Академическое чтиво

В этом выпуске о своих любимых художественных и научных произведениях, а также о книгах, полезных в преподавании, рассказывает профессор департамента социологии Санкт-Петербургской школы социальных наук и востоковедения НИУ ВШЭ, заведующий научно-учебной лабораторией «Социология образования и науки», академический руководитель образовательной программы «Социология и социальная информатика» Даниил Александров.

Художественная книга

У меня, конечно, много любимых художественных книг. Какие-то книги остаются любимыми с детства, например «Одиссея капитана Блада». Я способен ее перечитывать даже в своем возрасте. Но расскажу я о книге, которая может быть интересна читателям «Окон роста» и моим коллегам в Вышке. Это книга английского писателя Дэвида Лоджа “Small world”. Она переведена на русский (под названием «Мир тесен»), но я читал ее по-английски. Это действительно одна из моих любимых книг. Дэвид Лодж был профессором английской литературы в Бирмингемском университете, а как писатель известен серией книг об интеллектуальной и социальной жизни профессоров. В частности, “Small world” – книжка о путешествиях вокруг света с одной научной конференции на другую, на которых происходят интеллектуальные дебаты и при этом борьба за место под солнцем, славу, секс и все прекрасное, что есть в жизни.

Не помню, кто именно посоветовал мне почитать Дэвида Лоджа. Кто-то из коллег. Это случилось тогда, когда я уже начал преподавать в Соединенных Штатах, регулярно ездить на международные конференции. Так что вся эта академическая жизнь, где люди выступают с докладами и спорят о каких-то важных вещах, была мне к тому моменту еще внове, но уже хорошо знакома и понятна. А у Лоджа эта жизнь еще и очень смешно, умно и точно описана.

Дэвид Лодж прекрасный литературовед, поэтому книга богата интеллектуальным содержанием. Хотя ученые и те аргументы, которые они предъявляют, описаны немного сатирически, тем не менее это содержательные, серьезные аргументы. Например, там подробно обсуждается деконструкция. А параллельно одного из героев (у которого, кстати, есть реальный прототип – известный американский профессор, хотя с ним ничего подобного не происходило) похищают с целью запросить за него выкуп. И после освобождения этот герой говорит, что утратил запал по поводу дискуссии о деконструкции, потому что, с одной стороны, конечно, every decoding is another encoding, но в конце концов всех нас ждет смерть, которую уже нельзя декодировать. Он так говорит, потому что попал в лапы террористов и пережил какой-то экзистенциальный опыт. И этот аргумент в пользу реальности, когда смерть и обстоятельства, несущие в себе смертельную угрозу, предъявляют нам реальность в ее предельном виде.

Итальянские террористы, захватившие этого профессора, ошибочно полагают, что он женат на известной феминистке, получающей огромные гонорары за свою прекрасную книгу, и надеются, что она заплатит за него выкуп. А бывшая жена совершенно не собирается ничего за него платить, потому что она не для того рассталась с этим парагоном маскулинности, чтобы еще и платить за его возвращение. Так что все течения того времени представлены в полный рост с большой дозой сатиры, и при этом герои книги с их недостатками вам лично как читателю необычайно симпатичны, и вы узнаете в них себя.

Собственно, эта книга и любима мной прежде всего потому, что она очень смешно и верно описывает мою собственную жизнь ученого, который всю жизнь преподает в высшей школе. Мой отец – ученый, и я вырос среди людей науки. Поступив в 45-й интернат, физико-математическую школу при Ленинградском университете, я сам стал участником академической жизни и уже в школе писал какие-то первые научные работы. Кто-то остроумно заметил, что наука – это способ существования ученых тел. Я живу этим с юности.

Уверен, что каждый из моих коллег в Вышке, кто прочитает эту книжку Лоджа, в чем-то узнает себя и свою жизнь, когда человеческие страсти причудливо перемешиваются с интеллектуальными аргументами и научная работа несет на себе индивидуальный отпечаток человеческой личности и стиля жизни. Словом, это очень хорошая книга про академический мир и жизнь в нем.

