• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Антуан де Сент-Экзюпери и Сергей Довлатов, Наталия Автономова и Александр Якимович

Елена Хромова, Анна Суворова и Елизавета Смирнова о любимых и интересных книгах

Библиотека Школы дизайна НИУ ВШЭ / Митя Лялин / ВШЭ

Художественная книга

Елена Хромова, приглашенный преподаватель департамента иностранных языков факультета социально-экономических и компьютерных наук пермского кампуса НИУ ВШЭ

Действительно, сложно выделить какое-то одно произведение. Но тем не менее прежде всего вспомнилась повесть-сказка Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц» (1943).

Антуан де Сент-Экзюпери является не только классиком французской литературы, зачастую его называют и главным ее романтиком. Это становится очевидным после знакомства с разными его произведениями, а тем более со сказкой-аллегорией «Маленький принц». Как известно, Сент-Экзюпери был не профессиональным писателем, а замечательным летчиком. Но такие его произведения, как «Планета людей» (1939), «Ночной полет» (1931), «Военный летчик» (1942), несомненно, относятся к лучшим образцам французской литературы ХХ века. Сама личность и судьба этого человека диктуют необходимость знакомства с его произведениями.

Так случилось, что с раннего школьного возраста мне довелось близко познакомиться с французской литературой. Учась во «французской» школе, изучая этот язык с первого класса, я уверенно приобщалась к произведениям французской литературы. С «Маленьким принцем» Антуана де Сент-Экзюпери, конечно же, впервые познакомилась в школе на уроках французского. Казалось бы, детская сказка с забавными картинками… Но как раз сказки сам Экзюпери считал «единственной правдой жизни». И значение этого произведения не затмило последующее изучение других шедевров французской литературы, с которыми пришлось близко познакомиться (в том числе в оригинале) как в годы студенчества, так и в процессе профессиональной деятельности. Наоборот, жизненный опыт только подчеркнул мудрость этой книги, ее жизнелюбивый посыл, вечность поднимаемых проблем. Любовь и верность, долг и ответственность делают эту книгу актуальной для разных поколений: совсем маленьких читателей притягивают выразительные яркие иллюстрации, выполненные самим автором, подростки благодаря этой книге могут попытаться понять мир взрослых, а взрослые, перечитывая знакомый текст уже с детьми или внуками, часто смахивают слезу, вспоминая, что «все мы родом из детства».

Российская государственная детская библиотека

Многие мотивы этой философской сказки встречаются в других, ранее написанных произведениях писателя. Явные параллели прослеживаются с одним из сюжетов романа, получившего Большую литературную премию Французской академии, – «Планета людей». Это история вынужденной посадки самого писателя, военного летчика, и его механика в пустыне.

Именно в пустыне ведь и происходит встреча пилота и Маленького принца.

А тема ответственности человека (вспомните: «Мы в ответе за тех, кого приручили») присутствует уже в повести «Ночной полет». Во многих произведениях Экзюпери прослеживается его собственная жизнь и судьба военного летчика, ежеминутно ставящая его в экстремальные условия. Это все приводит пилота к поиску и осмыслению понятий, значимых и необходимых для жителей «планеты людей».

Наверняка читатели «Окон роста» хорошо знакомы с историей путешествия главного героя от звезды к звезде, с теми персонажами, которых он встречает, а также с персонажами, с которыми он знакомится на Земле… Но если они прочли книгу в детстве, рекомендую перечитать. Ведь, взрослея, мудрея, понимаешь ее глубину, удивляешься очевидности непреложных истин человеческих отношений. Задаешься вопросом: в поисках чего Маленький принц совершает это путешествие по планетам? Не того ли, что во все времена ищут мудрецы и философы, – истины и смысла жизни?

Слова «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь» могут и должны стать девизом молодого поколения (как бы пафосно это ни звучало), поколения, вступающего в жизнь, сталкивающегося со многими соблазнами и жизненными ловушками, которых надо постараться избежать благодаря почерпнутой в книге мудрости, пока не накопили свою. Многие считают, что эта книга читается по-разному в зависимости от возраста, рода деятельности, восприятия мира и отношений с миром того, кто в нее погружается. Кроме того, многие критики и писатели сходятся на том, что в реальности произведение адресовано не детям, а взрослым, которые утратили способность быть искренними, уступив рациональным законам взрослого мира. И моральная составляющая касается больше взрослых, нежели детей.

