Калужская область

Александров Даниил Александрович

Заведующий научно-учебной лабораторией «Социология образования и науки»

Савельева Светлана Сергеевна

Заместитель заведующего научно-учебной лабораторией «Социология образования и науки»

Ходоренко Дарья Константиновна

Аналитик научно-учебной лаборатории «Социология образования и науки»

Лаборатория социологии образования и науки, в обиходе называемая СЛОН, провела в 2018 и 2019 годах две экспедиции в Калужской области. Для СЛОНа студенческие полевые практики – традиция, которая начинает свою историю с полевого выезда почти на все лето в поселок Сосново (Ленинградская область) в далеком 2006 году. Тогда для Вышки это был уникальный опыт, а на сегодня – стандартная и популярная форма научной работы в разных кампусах и на разных факультетах.

Школы, люди и поселения

К моменту первой экспедиции лаборатория уже занималась масштабным проектом по изучению школьного климата в школах Калужской области. В ходе работы над проектом мы опросили 27 тысяч подростков. При поддержке Министерства образования Калужской области с 2016 по 2019 год мы провели три волны опроса всех местных школ, кроме самых малокомплектных. Так что у нас уже был большой массив данных, описывающих жизнь региона с разных сторон. Экспедицию мы рассматривали как важную возможность соединить опросы и качественную картину жизни школ, увидеть города и поселки, поговорить с подростками, родителями и учителями – так сказать, столкнуться с живой реальностью, людьми и их историями. Замысел удался. Участники экспедиции в поле кропотливо собирали информацию об отношениях между учениками и взрослыми, буллинге в подростковой среде, адаптации иноэтничных учеников, интересах подростков и в целом о жизни поселений. Так результаты строгого статистического анализа, проведенного до поездки, дополнились историями людей о том, как все устроено.

К выездам готовились всерьез. Вместе со студентами мы знакомились с Калужской областью: собирали данные об особенностях экономики в регионе, транспортной системе, разведывали последние новости и изучали местные группы во «ВКонтакте». Студенты делили между собой города и поселки, собирали о них самую разную информацию, даже проводили целые расследования. Вскоре некоторые из этих мест становились для них «как родные»: у нас были нешуточные бои за населенные пункты, которые следовало выбрать для посещения. Конечно же, невозможно обойти и объехать все 30 тысяч квадратных километров Калужской области за две недели, поэтому мы тщательно отбирали места, в которые собирались отправиться, чтобы искать там школы и школьников.

Чтобы вооружиться социологическими очками, мы читали и обсуждали научные статьи, слушали доклады и презентации о тех проблемах, которые собирались изучать в экспедиции. Общими усилиями составляли гайды интервью с вопросами по каждой из наших исследовательских тем. Студенты придумывали, как задавать вопросы, чтобы выяснить, например, чем в представлении школьников шутка отличается от буллинга.

Поездки в Калужскую область отличались от наших предыдущих экспедиций, которые имели учебно-научные цели и были посвободнее в плане задач и тем. Теперь у нас возник очень жесткий план работы, а дни были расписаны буквально по минутам: когда и какие населенные пункты и школы мы должны посетить, в какие даты должно быть промежуточное и итоговое обсуждение результатов, сколько дней отводится на сбор интервью, сколько – на сбор дополнительных интервью и т.д. Первые дни идут по плану, а потом план корректируется, но к этому времени все уже втягиваются в работу, и проблема координации отпадает.

Главное – всем было по-настоящему интересно и общение с людьми, и решение исследовательских задач. Такой интерес и внутренняя мотивация многократно облегчают координацию всей работы. Каждый раз мы удивляемся, насколько студенты вовлекаются в полевую работу, как много трудятся, их не надо заставлять что-то делать, а при жестком графике иногда приходится настаивать, чтобы они отдохнули. Полевая жизнь не оставляет участников равнодушными друг к другу и к местным жителям, нередко у них возникает положительная идентификация с местностью и местными сообществами.

Обе экспедиции были устроены так, что коллектив проживал в таком месте, откуда каждое утро удобно было разъезжаться в разные стороны. В первый раз наша база была в городе Кондрово, второй раз – в Калуге. Оба раза мы использовали общественный транспорт, а еще у нас был личный автомобиль, что иногда очень выручало. Во время второй поездки министр образования Калужской области выделил для нас школьный автобус. Благодаря этому мы смогли посетить школы в удаленных селах и городах. Оказываешься в каком-нибудь Коростелево, а там на улице даже изредка не видно никого из прохожих, зато гнезда аистов – почти в каждом дворе. У многих студентов не было и, быть может, не будет больше случая заглянуть в такие уголки России.

За день нам удавалось посетить по три-четыре школы. Заезжали в поселок, высаживали исследовательский десант и отправлялись дальше по маршруту. Через несколько часов водитель собирал всех участников обратно в автобус. В каких-то школах нас принимали с улыбкой, обедом и чаем с бутербродами. Однажды мы обнаружили себя за накрытым столом второй раз за короткий промежуток времени – пообедали в одной школе и приехали к столу в другой. Отказывать было неудобно, да и студенты всегда были не прочь подкрепиться. Из одной из школ уезжали с целым мешком пирожков.