Академическая книга

Здесь я хочу рассказать о двух совершенно разных книжках. Одна – книжка моего детства, «Охотники за микробами» Поля де Крюи. В ней собраны рассказы об ученых и медиках, посвятивших свою жизнь изучению микробов и бактерий: Луи Пастера, Роберта Коха, Эмиля Беринга и других. Рассказывается о том, как они искали причину холеры, малярии, желтой лихорадки, создавали вакцины и сыворотки. И эта научная, по-настоящему сложная работа описана необычайно увлекательно, практически как детектив. И больше всего увлекает в этой книге именно восторг научного поиска.

Эта книга оказала огромное влияние на всю мою жизнь, в частности повлияла на то, что я пошел учиться биологии. Микробы и паразиты не видны простому глазу, их нужно отыскать. До сих пор в науке мне нравится именно этот восторг поиска. Если у меня нет ощущения того, что я сейчас открою что-то такое, что не видно невооруженным глазом, то и нет особого желания этим заниматься. В продолжение многих лет, занимаясь экологией, я изучал сообщества морского дна, которые нам не видны. Я получал особое удовольствие от сознания того, что все плывут по поверхности моря, а я при этом знаю, что там внизу. Идем вдоль пруда, и все видят только поверхность пруда, а я еще знаю, кто там живет. Мне всегда нравилось рассказывать об этом студентам. Моей задачей как преподавателя полевой практики было усадить студентов вокруг лужи, чтобы они попытались найти в ней кого-то живого. Вот мы идем по дорожке, видим лужу. Я всех останавливаю, опускаю на четвереньки вокруг лужи, и они ищут личинок комаров. А могли просто пройти мимо и ничего не заметить.

Так было и с историей науки. В истории мне также нравилось открывать что-то, о чем люди не догадываются. Докапываться до деталей, которые позволяют увидеть все в ином свете. И то же самое в социологии. Мне везде хочется найти что-то такое, что не видно глазу простого наблюдателя. Это как охота: вы, словно охотничья собака, идете по следу, который виден только вам, потому что у вас есть чутье, которым вы ощущаете искомую цель. Если этого восторга поиска нет, то, по-моему, и науки нет, а есть какая-то понятная возня, когда нужно отчитываться о потраченных деньгах, публиковать какие-то, вообще-то говоря, никому особенно не нужные статейки, желательно в журналах высокого квартиля, и так далее. Другое дело, если вы действительно нашли что-то стоящее, что-то открыли и, как на охоте, принесли домой трофей. Охота – для меня просто метафора, и я не охотился со своих студенческих лет юного натуралиста, но метафора очень точная. Так что своим студентам я стараюсь привить это ощущение восторга от научной работы.

Сейчас нам стоит вспомнить книгу «Охотники за микробами» в связи с эпидемией коронавируса, потому что то, как люди сегодня, работая в больницах, открывают тайны этой болезни, похоже на рассказы о врачах из книги моего детства. Когда-нибудь о работе ученых и врачей при пандемии коронавируса напишут такие же увлекательные книги. Так что, дорогие коллеги, дайте своим детям прочитать книжку Поля де Крюи «Охотники за микробами». Может быть, прочитав ее, они станут учеными. В любом случае это будет для них очень увлекательное чтение.

Другая книжка, о которой я скажу, в каком-то смысле совершенно противоположна первой. Это сборник статей русского литературоведа Юрия Николаевича Тынянова, изданный под названием «Поэтика. История литературы. Кино». Он был подготовлен Александром Павловичем Чудаковым, Мариэттой Омаровной Чудаковой и Евгением Абрамовичем Тоддесом, и комментарии в нем составляют примерно треть книги. Я прочел ее, как только она вышла, в 1977 году, будучи студентом университета. И, как ни странно, эта филологическая книга явилась для меня, юного биолога, уроком сразу в нескольких отношениях.