Современник

Наверняка многие из нас помнят бесчисленное количество цитат из этой книги, не буду их здесь повторять. По мере прохождения по жизни каждый наполняет их своим содержанием, удивляясь мудрости и проницательности автора.

Наконец, отмечу, что сказка переведена более чем на 270 языков и диалектов. Это самое переводимое произведение после Библии. Не случайно оно столько лет вдохновляет поэтов и композиторов на создание песен, баллад, мюзиклов. Фразы из «Маленького принца» используются в кино, театре, на оперных сценах и в книгах, в мультфильмах и рекламе, а также в учебных пособиях по изучению иностранных языков. Одним из таких пособий я пользуюсь в своей преподавательской деятельности. Как правило, учащиеся слушали или читали эту сказку в детстве, но всякий раз, работая с оригинальным текстом, они заново приобщаются к поискам истины, проходят дорогами дружбы и любви главных героев, обогащая себя этими поисками и размышлениями.

Убеждена: к «Маленькому принцу» можно возвращаться в любом возрасте, чтобы находить новые ответы на старые вопросы и задавать себе новые. Это, на мой взгляд, призвание всех классических произведений. Поэтому сразу вспомнилась фраза Игоря Волгина, известного филолога и историка, ведущего передачи «Игра в бисер» на канале «Культура»: «Читайте и перечитывайте классику!»

Книги на английском языке с параллельным переводом

Анна Суворова, приглашенный преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин факультета социально-экономических и компьютерных наук пермского кампуса НИУ ВШЭ, приглашенный преподаватель департамента менеджмента Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента санкт-петербургского кампуса НИУ ВШЭ

Нереально сложный вопрос про одну любимую книгу. В детстве, с того момента, как в детском саду меня научили читать по книге октябрятских речевок – важный штрих эпохи, и до момента поступления в художественное училище (было и такое), главным занятием позднесоветского ребенка в очках было чтение. Я прочитала несколько раз все, что было дома (небольшая и странная подборка: от десятитомника Александра Пушкина до собрания сочинений Марка Твена), приходила каждый день в библиотеку «на районе» и, возвращаясь обратно, читала книгу на ходу (о, это чтение на ходу еще до эпохи смартфонов). Странно прозвучит, но за эти несколько лет было прочитано много разной белиберды, включая советские литературные агитподелки. Моим фаворитом начала 1990-х стала книжка текстов Сергея Довлатова, найденная в провинциальном книжном среди залежавшихся на полках советских опусов о детстве Сергея Кирова. Меня совершенно заворожили довлатовские тексты, я заканчивала читать книгу и начинала заново, сейчас наизусть помню многие фрагменты. Мне кажется, именно через довлатовский «Компромисс» (1981) сложилась моя любовь к поздней советской эпохе и ее обостренное ощущение. Я застала эпоху застоя ребенком, была школьницей в перестройку, и, возможно, именно благодаря Довлатову эти детские воспоминания как-то особо рефлективно и точно запечатлелись в моей памяти. Кстати, тогда же, в начале 1990-х, окончательно оформился мой личный нонконформизм и глубинное понимание феномена «двоемирия».

Мои главные вневременные фавориты – это книги, где повествование идет от лица героя «вне истеблишмента». В этом отношении книги на все времена, которые я читаю постоянно, – это как бы поток, в котором я могу быть абсолютно эквивалентна себе, – «Над пропастью во ржи» (1951) Джерома Сэлинджера и «Шум и ярость» (1929) Уильяма Фолкнера. Особое удовольствие – читать эти тексты на языке оригинала, когда ты погружаешься в извивы английского (внезапно обнаруживаешь, что некоторые сленговые словечки переведены в формате, который могла допустить цензура), и путешествовать по пространству, описываемому в текстах (проверить, как там зимой утки в Центральном парке).

Эрих Мария Ремарк
Эрих Мария Ремарк
Интересные факты

Елизавета Смирнова, академический руководитель образовательной программы «Иностранные языки и межкультурная коммуникация в бизнесе», доцент департамента иностранных языков факультета социально-экономических и компьютерных наук пермского кампуса НИУ ВШЭ

Вопрос о любимой книге всегда ставит меня в тупик. Мне кажется, сложно назвать одно любимое художественное произведение, потому что, во-первых, в истории мировой художественной литературы столько сокровищ, что невозможно остановиться только на одном. Книги, которые я читала в детстве и юности и с удовольствием перечитывала во взрослом возрасте и к которым, думаю, еще не раз вернусь, – это романы «Дженни Герхардт» (1911), «Сестра Керри» (1900) и «Американская трагедия» (1925) Теодора Драйзера, «Будденброки» (1901) Томаса Манна, практически все книги Эриха Мария Ремарка, «Жизнь» (1883) Ги де Мопассана и многие-многие другие.

