и горизонтального (peer-review) контроля.

Решение проблемы низкого уровня этики научной деятельности состоит в устранении этих факторов.

 

Антон Гуменский, преподаватель факультетов журналистики МГИМО и МГУ

Возможно, стоит следовать принципам персонажа из фильма Джима Джармуша «Пес-призрак: путь самурая». Там он постоянно читал кодекс бусидо и говорил, что когда все сложно и ничего не понимаешь, надо действовать проще. Если говорить о принципах, которым должна следовать наука, то они не вполне очевидны: формализовать их довольно непросто. Есть аспект данной проблемы, который лежит на поверхности, – это соблюдение таких важных формальностей, как оригинальность текста и ссылки на источники. Даже те, кто относится к научной деятельности абсолютно формально и бездарно, тоже признают, что правила – наличие оригинального текста, оригинального исследования и указание источников – являются необходимыми. Формально даже в их фейковых, пустых и бесполезных работах эти требования соблюдаются. Указываются ссылки на источники, пусть даже на какие-то безумные и даже несуществующие. Но к науке, как можно догадаться, это не имеет ни малейшего отношения. Все эти симулированные «методы исследования», «гипотезы», «положения, выносящиеся на защиту» и т.д. – это все то, что Ричард Фейнман назвал в 70-х годах карго-наукой, по аналогии с карго-культом.

С критическим же мышлением все, конечно, сложнее. Его как раз и формализовать, и подделать невозможно. Для любого научного текста, большого или маленького, является абсолютно необходимым наличие «открытия». Студенты мне постоянно говорят: «Это же просто дипломная работа, мы что, должны открытие совершать?» Да, конечно. Любая научная работа должна быть оправданна, любой научный текст должен содержать то, чего не содержат все остальные тексты. Пусть это курсовая, пусть это пост в «Фейсбуке». Критическое мышление и научная новизна – это то, что никак невозможно симулировать. Если этого нет, то работа – фальшивка.

Что касается динамики развития проблемы, то, на мой взгляд, в гонке вооружений между теми, кто подделывает тексты, и теми, кто эти тексты проверяет, преподавателями, пока проигрывают преподаватели. Постоянно появляются все новые приемы подделывания текстов, в частности, новые способы обойти «Антиплагиат». Сейчас я знаю несколько вузов, которые обращаются к программе «Антиплагиат» как к способу, с помощью которого аттестационная государственная комиссия может удостовериться в оригинальности представленной для защиты дипломной работы. Таким образом, на «Антиплагиат» перекладывается ответственность ‒ вплоть до того, что преподаватели говорят: «У нас есть в требованиях проверка на «Антиплагиате». Мы видим, что «Антиплагиат» оценивает текст как оригинальный, поэтому мы умываем руки. Мы сами больше не проверяем работы на предмет плагиата, мы выполняем требования: мы доверяем «Антиплагиату», поскольку нам сказано, что мы должны доверять «Антиплагиату». Этого достаточно. И дальше никто не задает вопросов об оригинальности текста. Это, конечно, сущее и абсолютное безобразие. Парадокс состоит в том, что если раньше на преподавателе, научном руководителе, оппоненте лежала хоть какая-то ответственность за то, чтобы проверить диплом на плагиат, то сейчас в связи с требованием использовать «Антиплагиат» в качестве инструмента вся ответственность переносится на «Антиплагиат».

Безусловно, необходимо развитие академического диалога в отношении этой проблемы. Академическому сообществу, включая Министерство образования и науки, стоит уделять ей большее внимание, привлечь к ее решению коллег из Диссернета, которые накопили уже большой опыт, людей из общественных организаций, работодателей, к которым завтра придут устраиваться на работу наши выпускники. Надо совместно обсуждать проблему плагиата, проблему поддельных дипломов, поддельных рефератов в частности и проблемы научной этики в целом. Необходимо обратить внимание на то, что сегодня многие выпускники вузов, которые затем получают ученые степени, за всю свою жизнь не написали фактически ни одной научной работы. Все это время они занимались копипастом, чистым плагиатом, умудрившись получить все необходимые документы о своем образовании, занять желаемые должности не только в государственном управлении и бизнесе, но и в академической среде.

Автор текста: Абрамов Роман Николаевич, 29 сентября, 2016 г.