Во-первых, я обнаружил, как увлекательна история литературы, история мысли, история интеллектуальной жизни. Мне было совершенно понятно все, о чем пишет Тынянов. То, как он представляет жизнь литераторов и эволюцию литературы, было созвучно тому, что я понимал в биологии. Тынянов описывает развитие литературы как развитие внутренних форм, отчасти связанных с развитием поколений, с конкуренцией. Это представление о том, что внутренняя эволюция литературы связана с поколенческой и конкурентной динамикой интеллектуального и литературного сообщества, потом нашло отражение в моих собственных исследованиях по социальной истории. Зимой 1990/91 года я впервые оказался в Чикаго, и после моего доклада Шейла Фицпатрик спросила меня: «Ну а вот идею о поколениях русских ученых вы, наверное, взяли из такой-то моей работы?» И я смущенно ответил: «Простите, профессор, но я ее не читал». – «А откуда же?» – «Из Тынянова». И я помню до сих пор, какое это вызвало удивление: при чем тут русский формализм и Тынянов? Дальнейший разговор, если вдуматься, определил всю мою будущую жизнь, потому что в итоге она пригласила меня прочесть курс в Чикагском университете, и это создало мне академическую репутацию.

Можно было бы долго рассказывать, как на мои работы историка и социолога повлияли работы Тынянова, например статья «Ода как ораторский жанр». В социальную историю науки, а потом и в социологию я пришел через то, что когда-то усвоил у Тынянова. Но важно отметить и другой важный урок книги 1977 года.

Другой урок заключается в том, что Александр Павлович Чудаков и его соавторы написали выдающиеся комментарии, которые были образцом нейтральной умной исторической мысли, при том что на дворе стоял 1977-й, застойный год. Писать правду про 1920-е годы было трудно. Но они сделали это и остались честны, не высказывая никаких политических суждений и не прибегая к какому-то эзопову языку. Это тоже произвело на меня сильное впечатление. Я получил урок того, как вообще можно работать, писать и думать. Позже Сергей Сергеевич Аверинцев так и написал где-то, что комментарии Чудакова были образцом честности в ту эпоху. Это, вообще говоря, важные образцы для нас всех, потому что всякая эпоха в чем-то сложная, и во всякую эпоху легко быть интеллектуально нечестным. И при тоталитаризме, и при демократии. Потому что общее мнение – это одно, а интеллектуальная честность – другое, она требует некоторого усилия. Я не могу сказать, что рекомендую всем прочитать эту книгу, но тому, кого увлекает история литературы или история мысли, будет интересно почитать работы Тынянова и подержать в руках зеленый томик под названием «Поэтика. История литературы. Кино».

Книги и студенты

Здесь скажу о двух книжках, которые легли в основу моих семинаров со студентами. Собственно, когда я понял, что я могу делать с этими книжками, то перестал читать лекции, а стал вести семинары, на которых мы обсуждаем задачки, возникающие по прочтении отдельных глав и статей. Студенты, которые ездили на учебу за границу, не раз говорили мне, что такого рода семинары готовят их к обучению за рубежом, адаптируя к современной образовательной системе, существующей в Европе и в Штатах, в отличие от обычных и традиционных лекций. Итак, две книжки.

Первую написал Юн Эльстер, она называется “Explaining Social Behavior: More Nuts and Bolts for the Social Sciences”. В русском переводе – «Объяснение социального поведения. Еще раз об основах социальных наук», а на самом деле – «Болты и гайки для социальных наук». Хотя эта книжка довольно сложная, она прекрасно тренирует ум в отношении элементарных конструкций в социальных науках. Мы все используем сложные теории, а из чего мы их собираем? На самом деле они состоят из «болтов», «гаек» и других простых деталей, которые надо соединить друг с другом. Юн Эльстер – философ, немножко полемист и очень хороший писатель. Но помимо того, что эта книжка хорошо, увлекательно написана, она для меня имеет огромное значение еще и потому, что она не про социологию, не про политическую науку и не про экономику, а про социальные науки в целом, про то, какие «болты» и «гайки» в них используются.