Во-вторых, со временем меняются приоритеты человека, меняется восприятие действительности, даже просто настроение, и то, что нравилось несколько лет назад, сейчас уже может не вызывать прежних эмоций. Например, когда я училась в университете, мне в руки попали новеллы Стефана Цвейга, я прочитала их запоем и просто влюбилась в «Письмо незнакомки» (1922). Каждая строчка, каждое слово находило во мне отклик, я буквально рыдала над этим произведением, настолько точно оно совпало с моим тогдашним душевным состоянием. Спустя годы, когда я перечитывала Цвейга и вспоминала свои впечатления от этого произведения, мне не верилось, что оно могло вызвать настолько сильные эмоции, при этом я и сегодня восхищаюсь мастерством автора и нисколько не хочу умалить художественную ценность его сочинений. Вообще, я очень люблю жанр новеллы. Я думаю, что мастерство писателя наиболее полно раскрывается именно в коротких произведениях, когда всего на нескольких страницах разворачивается сюжет, вырисовываются характеры героев и создается определенный эмоциональный фон. Есть рассказы, которые заставляют возвращаться к проблемам, поставленным в них, на протяжении многих лет. Задавать себе вопросы о том, как бы я поступила на месте героев, и получать разные ответы в разные моменты жизни. К таким произведениям относятся, например, «Первые и последние» (1920) Джона Голсуорси, «Маттео Фальконе» (1929) Проспера Мериме, «Непокоренная» (1944) Сомерсета Моэма.

Сомерсет Моэм
Сомерсет Моэм
e11enai / Livejournal

Академическая книга

Елена Хромова

Наверное, опять же тесное знакомство с французской культурой, ее литературой, философией и историей подвигло на более скрупулезное изучение философских основ этой культуры. Специфика профессиональной деятельности всегда подогревала интерес к русско-французским гуманитарным исследованиям.

Работая в течение долгого времени на стыке нескольких гуманитарных дисциплин, пришла к изучению проблем перевода. Особенно после прочтения книги Наталии Автономовой «Познание и перевод. Опыты философии языка» (2008). Наталия Автономова – филолог и философ, переводчик многих текстов французских философов (Жака Лакана, Мишеля Фуко, Жака Деррида), которых она открыла российскому читателю, продемонстрировав новые области мысли и одновременно внеся вклад в копилку русского философского языка.

Взгляд на проблемы познания через перевод дает новое представление о различных объектах в гуманитарном знании. Перевод ведь затрагивает разные области культуры: лингвистику, философию, психологию, предоставляя одновременно для этих наук ценный материал для осмысления. Являясь междисциплинарной проблемой, перевод становится не только посредником в межкультурной коммуникации, но и условием возможности познания в гуманитарных науках.

Такой же интерес вызвала и следующая работа Наталии Автономовой «Открытая структура: Якобсон – Бахтин – Лотман – Гаспаров» (2014), где автор продолжает изучение проблем, поставленных в книге «Познание и перевод», но уже на примере работ русских филологов ХХ века. Изучение русского филологического наследия позволяет по-новому взглянуть на вечные вопросы познания на материале русской культуры.

Анна Суворова

Мое базовое образование – художественное, я как раз тот искусствовед, которому можно сказать: «А сам попробуй нарисуй», – и я нарисую. Когда я изучала искусство как практик, оно для меня выглядело как что-то очень физическое и тактильное: штрихи угля по пористой бумаге, запах масляных красок, динамика или статика композиции, пропорции, колорит, тональность. Но однажды мне в руки попала книга Александра Якимовича «Магическая вселенная» (1995), в которой внезапно (магия!) соединились ранее не соединимые в моем понимании вещи: литература и политика, живопись и технология – и далее по списку. Для меня, студентки худграфа, текст казался нереально сложным, за каждой строчкой стояла длинная история, тома, фильмы, биографии. Эта свободная логика повествования, далекая от штудий источников, меня совершенно заворожила. После было еще много сотен книг по искусству, но книга Александра Якимовича, на мой взгляд, была таким рубежом понимания. В год выхода и прочтения этой книги, в 1995-м, я окончательно решила, что буду историком искусства, оставила занятия живописью и засела за подготовку к вступительным экзаменам в Академию художеств.