Бывало и так, что в школах к нашей экспедиции относились с откровенным недоверием, опасались, думали, что мы то ли государственные проверяющие, то ли американские шпионы. В одной из школ не разрешили даже прогуляться по коридорам и осмотреться. Всегда полезно посмотреть, есть ли стенгазеты, чему они посвящены, понаблюдать за тем, как школьники ведут себя на переменах. Случайных учеников на интервью нам в таких школах «не давали». Как правило, мы просили первого и последнего из списка в классе – тогда получается случайный отбор респондентов. Но доводилось сталкиваться с ситуациями, когда даже после настойчивых просьб о первом и последнем по списку на интервью к нам приходили ученики в белых выглаженных рубашках и черных начищенных туфельках, и становилось ясно: здесь специально готовились к нашему приезду и заранее назначили ребят для интервью. Это заставляло нас еще внимательнее относиться к такой школе и всем собранным в ней данным, перепроверять заполнение анкет и пр.

Что полезного мы узнали в экспедиции

Важной задачей экспедиции было провести содержательную оценку нашего опросного инструмента по измерению различных компонент школьного климата. Для работы в экспедиции были отобраны школы с контрастными показателями (уровень агрессии, численность детей мигрантов, отношения с учителями и др.), и в них мы провели интервью с директорами, учителями и учениками. Мы просили директоров и завучей оценить итоги нашего отчета по результатам анкетирования: насколько графики и описания совпадают с их представлением о действительности. Если по результатам опроса мы видели резко отличные друг от друга классы и параллели, то расспрашивали педагогов, с чем, по их мнению, это может быть связано. Инструмент оценки социально-психологического климата школы сработал превосходно: данные опросов в значительной степени подтверждались рассказами учителей и школьников.

Другой нашей задачей было изучение связки школьного климата и условий, в которых работает школа, то есть социально-экономического состояния населенного пункта и его жителей. Мы обнаружили, насколько велико различие локальных контекстов, в которых школы функционируют. В частности, было хорошо видно, что огромное значение имеет стабильность социальной среды – большее, чем просто показатели экономического благополучия.

К примеру, был кейс, в котором школа и окружающее ее поселение изолированы от остальной городской территории, завод в поселении продолжает действовать, и работники завода всегда проживают поблизости. Новые жители появляются редко, а если приезжают, то целыми семьями, с образованными и воцерковленными родителями, которых привлекает наличие большого монастыря по соседству. В таком устойчивом контексте школа не испытывает серьезных проблем.

Но есть населенные пункты, в которых за последние годы резко изменилась ситуация: например, закрыли военные части, и в поселок хлынул поток новых жителей, привлеченных дешевым жильем и открывшимися поблизости производствами. Школа оказалась не подготовлена к работе с новым контингентом учащихся, так как привыкла работать в условиях высокой дисциплины и получать хорошие результаты благодаря поддержке родителей. Новые условия в виде большого числа детей мигрантов и неблагополучных семей оказались серьезным вызовом: работники школы не знают, как работать с таким контингентом, не желают терять былой «статус» школы. Переходная ситуация порождает на всех уровнях конфликты, о которых сотрудники школы рассказывают неохотно.

Некоторые школы работают с большим числом иноэтничных семей уже давно, так как в их поселения миграция пришла десятилетия назад. Здесь работники школы не только открыто формулируют проблемы, с которыми сталкиваются, но и делятся своими приемами и подходами в работе с детьми мигрантов. Они готовы обсуждать и свои успехи, и свои сложности, и пути их преодоления.

Еще один важный фактор в жизни школ – это низкая родительская вовлеченность в эту жизнь. Отчасти эта проблема обусловлена маятниковой внутренней трудовой миграцией. Из-за близкого расположения Москвы и Калуги наблюдается отток взрослого населения на заработки из небольших населенных пунктов. Нередко случается так, что один или оба родителя уезжают на работу на всю неделю, и дети остаются под присмотром близких родственников. Отсутствие родителей плохо сказывается на социально-психологическом климате школы.

Полученную нами информацию об устойчивых и транзитных состояниях населенных пунктов, равно как и о роли маятниковой трудовой мобильности, невозможно получить из опросов школьников или из социальных паспортов школ. Чтобы обо всем этом узнать, надо приехать, поговорить с учителями и учениками, а может, и с родителями. И тогда открывается информация, которая позволяет не только уточнить результаты опросов, но и сформулировать новые гипотезы и направления исследований.

Мы увидели воочию и роль педагогов в формировании климата школы, еще раз подтвердив качество измерений с помощью разработанного опросного инструмента. То, как взрослые выстраивают ежедневное общение с учениками, сказывается на уровне агрессивности школьной среды. Если учителя в школе делают грубые замечания, кричат на детей, это отражается на желании посещать школу, ходить на уроки. В школах, в которых, по нашим измерениям, желание посещать учебное заведение было очень низким, мы наблюдали ситуации агрессивного отношения учителей к ученикам.