Это очень важно, потому что проблемы, которые мы изучаем, не социологические, не политологические и даже не экономические. Это проблемы нашей окружающей жизни, в которой все перемешано. В этом смысле я, вообще, меньше ассоциирую себя с социологией, чем с социальными науками в целом. Еще будучи социальным историком, я считал себя социальным ученым. И эта книжка учит тому, что все дисциплины, разделяемые нами по департаментам, в действительности имеют общие основания. Собственно говоря, это и есть те основы, которые надо преподавать студентам.

У меня с Юном Эльстером связано смешное личное воспоминание. Во время моей первой поездки в США в 1990/91 году я познакомился с коллегой, философом и историком науки из Университета Осло Нильсом Ролл-Хансеном, и был приглашен им на несколько дней в Норвегию. Я приехал, и в один из дней Нильс Ролл-Хансен позвал меня на обед со своим однокурсником, и этого человека звали Юн Эльстер. В то время я не имел ни малейшего представления, кто это такой, то есть весь обед прошел для меня замечательно бессмысленно в этом отношении. Но я помню, как мы разговаривали про Париж времен студенческой революции, про его увлечение философией, марксизмом, Раймоном Ароном. Это я запомнил, потому что он яркая личность. И какое-то время спустя до меня дошло, с кем я обедал. С одним из самых известных, самых плодотворных современных социальных философов, почетным профессором Коллеж де Франс, вообще просто выдающимся человеком.

Другая книжка тоже написана человеком, которого я знаю лично. У меня даже есть статьи в соавторстве с ним. Это профессор Нью-Йоркского университета . Книжка, о которой пойдет речь, написана им в соавторстве с профессором и называется “Theory Construction and Model-Building Skills”. И это тоже книжка не по социологии, психологии или политологии, а про то, как конструируют теории и строят модели в науках о человеческом поведении. Мы все – экономисты, политологи, психологи – пытаемся изучать, как люди поступают в разных ситуациях. У нас есть разные способы для этого. Мы собираем какую-то информацию о человеческом поведении и пытаемся вокруг этого строить массу всяких теорий и моделей. Джэккард и Джейкоби сумели написать что-то вроде учебника о том, как это нужно делать – строить теоретические конструкции в науках о человеке.

Какие-то разделы этой книжки универсальны для всей науки, для науки вообще. Например, раздел о том, что такое мысленный эксперимент в науке о человеческом поведении, когда мы закрываем глаза и думаем, как люди будут себя вести в таких-то случаях. В юности я прочитал книгу Анатолия Ахутина о мысленном эксперименте в физике, и это тоже была книга, которая оказала на меня большое влияние. Галилео Галилей строил науку на мысленных экспериментах, и это универсальное средство теоретической мысли.

Книга Джэккарда прекрасно показывает, что у наук о человеческом поведении те же самые основания, что и у естественных наук. И их можно так же преподавать. И так же учить людей теоретически думать, связывая теории с какой-то реальной эмпирикой. В рамках теоретического курса, который я читаю студентам, я объясняю им, что теория – это практическое действие по увязыванию разных теоретических понятий в единую систему и привязке теоретической системы к эмпирическим данным. Вместо того чтобы читать им лекции о разных красивых теориях, я просто должен научить их строить теоретические конструкции. Ведь бессмысленно же учить людей водить машину в виде лекций. Нужно посадить их за руль и дать им попробовать ехать, не попав первым делом в канаву. То же самое – теоретическое конструирование и построение моделей.

2 июня, 2020 г.

Окна роста