Кстати, спустя два десятка лет я познакомилась с автором лично: Александр Клавдианович стал официальным оппонентом в процедуре защиты моей докторской диссертации. К моему огромному удивлению, именно Александр Якимович в этот второй раз сыграл в моей судьбе поворотную роль, дав очень высокую оценку моему исследованию, посвященному дискурсу аутсайдерского искусства. Странно признаться, но нереальное внутреннее волнение от нашей личной встречи было для меня более сильным, нежели вся процедура защиты. Мне кажется, что в логике своих исследований я на каком-то уровне ментального движения к соединению, казалось бы, несоединимого наследую логику Александра Якимовича и его «Магической вселенной».

Елизавета Смирнова

Большое влияние на становление меня как исследователя, а именно на мой интерес к корпусной лингвистике, оказала не книга, а онлайн-курс, который я прослушала несколько лет назад на платформе FutureLearn. Это был курс “Corpus Linguistics: Method, Analysis, Interpretation” от Университета Ланкастера. После этого я прочитала много книг и статей по корпусной лингвистике, но отдельно хочу рассказать о книге Дугласа Байбера (Douglas Biber) “Variation across Speech and Writing”. Говорят, что человек, по-настоящему глубоко разбирающийся в своем предмете, может говорить о нем простым языком так, что суть будет понятна даже ребенку. Дуглас Байбер относится как раз к таким ученым. Книга читается как художественное произведение и захватывает с первых страниц. Автор чрезвычайно логично и доступно излагает основы предлагаемого им метода анализа языковых данных, привлекая дискурс-анализ, корпусный анализ, а также статистику. Поражает способность ученого охватить огромный спектр вопросов, при этом сохраняя простоту и последовательность изложения. Удивительно, что метод, предложенный более 30 лет назад, до сих пор не потерял своей актуальности, и масса исследований в области корпусной лингвистики до сих пор основаны на байберовском многомерном анализе.

MOOC 'Corpus linguistics: method, analysis, interpretation'
MOOC 'Corpus linguistics: method, analysis, interpretation'
Lancaster University / YouTube

Книги и студенты

Анна Суворова

Как человек, который вечно хочет блага, я уверена, что каждый должен прочитать что-то из текстов Мишеля Фуко. Так я думаю не только относительно своих студентов, но вообще про всех людей – вот такая в моей голове просветительская утопия. Так как если тебе станет понятно, что такое дискурс, то (можно управлять Вселенной, не привлекая внимания санитаров, – зачеркнуто) устройство реальности обретет новые фантастические горизонты и глубину. Может показаться странным: зачем историку искусства, куратору, арт-менеджеру Фуко? Но именно его тексты помогают провести деконструкцию систем и нарративов, больших и незыблемых: искусство, музей, художник и далее. Конкретный текст, который я разбираю со студентами, во многом зависит от курсов, которые я веду: «Археология знания» (1969), «История сексуальности» (1976–1984), «История безумия в классическую эпоху» (1961). По итогам последнего прочтения Фуко со студентами я увидела в сториз участницы семинаров: «Это были лучшие пары в жизни».

Мне тексты Фуко и его теория дискурса представляются открытой системой, к которой могут быть адаптированы разные объекты. Собственно, и мое большое исследование аутсайдерского искусства, надеюсь, стало расширением этой системы. Как говорил Фуко в одном из интервью: «У меня нет ни общей теории, ни надежного инструментария. И потому я двигаюсь на ощупь, я, как умею, создаю инструменты, предназначенные для выявления разных объектов». В этом отношении, мне кажется, «двигаться на ощупь» – это как раз самая прорывная с точки зрения науки история, хотя и требует смелости и влечет много рисков. По секрету говоря, Фуко не только научил меня специфической оптике гуманитарного знания, но и помог справляться с прессингом со стороны достаточно консервативного искусствоведческого сообщества в ходе продвижения моей диссертации. Так как я соединяю, как писали в одном негативном отзыве, «искусство сумасшедших и Пролеткульт», исследование отклонило несколько советов, и понимание того, что это дискурс научного знания в данном небольшом временном отрезке и сообществе, очень выручило.

5 сентября, 2022 г.