В этих же школах возникали трудности с доступом к подросткам для интервью, отчетливо ощущался чрезмерный контроль надо всем, что происходит. Порой директор считал нужным присутствовать на интервью с завучем или классным руководителем. Агрессивное поведение взрослых сказывается на состоянии учеников, и в таких школах агрессия становится нормой поведения.

Вместе с тем почти в каждой школе есть человек, к которому дети обращаются за помощью в трудной ситуации в семье и в классе, идут делиться проблемами и радостью. Роль такого эмпатического взрослого часто выполняет социальный педагог, педагог-организатор, психолог, но иногда и какой-то учитель-предметник. Доверительные отношения у учеников складываются чаще с молодыми работниками школ независимо от их специальности и обязанностей в школе. Наличие таких взрослых неоценимо для поддержания социально-психологического благополучия детей.

Зачем вообще нужны студенческие экспедиции

Наши экспедиции ориентированы на младшие курсы – это для них настоящее введение в социологию. На практику выезжают и старшие, опытные студенты, которые уже работают в лаборатории, однако главная задача – рекрутировать в науку совсем зеленых ребят, которые получают возможность посмотреть, что такое наука в действии. В экспедициях проходят семинары, совместные рабочие совещания, создаются команды из людей, имеющих опыт полевой работы, и из новичков, у которых такого опыта нет. После каждого полевого лета к лаборатории присоединяются новые стажеры-исследователи и волонтеры, которым интересно заниматься наукой.

В таком тесном общении осуществляется связь поколений: руководители и студенты участвуют в семинарах и ежевечерних рассказах о прошедшем полевом дне, студенты устраивают посиделки друг с другом, к нам приезжают гости – социологи и политологи, молодые ученые и профессора или просто интересные знакомые. Благодаря тесному общению навыки и знания передаются не абстрактно-аудиторным путем, а из рук в руки. Наука – это вообще практическое дело с огромной долей неявного знания (tacit knowledge), и если в физике и химии такое знание передается в лаборатории, то в социологии нужны совместные экспедиции и полевые практики.

Поскольку в наших экспедициях все время идет теоретическое обсуждение, люди учатся тому, что социология – наука аналитическая. В поле мы ищем ответы на вопросы, которые сформулированы на теоретическом языке. И студенты учатся мыслить теоретико-эмпирически, то есть сопрягать теоретические схемы и эмпирику, получаемую в полевых наблюдениях. Это тоже навык хотя и когнитивный, но совершенно практический, подобный координации рук и ног при вождении автомобиля, и если его не тренировать долго и упорно, то он не возникнет. Молодому социологу нередко может казаться, что он занят наукой, а на самом деле он просто совершает беспорядочные интеллектуальные манипуляции с неопределенными понятиями и невнятными данными.

Совместная научная деятельность в экспедиции, как и в любом исследовательском проекте, должна быть связана с непрерывной координацией теории и эмпирики. Социология в этом отношении не сильно отличается от других наук. Совместная работа и обучение в химической лаборатории при изучении качественного и количественного анализа – это практическое освоение того, как действия с каплями жидкости или изменения цвета раствора связаны со структурой молекул. Если феноменологически описывать капли или рефлексивно описывать свой опыт капанья при титровании, то химии никакой в этом нет и не будет. Так и с социологией. Если не научить студентов видеть теоретические конструкты в хаосе жизни и беспорядке собранных данных, то нет и никакой социальной науки.

В современном массовом образовании разрыв между аудиторным освоением теории и практикой сбора данных одиноким студентом для своей курсовой или выпускной работы имеет катастрофический характер. В этих условиях никакого правильного навыка занятий наукой не вырабатывается, а только образуется в голове коктейль каких-то теорий, никак не связанных с описанием данных. При этом студенты легко усваивают спасительные формулы и называют свои размышления над интервью «облегченной процедурой grounded theory», а пересказ наблюдений – «феноменологическим описанием». После тренировок в экспедиционном поле такой невнятности у наших студентов-социологов становится меньше.

Помимо тренировки исследовательского ума, есть еще и обретение социального опыта общей научной жизни в экспедиции. Немаловажно то, что экспедиции – дело коллективное, а в нашем случае еще и волонтерское и веселое. К нам в лабораторию на первом-втором курсе попадают все желающие. И в экспедиции тоже едут практически все желающие. Совсем не все из них потом останутся и будут заниматься наукой: попробовали – не понравилось, и хорошо, что сразу поняли, что и как. Кто-то из студентов настроен просто хорошо учиться, получить диплом и пойти работать, а жизнь в науке требует бо́льшего.

Заниматься наукой надо весело. И коллективные полевые работы во всех науках, от геологии до археологии, – это веселое дело, организованное вокруг науки. Если не будет веселья и тусовки, то и науки не будет никакой. Если тусовка перестает быть организована вокруг важной и трудной науки, то она, оставшись сама по себе, быстро теряет в привлекательности и веселье.

29 декабря, 2022 г.